Читаем без скачивания За свободу - Роберт Швейхель

Исключительно удобную позицию, соответствующую намеченному Гиплером плану, представлял собой городок Краутгейм, лежавший высоко на холме, господствовавшем над долиной Якста. Отсюда, отрезав Восточную Франконию, можно было мешать продвижению Трухзеса. Укрепившись в Краутгейме, крестьяне могли бы не только держать в своих руках всю еще не усмиренную область до самого Штуттгарта, но и охранять подступы к Тауберу и среднему течению Майна, что имело огромное значение для снабжения войск необходимыми припасами. Обойти эту позицию было невозможно. С правого фланга ее прикрывали Аллерсгейм и Аморбах, а фланговый марш через Мильтенберг обнажил бы Штуттгарт. С левого же фланга обход был невозможен, покуда держался Ротенбург. Лишь Гальтенбергштеттен, замок Цейзольфа фон Розенберга, прерывал линии крестьянской обороны и потому подлежал разрушению. Фронтальные подступы были защищены не только самой природой, но и целым рядом замков и крепостей графов Гогенлоэ — союзников крестьян. Нужно было предложить графам безотлагательно снабдить свои гарнизоны артиллерией, снаряжением, пополнить людьми и съестными припасами.

Но когда на следующий день Флориан Гейер и Вендель Гиплер изложили этот план перед собранием, они натолкнулись на упорное сопротивление. Даже неоспоримые доказательства выгодности позиции под Краутгеймом не оказали на членов военного совета никакого действия. Они и слышать ничего не хотели. Прав был Симон Нейфер, утверждая, что большинство крестьянских главарей враждебно Флориану Гейеру. Не только тщеславие, зависть, мелкое честолюбие военачальников, но и диспутомания и нетерпимость попов вылились сейчас наружу в этой постыдной словесной перепалке. Люди слишком зажились в богатом Вюрцбурге и не хотели покидать его, как им казалось, без большой нужды. Какое им дело до швабов или вюртембержцев? Даже обращения к союзным общинам не были разосланы. При всей поддержке, которую оказывали Флориану Гейеру и Венделю Гиплеру Большой Лингарт, братья Мецлеры, Ганс Кольбеншлаг, Грегор из Бургбернгейма и Иорг Шпельт, драгоценное время шло, а дело не двигалось с места. Канцлер был близок к отчаянью.

— Ну что ж, отлично! — крикнул он с горечью. — Будем сидеть здесь сложа руки и ждать, пока Трухзес не перережет нас всех или зажарит живьем. В этом и будет все наше геройство.

На следующее утро в комитет явился Гец фон Берлихинген — впервые со времени разгрома церкви св. Буркхарда. С большим трудом ему удалось протиснуться через толпу крестьян, запрудившую всю площадь. Там были воины Черной рати, ротенбургского ополчения, евангелической рати, стоявшие лагерем в Гохберге. Привезенные Гиплером вести взбудоражили весь крестьянский стан, и раскол в комитете грозил передаться всему войску. Навстречу рыцарю с железной рукой неслись яростные крики: «Поможем нашим братьям!», «Долой предателей общего дела!», «В поход! В поход!» В комитете представители враждующих партий угрожающе наступали друг на друга, и лишь Якобу Колю с его громовым голосом удалось водворить относительную тишину. Заседание открылось. Слово взял Гец. Он заявил, что теперь уже слишком поздно совещаться. Примет ли комитет план Гейера или отвергнет его, он, Гец, немедленно порывает с евангелическим воинством. Братья на Неккаре зажаты в тиски неприятелем и молят о помощи.

— А я утверждаю, — воскликнул возмущенный Флориан Гейер, выпрямившись во весь свой рост, — что всякий, кто покидает своих братьев в нужде, предает дело свободы. Он подлежит военному суду, и с ним надо поступить, как с предателями в Вейнсберге.

Среди поднявшегося ропота Гец вскинул на него странный, почти смущенный взгляд и сказал:

— В Вейнсберге? Вот как раз из-за Вейнсберга я и явился сюда. Трухзес отомстил за эту кровавую резню. Вейнсберга больше не существует. Железные рейтары окружили город, вышвырнули оттуда стариков, женщин и детей, — мужчины еще раньше бежали, — и подожгли город со всех концов. Сегодня на рассвете мне донес об этом гонец. Весь город со всем имуществом, скотом, запасами обращен в пепел. Не уцелело и десятка домов. Вейнсбержцы бежали с пустыми руками, ландскнехтам запрещено было грабить. И в то время как все добро погибало в огне, глашатаи объявили разбегавшимся с воплями горожанам, что то место, где прежде стояли город и замок, должно остаться пустынным на вечные времена. Все доходы с окрестных полей переходят в казну, за исключением крупной суммы, которая будет выплачиваться ежегодно вдове графа фон Гельфенштейна и его сыну. А за несколько дней перед тем таким же образом был сметен с лица земли и Бекинген, родина Еклейна Рорбаха.

Все застыли в немом ужасе. Теперь уже никто не возражал против предложения Гейера, которое было принято единогласно. Комитет издал приказ о возвращении под знамена всех находящихся в отпуску, разослал вербовщиков, обратился к братским общинам с призывом быть в боевой готовности. Он написал графам фон Гогенлоэ, чтобы они, не теряя времени, привели в состояние обороны все расположенные на западе крепости и замки, обратился к ротенбургскому магистрату со строгим наказом разрушить Гальтенбергштеттенский замок и потребовал у него новую партию пороху и ядер.

Наутро Гец фон Берлихинген и Иорг Мецлер выступили на Краутгейм с оденвальдцами и неккартальцами общей численностью в восемь тысяч человек. Подкрепления должны были следовать за ними. Флориан Гейер обещал канцлеру, сопровождавшему евангелическое войско, по первому же зову присоединиться к ним со своей Черной ратью. Гофманша не последовала за своими земляками. Она осталась в Гейдингсфельде дожидаться, пока решится судьба Мариенберга.

Тем временем в каждую картауну впрягли по двенадцати лошадей и пушки втащили на самую вершину Николаусберга. Вюрцбуржцы вырыли на Телле две линии траншей и пригласили рудокопов, чтобы подвести мину под крутую скалу у церкви св. Буркхарда и по всем правилам искусства взорвать на воздух епископский замок. Между тем канонир Ганс Буслер открыл огонь из своих батарей. Орудия с горы св. Николая, с Телля и городских башен извергали громы и молнии, и от непрерывного грохота содрогалась земля. Осажденные пока берегли порох. Как только они втащили бомбарду на крышу сеновала в замке, они тут же открыли убийственный огонь по траншеям, но выбить оттуда вюрцбуржцев не смогли. Ротенбургские картауны не оправдали ожиданий, так как вершина Николаусберга была ниже замка. Поэтому из Ротенбурга был выписан литейщик Шиллер и ему было поручено отлить такую пушку, перед которой не устояла бы ни одна стена. Мастер тотчас же принялся за работу, но события опередили его.

Хорошо пристрелявшаяся батарея на Класберге наносила епископскому гарнизону серьезный ущерб, и в один прекрасный день тяжелые ядра отбили у замка целый угол стены. Но сему поводу в Вюрцбурге было большое ликованье, и в «Зеленом дереве» опять началась запись охотников для повторного штурма замка. К счастью, еще свежи были воспоминанья об ужасах ночи 15 мая. Они отпугнули тех, на кого не подействовали протесты Флориана Гейера и Келя, считавших непростительным легкомыслием посылать на верную гибель людей теперь, когда нужно было беречь каждого человека для предстоявшей решительной схватки. Тем более что замок, отрезанный осаждающими со всех сторон, скоро должен был пасть, как перезрелый плод, в руки вюрцбуржцев. Народ валом валил в «Зеленое дерево», но там объявилось куда больше охотников промочить горло, чем идти на приступ. День был знойный и душный. С наступлением сумерек в небе заблистали зарницы.

В глубоком раздумье стоял Флориан Гейер перед окном своей каморки в доме священника. Итак, поход против Геннебержца и маркграфа Казимира — дело решенное. Но препирательства по этому поводу длились так долго, что теперь все зависит от событий на западе. Флориан мысленно взвешивал преимущества краутгеймской позиции и боевые качества каждого крестьянского отряда.

Вспышка молнии вырвала из мрака церковную ограду, на фоне которой он увидел две фигуры в плащах, переходившие через улицу. Секунда, и они опять исчезли во тьме. Потом почти бесшумно отворилась дверь, и Гейер, встрепенувшись, спросил:

— Кто там?

— Говори тише, — отвечал сдавленный голос, показавшийся рыцарю очень знакомым. — Никто не должен знать, что я здесь.

Гейер достал трут, высек огонь и при свете голубоватого пламени пропитанного серой фитиля убедился, что не ошибся: перед ним стоял его шурин Вильгельм фон Грумбах.

— А твой спутник? — спросил он, сдержанно пожав ему руку.

— Он ждет внизу, у входа, — тихо отвечал Вильгельм. — Это мой конюх, Тес Ланг, ты его знаешь.

— К сожалению. Ну, садись. Можешь говорить громко. Мы одни. Но что привело тебя ко мне? Ты из Мариенберга?

Усевшись за стол, Вильгельм фон Грумбах продолжал, однако, говорить шепотом: