Читаем без скачивания Вождь окасов - Густав Эмар

– Друг мой, так как ты умеешь читать, пожалуйста, объясни нам что написано на этой бумаге. Не этого ли вы желаете, вождь? – прибавил он, обращаясь к токи.

Тот утвердительно кивнул головой. Солдат, страх которого несколько успокоился при дружеском тоне, каким Бустаменте говорил с ним, понял наконец чего ждали от него; он бросил глаза на бумагу и прочел – голосом трепещущим и прерывавшимся от остатка волнения – следующее:

«Я, нижеподписавшийся, дон Бустаменте, дивизионный генерал, бывший военный министр Чилийской республики, обязуюсь перед Антинагюэлем, великим токи ароканов, передать ему и его народу отныне навсегда, так чтобы никогда не мог оспаривать у них законного владения: 1) провинцию Вальдивию; 2) провинцию Кончепчьон до города Талко. Эта земля будет принадлежать во всю длину и во всю ширину ароканскому народу, если токи Антинагюэль с помощью своих воинов возвратит мне власть, которой я лишился, и даст мне средства удержать ее в моих руках. Если же Антинагюэль не исполнит этого условия в продолжение одного месяца, начиная с настоящего числа, оно будет считаться уничтоженным.

В силу чего я подписываю мое имя и звание,

дон Панчо Бустаменте,

дивизионный генерал, бывший военный министр Чилийской республики».

Пока солдат читал, Антинагюэль, наклонившись над плечом его, следил за его глазами; когда солдат кончил, токи одной рукой вырвал у него бумагу, а другой быстро вонзил в сердце его кинжал.

Несчастный сделал два шага вперед, протянув руки и неизмеримо широко раскрыв глаза, потом зашатался как пьяный и упал с глубоким вздохом.

– Что вы сделали? – вскричал Бустаменте, вскочив.

– Этот человек мог бы впоследствии проболтаться, – небрежно отвечал вождь, сложив бумагу и спрятав ее на своей груди.

– Это справедливо, – сказал дон Панчо.

Окасский воин взял тело убитого, взвалил его на плечи и вышел. Между двумя вождями осталась широкая лужа крови; но ни тот ни другой очевидно не думали о том. Какое было дело этим двум честолюбцам до жизни человека!

– Ну так как же? – спросил Бустаменте.

– Брат мой может положиться на мое содействие, – отвечал Антинагюэль, – но я должен прежде возвратиться в мою деревню.

– Нет, вождь, – возразил Бустаменте, – это значит терять драгоценное время.

– Интересы самой высокой важности принуждают меня вернуться домой.

Донна Мария, до сих пор остававшаяся безмолвной и по наружности равнодушной зрительницей всего того, что происходило, медленно встала и, подойдя к токи, сказала холодно:

– Это бесполезно.

– Что хочет сказать моя сестра? – спросил Антинагюэль с удивлением.

– Я поняла нетерпение, пожиравшее сердце моего брата, когда он находился вдали от той, которую любит; поэтому сегодня утром я послала к воинам, которые везли бледную девушку к пуэльчесам, приказание возвратиться и привезти пленницу к моему брату.

Лицо вождя просияло.

– Сестра моя добра, – вскричал он, дружески пожимая донне Марии руки, – Антинагюэль не неблагодарный; он будет помнить ее поступок.

– Пусть только брат мой согласится делать то, чего желает великий воин бледнолицых и я буду довольна, – заметила донна Мария вкрадчивым голосом.

– Пусть брат мой говорит, – с важностью сказал Антинагюэль.

– Для достижения полного успеха нам надо действовать с быстротою молнии, – вскричал дон Панчо, – еще раз повторяю вам, вождь, чтобы вы хорошенько убедились... соберите всех ваших воинов и назначьте им свидание на Биобио. Мы захватим неожиданно Кончепчьон, а оттуда пойдем на Талку, так как это город беззащитный. Если наши движения будут быстры, мы завладеем Сантьяго, столицей, прежде чем враги наши успеют собрать необходимое войско, чтобы воспротивиться нашему приходу.

– Хорошо, – отвечал, улыбаясь, Антинагюэль, – брат мой вождь искусный; он может надеяться на успех.

– Да, но только надо поспешить.

– Отец мой сейчас увидит, – лаконически отвечал токи и, обратившись к Черному Оленю, продолжал, – пусть брат мой пошлет огненное копье; через десять солнц тридцать тысяч воинов соберутся в долине Кондорканки: воины будут идти день и ночь к назначенному месту; ульмен, который не приведет своих воинов, будет лишен власти и отослан в свою деревню в женском платье. Я сказал все; ступайте.

Черный Олень поклонился и вышел, не отвечая ни слова. Через двадцать минут посланные поскакали по всем направлениям.

– Доволен ли брат мой? – спросил Антинагюэль.

– Да, – отвечал Бустаменте. – Скоро я докажу вождю, что и я также умею держать мои обещания.

Токи отдал приказание сниматься с лагеря. Через час длинный ряд всадников исчезал в глубинах девственного леса. Это Антинагюэль и его воины отправлялись в долину Кондорканки.

Один из окасов остался в покинутом лагере. Ему дано было приказание подождать воинов, которые везли донну Розарио, чтобы проводить их к месту, где токи предполагал остановиться, прежде чем нападет на Чили.

Донна Мария и Бустаменте были счастливы. Они достигали наконец цели. Они видели, что осуществляется надежда, которую они питали так давно – надежда достигнуть власти и отомстить их врагам.

Антинагюэль думал только о любви своей к донне Розарио.

ГЛАВА LXVII

Бред

Дон Тадео против воли согласился снова принять власть, всегда столь тягостную при политических переворотах, власть, которую он поспешил сложить с себя тотчас как только возымел надежду, что спокойствие в Чили восстановилось.

Угрюмый и задумчивый следовал он за отрядом чилийцев, который, казалось, скорее провожал государственного пленника нежели человека, который один мог спасти республику от опасности ей угрожающей. В самом деле опасность была неизбежна, и только дон Тадео всемогуществом своего гения и воли мог удержать Чили над бездной, в которую она готова была обрушиться.

Несколько времени уже буря с неистовством преследовала всадников, которые молча скакали в темноте, как мрачные привидения в немецкой балладе. Каждый из них, завернувшись в свой плащ и надвинув шляпу на глаза, старался укрыться от урагана.

Дон Тадео при яростном порыве бури как будто возродился; он сбросил с себя шляпу, чтобы дождь смочил его пылающий лоб; волосы его развевались по ветру, взор его блистал вдохновенным огнем. Он вонзил шпоры в бока своей лошади, которая заржала от боли, и поскакал вперед, крича громким голосом: