Читаем без скачивания Повелитель Вселенной - Памела Сарджент

Дайр Усун потер подбородок.

— Вот это история.

— Она говорит о том, что хан справедливый человек. Я ни разу не пожалел, что присягнул ему. К предателям он безжалостен, но честного человека он почитает, и те, что когда-то были его врагами, хотят служить в его войске.

— Это обнадеживает меня, — сказал Дайр Усун. — Наверно, он простит старого мэркита и возьмет мою дочь в жены. Смотреть на нее приятно, она хорошая сильная девушка. Поклонников у нее хватало, но они ни разу не предложили того, что она стоит.

Наяха сглотнул, кадык его дернулся.

— Думаю, хану твоя дочь понравится, — хрипло сказал он. — Обещаю тебе, что я доставлю ее к нему в целости и сохранности. — Он встал. — Теперь я вас покину, отдыхайте.

Он быстро вышел из юрты.

Когда отец и его люди уснули, Хулан вышла прогуляться. Несколько монголов стояли в карауле за юртами. В конце лагеря сидели на корточках у костра Наяха и еще два монгола. Вечером он приходил в юрту, слова его предназначались Дайру, но она почувствовала, что он смотрит на нее.

Она обошла юрту и прокралась за кусты, а потом взошла на пригорок, где находились стреноженные лошади. Она не могла уснуть, и в юрту не хотелось возвращаться.

Хулан села, положив руки на колени, и вдруг почувствовала, что кто-то наблюдает за ней. Она обернулась, в темноте кто-то шел к ней.

— Почему вы сидите здесь, госпожа?

Она узнала голос Наяхи.

— Не могу уснуть, — ответила она.

— Прошу прощенья, но вы бы закрывали лицо, да и голову покрывали, когда выходите из юрты. Ночью не видно, а днем лицо свое не показывайте.

В темноте не было видно его лица. Она подумала о теплоте, которую источали его глаза прежде.

— Тебе не нравится мое лицо? — спросила она.

— Я поклялся доставить тебя в целости и сохранности. Мне не хочется, чтобы кто-нибудь из моих людей соблазнился и поступил с тобой бесчестно. Мужчина может забыться при виде красоты.

Значит, он считает ее красивой. Она крепко обхватила ноги. Ей не следовало бы оставаться с ним здесь наедине, отец может проснуться и поинтересоваться, где она.

— У тебя есть жена, Наяха?

Он приблизился и сел. Стоило бы ей протянуть руку, и она коснулась бы его.

— Я захватил женщину, когда мы воевали с татарами, — сказал он. — Она была самая красивая среди пленниц, и ее красота тронула мое сердце, но мы поклялись предлагать самых красивых женщин хану. Так что я отвел ее к нему, но он вложил ее руку в мою и сказал, что я могу взять ее в жены. Он самый щедрый человек — если у воина нет шубы, он отдаст свою. Он много добывает и столько же раздает другим.

У Наяхи уже была красивая жена, это расстроило ее. Но жену дал ему хан, и это внушало надежду.

— Ты, наверно, скучаешь по ней, — сказала она.

— Сейчас она ждет ребенка и поэтому счастлива. Прежде ей было худо — она часто плакала, вспоминая погибших отца, младших братьев и жениха. Хан не мог простить тех, кто погубил его отца, и нам приказали убить всех пленных мужчин, оставив в живых лишь маленьких мальчиков.

— Я знаю, что он сделал с татарами, — сказала Хулан. — Ты называешь его великодушным и благородным, но с татарами он поступил жестоко.

— Они были его смертельными врагами. Я не хотел исполнять его приказ, но пришлось подчиниться — если бы он позволил им жить, рано или поздно они бы отомстили. Мира с ними быть не могло.

— Не может быть мира, — сказала она, — пока люди воюют.

— Может быть, войны кончатся, когда сдадутся все враги хана. Тогда мы станем одним улусом, и не надо будет воевать. — Он тихо засмеялся. — Глупая мысль. Войны будут всегда: чем бы стали мужчины, если бы не воевали? Слабодушными людьми, пастухами, легкой добычей для любого врага. Можно ли существовать, ничего не завоевывая? Мужчины будут в таком мире жить бесцельно, не думая ни о чем, кроме набивания своих животов и воспитания сыновей, таких же бесполезных, как они сами.

— Может быть, они найдут себе еще какое-нибудь дело, — предположила она.

— А что еще делать? Воевать — мужское дело, надо быть всегда готовым к войне. — Он помолчал. — Ты странная, Хулан. — Она замерла, услышав свое имя, произнесенное его устами. — Женское дело — заботиться о муже и детях, заниматься хозяйством и скотиной, чтобы освободить мужчину для войны. Без женщин, берущих на себя такие дела, мы бы не смогли воевать, а если мы не будем воевать, то станем бесполезными для вас.

— Мой отец воевал всю жизнь, — сказала она, — и это принесло нам только смерть и поражение. Теперь он должен сдаться твоему хану. Было бы лучше, если бы он сдался много лет тому назад.

— Совсем не воевать? Ты хочешь невозможного, Хулан. Мужчина уважает врага, который храбро сражается. Того, кто кланяется ему из трусости, можно лишь презирать. — Он вздохнул. — И все же в твоих словах есть доля правды. Я сражался, потому что был обязан, но я не наслаждался войной, как другие. Как бы я ни радовался добыче, я с облегчением осознавал, что сражение кончилось.

Он долго молчал, а потом сказал:

— Когда-то я удивлялся, почему хан назначил меня сотником. Он знает людей, видит их насквозь — мне кажется, он заметил эту мою слабость. Но потом я услышал, как он говорил с другим человеком, одним из наших самых яростных бойцов, человеком, который может вынести голод, жажду, холод и легко преодолеть любые трудности, и я понял, почему из него не может выйти хороший командир.

— И почему же? — спросила Хулан.

— Хан сказал, что человек, который не может почувствовать того же, что чувствует его воин, человек, которого не трогают их слабости и беды, не поймет их нужд. Надеюсь, моя слабость делает меня хорошим командиром.

Она сказала:

— Я не нахожу человека слабым, если он не любит войны.

— Ты странная, Хулан. Ты вытягиваешь из меня слова, которые я никогда бы не произнес вслух. — Он встал. — И мне не следовало бы говорить их тебе. Возвращайся в юрту, и пусть тебе приснится муж, который ждет тебя.

Не успела она ответить, как он ушел.

88

Хулан покинула юрту на рассвете. Наяха со своими людьми стоял у стреноженных лошадей. Увидев ее, он улыбнулся.

Она пошла к нему. Как он и велел, она покрыла голову и замотала лицо. Наяха поклонился ей. Хулан показала на лошадей.

— Мне беспокойно сидеть в этом лагере. Я бы покаталась.

— Я подумал, что ты уже накаталась. А твой отец…

— Он спит. Он не возр… он будет доволен, если ты не станешь будить его.

Наяха посмотрел на своих людей.

— Ладно, но я не могу отпустить тебя одну.

Оседлав лошадей, они с Наяхой поехали, за ними, отставая на несколько корпусов, тронулись семь человек. Порывистый ветер поднимал пыль. Хулан послала лошадь в галоп, Наяха догнал ее. Небольшая сосновая роща стояла на северной стороне небольшого холма, что виднелся на юго-востоке. Она повернула к соснам, попридержав лошадь. Люди Наяхи ехали за ними врассыпную.

— Прощу прощенья, но дальше ехать не надо, — перекрикивал ветер Наяха. — Это ради твоей же безопасности. Я знаю, как вы с отцом жаждете поскорей добраться до цели своего путешествия.

— Я еду, — ответила она, — потому что должна покоряться отцу. Это его желание — предложить меня хану; оно никогда не было моим.

— Тебе не следует говорить это, Хулан. Любая женщина сочтет за честь стать одной из его жен.

Она погнала лошадь. Они молча доехали до сосен. Наяха объехал рощу вокруг и остановился. Хулан спешилась и повела лошадь к соснам.

— Не заходи в рощу, — сказал он. — Мы должны быть на виду у моих людей.

Она привязала повод к изогнутому корню и села.

— Ничего не бойся, Наяха. Если бы мы были совершенно одни, ты бы, я уверена, не позволил себе ничего бесчестного по отношению ко мне. — Слов этих уже не вернуть ей. — Ты слишком любишь своего хана, чтобы сделать это. Ясно, что твое единственное желание — отделаться от меня как можно скорей. — Ей хотелось сделать ему больно, отстегать его своими словами. — Мужчине, который предлагает желанную пленницу своему хану, наверняка можно доверять.

Он побледнел. Он слез с лошади и сел в нескольких шагах от нее.

— У твоего племени будет мир, — сказал он, — когда Дайр Усун присягнет хану. Мы с моими людьми перестанем охотиться на вас. Еще вчера вечером ты говорила мне, как ты жаждешь мира.

— Да, й твой хан будет тебе благодарен за то, что ты защищаешь меня, и, может быть, даже наградит тебя за это.

Он поджал губы.

— Знать, что я выполнил свой долг, — это уже награда.

Хулан некоторое время молчала.

— Может быть, ты мне расскажешь немного о других его женах, — сказала она наконец.

Он повернулся к ней.

— Его главная жена — Бортэ-хатун, — сказал он. — Она до сих пор красива и мудра. Но ты, разумеется, знаешь о ней — ваши брали ее в плен. Никогда не напоминай хану об этом.