Читаем без скачивания За свободу - Роберт Швейхель

Глава пятая

В гейдингсфельдской церкви отец Амвросий служил панихиду по воинам, павшим под стенами Мариенберга. Он мог бы заодно помолиться и за упокой души трех тысяч тюрингских братьев, павших в бою в тот самый понедельник[120]. Впрочем, правильней было бы сказать не в бою, а во время бойни, ибо ландграф Филипп Гессенский, Эрнст фон Мансфельд и Георг Саксонский напали на крестьян, нарушив перемирие и не сдержав своего княжеского слова. Три тысячи крестьян были перебиты, триста пленных обезглавлены, Томас Мюнцер и его друг Пфейфер попали в руки вероломных князей. Но в Гейдингсфельде об этом еще ничего не знали. В своей прочувствованной проповеди брат Амвросий назвал павших мучениками свободы. Он сравнил их с первыми христианами, мученическая смерть которых сделала возможной победу истинной веры. Так и пролитая ныне кровь взрастит древо свободы и раскрепостит изнывающий под вековым гнетом народ.

Глубоко потрясенные его пророческой речью, слушатели — многим из них пришлось стоять во дворе, так как церковь не могла вместить всех, — начали расходиться. Остались лишь военачальники да члены военного совета, заседания которого происходили здесь, в церкви, с тех пор как мост через Майн находился под огнем мариенбергских батарей. Флориан Гейер и Пецольд кратко доложили о своей поездке в Ротенбург, а Эренфрид Кумпф вручил совету грамоту ротенбургского магистрата, коей он и Георг Шпельт уполномочивались представлять Ротенбург в военном совете. Тогда взял слово доктор Карлштадт. Ссылаясь на проповедь брата Амвросия, он стал говорить о том, что одна политическая свобода ни к чему не приведет, пока весь строй жизни не будет обновлен в духе первых христианских общин.

Но ему не дали высказаться: недаром его предал анафеме сам Лютер. Священники боялись, как бы его слова не повлияли на крестьян, и прервали его речь громкими криками протеста. Они не нуждаются в его поучениях и не хотят ничего и слышать о христианском коммунизме. Эренфрид Кумпф, возлагавший большие надежды на ученость и красноречие доктора, всеми силами старался восстановить тишину, но тщетно взывал к миру и единению. То, что хотел сказать о единении Карлштадт, так и осталось невысказанным; священник Бубенлебен не дал ему говорить, закричав, что он вносит сектантскую рознь в их лагерь, а Якоб Кель заорал благим матом, требуя тишины. Довольно дрязг, пусть господин доктор отряхнет прах у их порога, они его не звали и в его помощи не нуждаются, и нечего ему здесь, в комитете, делать.

Эренфрид Кумпф, которому нужно было ехать в Вюрцбург, чтобы передать бургомистру и магистрату приветствие от ныне вошедшего в их братство Ротенбурга, вышел из церкви вместе с доктором. Так закончилась поездка Карлштадта, начавшаяся при весьма неблагоприятных предзнаменованиях. Один из сопровождавших пушки стражников оказался тупым и свирепым фанатиком, видно, новая вера не просветлила его разума. Увидев доктора под аркой Ворот висельников, он пришел в бешенство:

— Не хотим ехать с этим злодеем! — завопил он и бросился с копьем наперевес, чтобы сбить Карлштадта с коня. К счастью, Георгу Шпельту удалось отвести удар.

Теперь доктора символически побили камнями сами священники крестьянских войск.

— Значит, служители нового папы преисполнены слепого усердия и спеси еще в большей степени, чем слуги папы римского? Они считают себя источником всякой мудрости, а сами смердят чудовищным невежеством. Нет, от такой смоковницы человечество никогда не получит доброго плода!

Такие горькие мысли высказал Карлштадт, прощаясь с бывшим ротенбургским бургомистром, после чего он вместе с провожатыми через Гаттенгофен вернулся в Ротенбург. Но стража у Ворот висельников отказалась его впустить, и бургомистр Берметер рассудил так: кто его выпускал, тот пусть и впускает. По счастью, об этом услышал Стефан фон Менцинген и, поспешив к воротам, именем комитета приказал впустить Карлштадта. Фрейлейн фон Бадель приютила его у себя.

Эренфриду Кумпфу был устроен в ратуше торжественный прием. Его приветственная речь удостоилась полного одобрения, особенно потому, что он упомянул о тирании епископов, отторгнувших Вюрцбург от империи, а также потому, что он призывал к разрушению Мариенбергского замка. Горожане единодушно избрали его своим шультгейсом, в каковом звании он и заседал с тех пор во внутреннем совете, тогда как Шпельт был избран в крестьянский совет.

Едва выехав из ворот Гейдингсфельда, Эренфрид Кумпф столкнулся с двумя вооруженными крестьянами, мчавшимися навстречу на взмыленных конях. То были Иорг Мецлер и Ганс Мюллер, по прозвищу Флукс, начальник гейльбронского отряда. Кумпф хотел было с ними заговорить, но они пронеслись мимо, не останавливаясь. Разгоряченные быстрой ездой, они вошли в церковь, где Большой Лингарт встретил их не очень любезным приветствием:

— Нечего сказать, приехали, как подобает настоящим союзникам! Вы думаете, раз вы не принимали участия в штурме Мариенберга, так вы не обязаны отдать последний долг павшим? Что?

— Послушай, любезный, — с видом превосходства оборвал его Флукс. — Стоит мне сказать тебе словечко, и ты раскроешь рот пошире, чем тот кит, что проглотил Иону.

— Поди ты, — осадил его Михаель Газенбарт из Мергентгейма, — при твоем уменье бахвалиться, тебе и китовой пасти мало.

Раздался взрыв хохота по адресу Ганса Флукса. Но Иорг Мецлер воскликнул:

— Хватит! Теперь нам не до шуток! Когда мы садились на коней, гейльбронцы привели двух пленных. Мы допросили их. Они оказались лазутчиками из Фрауенберга. Один из них, по прозвищу долговязый Вильм, возвращался в замок из Гейдельберга; другой пробирался к епископу. Они встретились в Вальдбютельбруне, где, сидя в трактире, делились своими секретами.

— А вот и письмо епископа к маркграфу Фридриху! — воскликнул Флукс, размахивая бумажкой, которую он вытащил из-за пазухи. — Мы его нашли в копье Вильма.

— Читай! Читай! — закричали со всех сторон.

Ганс Флукс начал читать, запинаясь на каждом слове, и у всех сразу вытянулись лица. Епископ писал, что Швабский союз, курфюрст Трирский и пфальцграф обещали ему немедленную помощь, что граф Вильгельм фон Геннеберг заключил с ним соглашение, обязавшись порвать с крестьянами и, соединившись с бежавшими в Кобург вассалами епископа, напасть на мятежный Мейнинген, как только из Тюрингии подойдут силы ландграфа Гессенского, а затем ударить с севера на Вюрцбург.

Не успел Флукс дочитать послание, как начальник бильдгаузенского отряда Ганс Шнабель, в свое время принимавший графа Геннеберга в крестьянский союз, с пеной у рта закричал:

— Проклятый изменник и предатель! Разрази его гром! Ведь он снял перчатку в Бильдгаузене и клялся всемогущим богом на «Двенадцати статьях» не щадя сил отстаивать крестьянское дело. Получать доходы от всех игорных и публичных домов епископства — это не противоречит его княжеской чести! Деньги не пахнут! Но оставаться верным данной нам присяге — это ниже его достоинства!

— В Вюрцбурге поставлены виселицы. Выставим на них его имя, — предложил Леонгард Мецлер.

— Правильно! А я смастерю для него доску, — поддержал его Ганс Шнабель, по профессии столяр.

— Я еще не кончил, братья! — продолжал Ганс Флукс. — Другой схваченный лазутчик ехал без письма. Ему было поручено, как он признался, заклинать епископа всеми святыми не медлить с помощью ни минуты. Их дела совсем плохи: в замке нет воды.

— Прекрасно, дорогие друзья! — воскликнул Флориан Гейер, охваченный, как и все, радостным возбуждением. — Теперь, когда подоспели ротенбургские пушки, мы смело можем надеяться, что Фрауенберг будет наш, прежде чем явится епископ.

Звон шпор по каменным плитам заставил его повернуться к двери, и он в изумлении воскликнул:

— Вендель Гиплер! Возможно ли? Да ведь он — в Гейльброне!

— Да, это я, братья, — отвечал вошедший, пожимая руку Флориану. — И если вы дадите мне глоток воды, я буду вам премного обязан.

Он прискакал из Гейльброна в Гейдингсфельд без остановки и только что слез с седла. Его забрызганные грязью сапоги и костюм, запыленные волосы, усталое лицо свидетельствовали лучше всяких слов о долгом пути. Иорг Мецлер поспешил исполнить просьбу канцлера, который в изнеможении опустился на ближайшую скамью и, обращаясь к обступившим его военачальникам и членам крестьянского совета, продолжал:

— Учредительному съезду пришлось прервать свою работу, ибо в данный момент Трухзес, вероятно, уже в Гейльброне и угрожает Вейнсбергу, которому горит желанием отомстить.

— Ну положим, на Гейльброне он обломает себе зубы! — воскликнул среди напряженного молчания Ганс Флукс.

— Вы были бы правы, если бы население этого города не уступало в стойкости его стенам. Но когда я отправлялся в путь, ваш собственный зять, бургомистр Ризер, вместе с городским писарем и Гансом Берле двинулись в Штуттгарт, где уже находится главная квартира Трухзеса, чтобы договориться о сдаче ему Гейльброна.