Читаем без скачивания Сестры Марч (сборник) - Луиза Мэй Олкотт

Возвратись к дедушке, Тедди целый месяц был столь почтительно любезен, что старик, приписав это благотворному влиянию Ниццы, предложил ему туда вернуться. Порой Лори самого начинало неодолимо тянуть в Ниццу, но там была Эми, а возобновить отношения с ней ему мешала гордость. То и дело всплывали в памяти ее слова: «Я тебя презираю» и «Почему бы тебе не совершить что-нибудь, чтобы завоевать любовь Джо?»

Положим, она была права в том, что он себялюбец и лентяй, но когда человек страдает – разве нельзя до поры прощать ему многое? Теперь ему начинало казаться, что былое чувство уже окончательно умерло, и хотя оплакивать его придется, быть может, всю жизнь, пора бы уже снять траурные одежды. Джо никогда его не полюбит, это ясно. Но он может заставить ее относиться к нему с уважением и восхищением. Эми не сказала ему в Ницце ничего такого, до чего он не додумался прежде сам. Похоронив свою мечту, он скроет от мира свое разбитое сердце, уйдя в работу.

Гете умел и муки, и радости превращать в поэзию. А он, Лори, мог бы облечь драму своей любви в музыкальные звуки. Он сочинит реквием! Пусть этот реквием терзает сердце Джо и трогает тысячи других сердец. И как только дедушка заметил, что внуком вновь овладевает смятение, и стал в очередной раз спроваживать его в путь, Лори отправился в Вену, где с помощью друзей-музыкантов решил начать совершенствоваться в композиции. Но то ли горе было слишком тяжким, чтобы удалось воплотить его в звуках, то ли музыка – слишком воздушна, чтобы нести груз его душевных мук, – но только Лори понял, что реквием ему пока не по силам. Ему не работалось. Вместо скорбных песнопений он слышал в своем сознании бодрые танцевальные мелодии, живо напоминающие рождественский бал в Ницце и резвого толстяка француза – какой уж тут реквием!

Может быть, опера? Конечно! Можно наделить героиню некоторыми чертами Джо… Он обращался к памяти за любовными воспоминаниями, но память, как нарочно, рисовала характер возлюбленной почему-то из одних недостатков и причуд, а ее саму – в самых неромантических видах: то Джо занималась уборкой, то выглядывала из окна в своем писательском колпаке, то колотила его диванным валиком. Нет, эта чудачка совсем не годилась в оперные героини.

Тогда Лори попытался выискать желанный образ в недрах своей фантазии. Ему предстало золотоволосое создание среди чудного сплетения павлинов, роз, белых лошадок и голубых лент. Он еще не придумал имени своей возлюбленной, но уже горячо любил ее и шел рука об руку с ней через бесчисленные испытания, которых не выдержала бы, наверно, ни одна смертная женщина.

Какое-то время он работал с увлечением, но почему-то быстро охладел и предпочел подолгу сидеть в одиночестве или бродить по веселым улочкам Вены в поисках сюжетов и стремясь проветрить голову, в которой этой зимой творилось что-то непонятное. Но, работая меньше, он много думал и все больше ощущал, что в нем происходит какая-то разительная перемена. «Надо подождать, пока снизойдет вдохновение, как только оно явится, я сразу успокоюсь», – говорил он себе, но в глубине души подозревал, что тут замешаны не божества и музы, а что-то более земное. Долго еще Лори вынашивал мысли о великих музыкальных творениях, пока однажды не осознал простое и ясное: никакой он не музыкант, а всего лишь любитель-дилетант.

Вернувшись из Королевского театра, где давали одну из опер Моцарта, он сразу сел за инструмент сыграть две-три темы из собственной оперы. А несколько минут спустя под пристальными взглядами Баха, Мендельсона и Бетховена – мраморных бюстов на каминной полке – он уже рвал на мелкие части нотные листы, мысленно говоря себе со всей беспощадностью: «Эми права. Способности – это еще не талант. Вена развеяла все мои иллюзии, как Рим развеял ее. Довольно обманывать самого себя. Но что же тогда мне делать?»

Впервые он пожалел о том, что вырос в богатой семье и не имеет надобности зарабатывать свой хлеб. Когда у человека много денег и нет никакого постоянного занятия, дьявол тут как тут. Но в мучительной борьбе Лори одолел многие искушения, ибо больше всего на свете ценил чистую совесть. И ему доставляло радость каждый раз по возвращении к дедушке говорить с порога, что у него все в порядке.

Лори казалось, что пройдут годы и годы прежде, чем он сможет забыть свою любовь к Джо, но, к его великому удивлению, это произошло куда быстрее. Поначалу он отказывался верить в это, сердился на себя, не понимал, как такое возможно. Но человеческое сердце полно противоречий, а время и природа устраивают все на свой лад, не сообразуясь с нашими желаниями. Сердце уже не болело, раны быстро затягивались, дошло до того, что он уже не пытался забыть, а силился вспомнить.

Он никак не предполагал подобной развязки и оказался к этому не готов. Хотя в какой-то момент испытал даже облегчение: надо же, такой страшный недуг – и так быстро прошел. Иногда он еще пытался расшевелить угли на пепелище, но они уже не давали огня, а только приятно светили и слегка грели. И волей-неволей он должен был признать, что на месте бушевавших страстей нынче живут лишь тихая нежность да легкая грусть и что любовь в самом деле ушла, а вот братская привязанность к Джо осталась у него на всю жизнь.

Однажды, когда мысли о братском чувстве в очередной раз посетили его, Лори бросил взгляд на портрет Моцарта, висевший на стене. «Да, это был великий человек. Когда у него не получилось с одной сестрой, он нашел утешение в другой», – подумал он вдруг, но сразу же взбунтовался, стараясь заглушить пришедшую мысль. Он вновь стал давать клятвы верности Джо и целовать колечко на своей руке. В конце концов ему на ум пришло неожиданное решение.

Схватив перо и бумагу, он написал письмо Джо. Речь в нем шла о том, что он ни на что не может решиться, пока существует надежда, что она передумает. Может быть, она еще позволит ему возвратиться домой и быть счастливым? Последующие дни в ожидании ответа внешне он бездействовал, но внутри у него все кипело. Ответ пришел и окончательно развеял его сомнения. Джо всецело занята заботами о Бет и слышать не может слова «любовь». Она умоляла его найти себе счастье с какой-нибудь другой девушкой, а для нее, любящей сестры, оставить в сердце лишь маленький уголок. В постскриптуме она просила ничего не говорить Эми о тяжелом состоянии Бет – пусть оставшиеся дни своего отдыха она проведет в радости. В то же время Джо просила, чтобы Лори опекал Эми и не давал ей тревожиться и тосковать по дому.

«Да, так и нужно поступить, а то, боюсь, что бедняжка вернется домой к печальной развязке», – подумал он и выдвинул ящик стола, чувствуя, что теперь уже ничто не мешает ему написать письмо Эми.

Случилось, однако, так, что исполнение этого решительного намерения было отложено. Роясь в ящиках, он среди писем, векселей и прочих бумаг наткнулся на несколько писем Джо, рядом с которыми лежали три письмеца от Эми, перевязанные голубой лентой и напоминающие своим ароматом о вложенных туда сухих розах. Со смешанным чувством сожаления и облегчения он собрал письма Джо, расправил листки, аккуратно вложил в конверты, повертел на пальце заветное кольцо, а потом медленно его снял и запер вместе с письмами в ящике. После чего решил отправиться в собор Святого Стефана и послушать траурную мессу. Его уже не давила душевная мука, но ему показалось более уместным провести остаток дня именно так, а написание письма отложить на потом.

А затем у них с Эми началась переписка. Девушка тосковала по дому и признавалась в этом с доверчивой искренностью. Всю весну «депеши» с завидной регулярностью летали туда и обратно. Распродав бюсты великих композиторов и отправив в камин свою незаконченную оперу, Лори вернулся в Париж, ожидая, что вскоре там появятся и Кэрролы вместе с Эми. Ему хотелось в Ниццу, но его туда не звали: Эми мучилась своими переживаниями, которые не хотела доверить великому насмешнику, каким оставался в ее мнении Лори.

Была и другая причина, почему Эми задерживалась. К ней вернулся Фред Вон, и они какое-то время провели вместе. Однако почти уже твердо решив ответить согласием на его предложение руки и сердца, она неожиданно для самой себя ему отказала. В последний момент она вдруг ясно поняла, что богатство, положение в обществе, умение держаться весьма заманчивы, но этого недостаточно. К тому же в памяти всплыл разговор с Лори и его слова, что Фред не тот человек, который должен бы ей нравиться. Вспомнилось, с каким пылким осуждением Лори посмотрел на нее, когда она намекнула, что ею до некоторой степени движет расчет. Расчет… Господи, до чего неженственно звучит это слово! Нет, ей больше уже не хочется блистать в свете, ей просто хочется быть женщиной, достойной настоящей любви.

Ответив Бону отказом, она стала еще чаще писать Лори. Эта переписка была для нее большим утешением, потому что письма из дому приходили все реже и реже. И потом ей хотелось быть с ним поласковей, своей добротой она как бы просила прощения за жестокосердие Джо. Глупышка Джо! Любая другая девушка прыгала бы от радости, что ее любит такой славный юноша. Только Джо ведь не такая, как все. И теперь лишь она, Эми, может одарить его сестринской заботой.