Читаем без скачивания Сестры Марч (сборник) - Луиза Мэй Олкотт

Она придумала себе занятие: каждый день мимо ее окон гурьбой пробегали школьники и она, выбрав среди них кого-то одного, делала ему подарок. Мальчику с вечно красными от холода руками она связала варежки, а «куклиной маме» сшила игольницу. Каждому ребенку она дарила что-нибудь нужное: перочистку, карандаши, альбом. И дети отвечали ей добром. Все, кому она старалась скрасить трудный подъем по лестнице знаний и кого осыпала дарами, звали ее доброй феей, удивляясь тому, как она угадывает их вкусы и желания.

И Бет не нужно было никакой иной награды, кроме сияющих детских лиц, обращенных к ней, и записок с каракулями и кляксами, которые протягивались ей через окно.

Эти месяцы можно было даже назвать счастливыми. Бет оглядывала свою комнату и восклицала: «Как же у меня тут красиво!» Все семейство собиралось теперь у нее: малыши возились и шумели возле ее ног, мать и сестры занимались рукоделием.

Отец же своим прекрасным, выразительным голосом читал фрагменты из старых и мудрых книг, полных слов доброты и утешения, книг, ничуть не устаревших, хотя и написанных сотни лет назад. Он и дома напоминал священника в маленькой церкви, наставляющего паству и дающего уроки, которые надлежало исполнить. И его простые проповеди проникали глубоко в их души еще и потому, что он был отцом не только духовным. Когда голос его начинал срываться от душевного волнения, это лишь усиливало впечатление от того, что он читал или говорил.

И слава Богу, что это счастливое время было им ниспослано: они успели приготовиться к печальным дням, последовавшим затем. Однажды Бет сказала, что иголка «такая тяжелая», и более ей уже не суждено было открыть шкатулку для рукоделия. Даже самые близкие люди стали ее утомлять, и страдание, мучившее слабую плоть, начинало пересиливать ее кроткий дух. О Боже! Какие это были тяжелые дни, какие долгие, нескончаемые ночи; какая боль проникала во все сердца, какие горячие возносились молитвы, когда Бет в мучениях протягивала им навстречу исхудалые руки, умоляя помочь, и неоткуда было взять помощи.

Но мятеж всегда покорной души, борение юного существа в тисках смерти милосердной волею неба продолжались недолго. Восстание окончилось – и в душу девушки опять пролился покой, может быть, еще более прекрасный, чем прежде. Чем больше слабело хрупкое тело, тем сильнее становилась душа, и окружающие по очень скупым словам Бет могли понять, что готовность в ней растет. Те сияющие фигуры, о которых сестры читали в «Путешествиях пилигрима» уже готовились к встрече с ней, радуясь тому, что первой призывается самая достойная.

Джо, с тех пор как услышала от Бет, что сестренка в ее присутствии чувствует себя сильнее, не оставляла ее в одиночестве ни на один час. Она спала рядом с ней на кушетке, часто просыпаясь, чтобы расшевелить огонь в камине, поправить подушку или просто поддержать милую терпеливицу, не хотевшую лишний раз причинять близким беспокойство. Тем, что именно ей суждено было стать сиделкой, Джо гордилась больше, чем любой другой честью, которая могла бы выпасть на ее долю. Это были важные, полезные для Джо дни, ее порывистая натура обретала новые и столь необходимые качества.

Младшая сестра преподала ей в самой ненавязчивой форме уроки терпения и доброты. Джо училась понимать, что такое душа любящая, прощающая и забывающая зло, что такое чувство долга, помогающее сносить любые трудности, что такое искренняя вера, не знающая ни страха, ни сомнений.

Однажды ночью, лежа без сна, Бет взяла со стола книгу и увидела то, что заставило ее на время забыть слабость смертного тела, нестерпимую не меньше, чем боль. Среди страниц «Путешествия пилигрима» она нашла листок, исписанный рукою Джо. В посвящении стояло ее имя, а расплывшиеся кое-где чернила убеждали, что писавшая стихи плакала.

Бет не стала будить сестру и спрашивать позволения прочесть. Глядя на нее, уснувшую на ковре перед камином и готовую пробудиться, как только рассыпется головня, она лишь сказала про себя: «Спи, милая, а я пока прочту твое стихотворение».

МОЕЙ БЕТ

В этом временном пристанище,Думая, что это дом,Безмятежные пока еще,Мы тяжелой вести ждем.Кто уходит рано – правы те.Птиц тревожа в камышах,Первая ты в эти заводиДелаешь бесстрашный шаг.

Попечение житейскоеОставляя и борьбу,Одолжи мне все, что скрасилоГрустную твою судьбу.Одолжи твое терпение,Данное как благодать,В муках, боли, заточенииНе велевшее роптать.

Дай мне дух раздумий сладостный,Чтоб к смиренью я пришла,Чтобы службы малорадостнойЛегкою тропа была.Дай мне самоотвержение,Чтоб с людьми не волком жить,Чтоб обиды и презрениеИменем любви простить.

Сделай, чтобы расставание,Кроме горести скорбей,Даровало мне сознание,Что в разлуке связь тесней, —Ибо скорбь неисцелимая,Неизбежная печальУчат прозревать незримое,Сердце устремлять в ту даль…

Чтобы ко всему готоваяЯ стояла над рекойВ ожидании, что издалиТы подашь мне знак рукой.Вместе с Верой и Надеждою,Херувимами двумя,Ты, сестра моя ушедшая,Встретишь за рекой меня.

Неровные, расплывчатые, с помарками, строки эти принесли Бет огромное утешение. В последнее время она грустила единственно о том, что так мало успела сделать в своей жизни, но Джо своими стихами уверила ее, что жизнь была не напрасной и что смерть ее не принесет отчаяния ближним – чего она особенно боялась. Пока она сидела со сложенным листком в руке, обугленная головня в камине с треском распалась, Джо проснулась и, поправив огонь, шагнула к постели.

– Я не сплю, дорогая… Я счастлива! Видишь, я нашла это и прочитала. Думаю, ты не возражаешь. Джо, неужели ты в самом деле видишь во мне все эти достоинства? – спросила она тихо и задумчиво.

– Ну, конечно, Бет! – и Джо положила голову к сестре на подушку.

– Теперь я хотя бы чувствую, что жила не зря. Конечно, я далеко не такое совершенство, как ты тут пишешь. Но если я хоть чуточку тебе помогла – то нет для меня большего утешения!

– О, ты очень многому меня научила. Я прежде думала, что не сумею примириться с нашей разлукой. А теперь учусь чувствовать, что не только не теряю тебя, но ты становишься для меня чем-то бо́льшим, чем прежде. И смерть не разлучит нас!

– Да, я знаю, что не разлучит. Я тоже больше не боюсь ее. Я уверена, что по-прежнему буду твоей Бет, и буду любить тебя, и помогать… Тебе ведь придется теперь занять мое место возле папы и мамы. И если тебе будет тяжело одной нести трудное бремя, позови меня! Ты самая талантливая из нас, Джо. Думаю, только у тебя из всех нас и есть настоящий дар. Но тебе придется принести его в жертву. Ты долго не будешь ничего писать и никуда не сможешь уехать из дома. Но я пошлю тебе оттуда свою любовь, а ты поделишься ею с папой и Марми. А любовь – это больше, чем талант и удача. Любовь – это единственное, что мы можем, умирая, унести с собой. И она может облегчить конец жизни.

– Я чувствую, Бет, что смогу теперь со многим смириться! – Джо казалось, что ей уже ничего не стоит отказаться от прежних стремлений, признать тщету земных помыслов и успокоить сердце верою в бессмертие любви.

Дни шли своей чередой; весеннее небо становилось прозрачней, на ветвях распускались почки, в траве появлялись первые цветы, неяркие, но прекрасные, и птицы успели вернуться из дальних стран, чтобы пропеть Бет свое «прощай!».

Как измученное, но доверчивое дитя, Бет подала руки тем, кто держал их все дни ее жизни. Отец и мать осторожно перевели ее через долину теней и предоставили Богу.

Одни покидают этот мир в мучениях, другие – с блаженством на лице, третьи – с мужественным словом на устах. Но те, кому доводилось в жизни прощаться со многими душами, знают, что чаще всего конец наступает так же естественно, как сон. «Отлив», как и надеялась Бет, прошел легко. Той же грудью, что она сделала первый вздох, она издала и последний, не сказав никому ни слова, – лишь прощальный взгляд, исполненный любви.

Со слезами и молитвами мать и сестры готовили ее к долгому сну, который навсегда прекратил ее страдания. Они глядели благодарными глазами, как выражение муки на лице их милой Бет уступает место прекрасному спокойствию, и в этот миг им даже верилось, что смерть может быть не только страшным призраком, но и тихим ангелом.

Впервые за много месяцев камин в комнате был холодным, а место Джо пустым. Но на расцветшей ветке перед окном распевала птичка, на подоконнике стоял букетик ландышей, и весенний луч озарял неподвижное лицо на подушке – уже не омраченное страданием, совершенно спокойное, так что все, кто пришел проститься, мысленно поблагодарили Бога за то, что Бет отстрадала свое и ей теперь, наконец, хорошо.

Глава XVIII

Наука забывать

Уроки Эми пошли во благо юному Лоренсу, хотя признал он это не сразу. «Венцы творения» не желают считаться с советами слабого пола, пока не убедятся в их правильности, а потом заявляют, что именно так они и хотели поступить. Если, действуя согласно совету, они чего-то добиваются, то иногда признают за «скудельным сосудом» какую-то часть заслуг, зато при неудаче возлагают на женщину всю вину целиком.