Читаем без скачивания Неосторожность - Чарлз Дюбоу

– Ты слишком хороша, – улыбается Гарри. – Однажды я тебя побью.

– Может, будет тебе подарок ко дню рождения, – отвечает она.

Так повелось давно. Это похоже на греческий миф, в котором финал всегда одинаковый. Думаю, если бы Гарри по счастливой случайности удалось вырваться вперед, он бы сбросил скорость. Мир, в котором Мэдди не побеждает в заплывах, – мир, где ни один из них не хотел бы жить.

Из воды, пошатываясь, выходит Клэр. Вид у нее измученный, она не ожидала, что проиграет.

– Веселее, Клэр, – со смехом говорит Гарри, похлопывая ее по спине. – Наверное, надо было предупредить, что Мэдди в колледже была пловчихой олимпийского уровня. Выиграла в старших классах чемпионат Мэриленда, вошла во второй состав сборной США. Я ее и догнать-то не могу, не то что победить.

Это правда. Мэдди – прекрасная спортсменка. Видели бы вы ее удар на поле для гольфа.

Уперев ладони в поясницу и слегка прогнувшись в талии, Клэр никак не может отдышаться. Она молча принимает сказанное к сведению, но я вижу, как Клэр смотрит на Мэдди. Ей все еще не верится. Юношеская самоуверенность мешает ей понять, как кто-то десятью годами старше мог ее так легко одолеть, особенно когда она рассчитывала на победу. Клэр видит в Мэдилейн нечто, чего не замечала прежде. Я знаю это ощущение.

Она подходит к Мэдилейн, которая вытирает волосы, и говорит:

– Это было потрясающе. Вы отлично плаваете. Почему вы бросили?

Мэдди поворачивается, освещенная солнцем. Она похожа на существо иной, высшей породы.

– Я не бросила. Просто нашла вещи поважнее.

Я вижу, что Клэр озадачена ее ответом. Наблюдаю за ее лицом. Она не привыкла к тому, что талант воспринимают как должное.

– Если бы я плавала, как вы, я бы не бросила.

Мэдди улыбается:

– Идемте, поможете мне с ланчем.

Они опускаются на колени возле сумок. Достают запотевшие пивные бутылки, холодные куриные ножки, оставшиеся от вчерашнего обеда, сандвичи с яичным салатом, домашние чипсы. Арахисовое масло и желе для Джонни. Мы усаживаемся на одеялах и с наслаждением жуем. Я сижу на низком старомодном пляжном стуле, в потрепанной соломенной шляпе с поломанными краями – прячу от солнца свою растущую лысину. Клэр наклоняется ко мне и шепчет:

– Что случилось с Джонни?

Тот снял рубашку. По его загорелой груди тянется длинный белый шрам.

– Сердце, – отвечаю я. – Ему сделали несколько операций, когда он был совсем маленьким.

– Сейчас все хорошо?

Я киваю. Предпочитаю об этом не вспоминать.

Она встает и пересаживается поближе к Джонни. Они играют на песке. Строят замок. Взрослые говорят о политике. Гарри и Нэд, как всегда, высказывают противоположные мнения. Мэдди читает, не обращая на них внимания, как всегда. Сисси лежит на животе, распустив завязки купальника. Я тоже собираюсь почитать, но у меня тяжелеют веки. Вижу вдалеке Джонни и Клэр – они идут вместе вдоль моря, собирая ракушки, – а потом засыпаю.

5

Ресторан расположен в здании старой фермы. Местные легенды утверждают, что в прошлой жизни здесь был подпольный кабак времен «сухого закона». Через дорогу находится одна из немногих ферм, оставшихся в округе; над полями молодой кукурузы в сумерках тишина. Хозяйка, Анна, ростом едва ли в пять футов, рыжая, коротко стриженная, нос у нее крючком. Она не замужем. Ее мать, умершая несколько лет назад, была очень толстой, она каждый вечер сидела в душной кухне, пока не уходил последний посетитель. Увидев нас, Анна бросается обнимать Мэдди, Гарри и меня, и мы знаем, что это знак внимания не только к Гарри, уважаемому писателю, но и к нам, давним верным клиентам. На стене за баром висят выцветшие обложки книг в рамках, подписанные постоянными клиентами. Воннегут, Плимптон, Джонс, Уинслоу.

– Опаздываете, – корит нас Анна.

Мы задержались дома посмотреть на закат и уже немного выпили. Гарри смешивал мартини.

– Я чуть не отдала ваш столик. У нас сегодня много народу.

Ожидающие клиенты толпятся у небольшого бара, где разливает напитки Коста. Мы машем ему руками и идем за Анной к своему столику. Обстановка здесь не менялась с тех пор, как я начал ходить в этот ресторан в семидесятые годы, с родителями, а может быть, и со дня открытия. Стены потемнели от старости.

– Вы хотели столик в зале?

Летом накрывают и на веранде, но там слишком яркий свет, а мы этого не любим. Там сидят миллионеры. Зал уютнее, столы и стулья деревянные, не то что пластик снаружи, скатерти в красную клетку застираны и заплатаны. В углу огромная старая чугунная печка. Мы просим одну из официанток-вьетнамок принести нам еще мартини. Вьетнамцев тут целая семья. Все они живут в трейлере за рестораном.

– Вот увидите, какое тут мясо, – говорит Гарри, обращаясь к Клэр через стол. – Лучшие стейки в мире.

Она смотрит на цены и шепчет мне:

– Уолтер, все очень дорого.

Дорого, правда. Ресторан не из тех, куда бы она пошла, если за ужин не платит мужчина. Я вижу, как она считает в уме. И помню, каково это – проводить вечер с людьми, привыкшими ни в чем себе не отказывать, когда у тебя всего пара долларов в банке.

Однажды в колледже я пошел с однокурсниками в ресторан на Верхнем Ист-Сайде. В бумажнике лежала моя первая кредитка. Вручая ее мне, отец сказал: «Уолт, это только на самый крайний случай». У меня было еще с полсотни долларов наличными, тогда это было целое состояние. Один из наших, сын винного импортера, выросший в роскоши в Коннектикуте и Англии, мимоходом уведомил нас, что будет икру. Другие, кому так же повезло, тоже заказали. Я сглотнул, увидев цену. Потом он заказал вино – шампанское и бордо.

Я не привык так жить. Часть меня жадно тянулась к новому опыту, другая ужасалась расточительности. Не забывайте, мы не были бедны. Но моя полностью контролируемая жизнь, в которой имелись только карманные деньги, интернаты, загородные клубы и колледж, уберегла меня от подобного разврата. Я честно заказал самое дешевое блюдо в меню. Какую-то курицу. Это, конечно, не имело значения. Когда принесли счет, мы поделили его поровну. Я пришел в ужас, увидев, что моя доля составляет почти сто долларов. Никогда в жизни не тратил таких денег на еду. Если мои товарищи были так же поражены, то им удалось это скрыть. Я узнал, что таково правило. Джентльмены не спорят из-за счета. Неохотно протягивая карточку, я чувствовал себя полным идиотом, особенно при мысли о тех, кто обожрался за мой счет.

Когда я рассказал отцу о случившемся, он заверил меня, что заплатит по счету. На сей раз.

– Надеюсь, это послужит тебе уроком, – сказал он. – В следующий раз я тебя выручать не стану.

Я наклоняюсь к Клэр и шепчу:

– Не волнуйтесь. Мы угощаем. Вы – наша гостья.

Она молчит, но глаза ее полны благодарности. Красивые глаза.

Мы делаем заказ. Нам приносят напитки. Потом тарелки горячего саганаки, это большей частью расплавленный греческий сыр. Изумительно вкусно. Тарамасалата, хлеб, оливки. Вино. Мы много смеемся, Гарри поднимается и рассказывает смешную историю, изображая акцент и исполняя своего рода танец, отчего мы все рыдаем от смеха.

Наконец приносят стейки. Большие куски поджаристой говядины, толстые, с обуглившейся корочкой соли и перца, с капающим с боков искристым жиром. Мы набрасываемся на них, как ездовые собаки.

– Боже мой, я в жизни ничего вкуснее не ела, – задыхается Клэр.

Мы все одобрительно мычим, нам слишком хорошо, чтобы перестать жевать.

Кладя в рот очередной кусок, я ощущаю, что Клэр напряглась. Смотрю на нее, беспокоясь, не подавилась ли она. Но дело не в этом. Она что-то увидела. Я оглядываюсь в направлении ее взгляда.

– Как жизнь, Уинслоу?

Это Клайв. Стоит возле стола, смотрит исподлобья. По-моему, он краснее обычного.

– Клайв, – произносит Клэр, – что ты…

– Тихо. Я не с тобой говорю.

Гарри кладет нож и вилку. Мы все сидим в ожидании. Нэд отодвигается со стулом назад. На его шее вздуваются мышцы.

Гарри говорит:

– Клайв, я бы попросил тебя не разговаривать с Клэр таким тоном.

– Буду с этой сучкой говорить, как посчитаю нужным. Ну, – он поворачивается к Клэр, – ты его уже трахнула? – Потом смотрит на Гарри и продолжает: – Трахается она неплохо, а, Гарри?

Я замечаю, что он глотает начальные звуки, и это выдает его истинное происхождение. Да, знаете ли, я сноб. Но разве это хуже, чем притворяться кем-то, не будучи им?

– Иди отсюда, Клайв. Ты пьян.

– Ну и что?

Он с усмешкой поворачивается к Мэдди:

– Ты за ней смотри, а то она отымеет Гарри, как только ты отвернешься.

– Ну все, хватит.

Гарри встает и шагает к Клайву.

На мгновение мне кажется, будто Гарри ударит его. Клайву, похоже, тоже так кажется – он невольно дергается, ожидая удара. А Гарри силен, может, не такой силач, как Нэд, но достаточно крупный. Нельзя играть в хоккей так, как играл Гарри, и не научиться махать кулаками. Вместо этого Гарри сгребает Клайва за лацканы.

– Клайв, я не понял, что ты тут нес, но ты явно перепил, – говорит он. – Я хочу, чтобы ты извинился перед моей женой, Клэр и Сисси. Потом заплатишь по счету и уберешься отсюда.