Читаем без скачивания История русской торговли и промышленности - Иосиф Кулишер

Так печально кончилось дело с иностранцем, собственные же подданные являлись народом «диким, не ученом и совершенно непонятном к мануфактурному делу», как заявляли в 1727 г. предприниматели; нередко в предприятиях имелись беглые рабочие и стояли «праздные станы за неимением работных людей, которые приходят на ту фабрику с пашпортами после летней деловой поры» — так что летом работа невозможна.

В результате Петру приходилось прибегать к тем же мерам, как на Западе, — снабжать предприятия принудительной рабочей силой. Как и на Западе, рабочих набирали из беглых, бродяг, нищих, преступников. Игольной компании Томилина в 1717 г. велено было брать на работу «из бедных и малолетних, которые ходят по улицам и просят милостыню», в предприятии Милютина набираются «убогие люди», из указа 1736 г. видно, что за недостатком рабочих брали «солдатских детей»{735}. Указом 1719 г. велено «для умножения полотняной фабрики тонких полотен (Андрея Турки с товарищи) отсылать к ним для пряжи льну баб и девок таких, которые будут в Москве из Приказов, также из других губерний по делам за вины свои наказаны… И для караула к тем бабам, чтоб они не бегали, дайте им в компанию из отставных солдат, сколько человек заблагорассудите». Спустя два года эта мера сделана общей: женщины, оказавшиеся виновными в некоторых преступлениях и проступках, предоставлялись на усмотрение Берг- и Мануфактур-коллегии, которые и должны были отсылать их на компанейские фабрики на несколько лет или даже пожизненно{736}.

Но так как этих несвободных элементов было недостаточно, то приходилось пользоваться трудом беглых крестьян, и Петр в 1722 г. запретил возвращать их законным владельцам, «чьи бы они ни были… понеже интересенты фабрик объявляют, что затем в фабриках их чинится остановка»{737}. И еще годом раньше, в 1721 г., последовал известный указ, имевший крупное значение, ибо он предоставлял «важное право наравне с дворянами как шляхетству, так и купецким людям к тем заводам деревни покупать невозбранно, с позволения берг и мануфактур-коллегии, токмо под такою кондицией, дабы те деревни всегда были уже при тех заводах неотлучно». А к этому прибавлено: «Для того как шляхетству, так и купечеству тех деревень особо без заводов отнюдь никому не продавать и не закладывать и никакими вымыслы ни закем ни крепить… А ежели кто будет заводы заводить токмо для лица малые, чтоб ему тем у кого деревни купить и таковых вымышленников до той покупки отнюдь не допускать и… штрафовать отнятием всего движимого и недвижимого имения»{738}. Петр, как видно, и сам сознавал, к каким последствиям может привести такая мера; он боится, как бы купцы не стали покупать и продавать крестьян без заводов или устраивать небольшие заводы только для виду, чтобы иметь повод для покупки крестьян. И все же обстоятельства заставляют его решиться на создание такого особого вида крепостного состояния.

Из этого, однако, еще вовсе не следует, что «отношения труда к капиталу в нашем крупном производстве вылились в совершенно другие формы, чем на Западе» и «вместо капиталистической промышленности, развивающейся в это время на Западе, у нас возникло крупное производство, основанное на принудительном труде». Как мы уже упоминали, и в Западной Европе широко применялся принудительный труд бродяг и нищих, преступников и детей-сирот, и там встречается, например в Австрии, пользование трудом крепостных крестьян. И если покупки деревень к мануфактурам мы там не находим, то все же имелись прикрепленные к ним рабочие, которые не могли уйти из предприятия, иногда даже продавались вместе с ним. Разница лишь в степени, но отнюдь не принципиальная.

А к этому нужно прибавить, что и по отношению к промышленникам Петр применял меры принуждения — и для них учреждение предприятий и ведение их являлось такой же государственной повинностью, как для рабочих и крестьян работа на них. И те и другие, как и при первых Романовых, делали «государево дело». Отсюда требование «заведши торговым людям (завод суконный), собрав компанию; буде волею не похотят, хотя в неволю», — как читаем в указе 1712 г. А годом раньше при передаче полотняных заводов Андрею Турке с компанией: «А буде они оный завод радением своим умножать и учинят в нем прибыль, и за то они от него великого государя получат милость; а буде не умножат и нерадением умалят, и за то на них и которые будут с ними в товарищах взято будет штрафу по 1000 руб. на человека». Русских людей «принуждали строить компании» и строго наблюдали за «порядочным содержанием их». Так, в 1718 г. «велено директору Ивану Тамесу производить в Москве полотняную мануфактуру компанейским коштом, в которую компанейщики определены иные по их прошению, а другие по имянному указу»{739}.

И в этом отношении Петр являлся не единственным: Фридрих Великий еще полвека спустя грозил промышленникам военным постоем и другими крутыми мерами, если они сокращали производство и отпускали рабочих или отказывались дать работу присланным им по распоряжению короля людям, и путем такого принуждения достигал своей цели. Все это входило в воспитательную систему меркантилизма. «Понеже наш народ, — мотивирует Петр свою политику, — яко дети, неучения ради, которые никогда за азбуку не примутся, когда от мастера не приневолены бывают, которым сперва досадно кажется, но когда выучатся потом благодарят». И он находит, что «явно из всех нынешних дел не все ль неволею сделано и уже за многое благодарение слышится, от чего уже плод произошел». В регламенте Мануфактур-коллегии последней предписывается относительно лиц, которые пожелают «мануфактуры и фабрики заводить, в начале смотреть о пожитках и достоинстве и потом не токмо скорое решение учинить, но и всякие способы показать, коим образом с тою мануфактурою наилучше ему поступать и в доброе и неубыточное состояние привести». А в следующем 1724 г. по поводу учреждения компании для торга с Испанией читаем: «Всем известно, что наши люди ни во что сами не пойдут, ежели не приневолены будут, того ради и коммерц-коллегия для сей новости дирекцию над сим и управление должна иметь, как мать над дитятем, во всем, пока в совершенство придет»{740}.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.

Крупная промышленность после Пempa (при ближайших его преемниках и Екатерине II)

При ближайших преемниках Петра вплоть до 60-х годов XVIII ст., т.е. до начала царствования Екатерины II, продолжается та же политика насаждения крупной промышленности и остается в тех же формах покровительства и поощрения, какие применялись Петром. По-прежнему раздаются ссуды предпринимателям. Владельцы суконного предприятия Третьяковы получили в три приема ссуду в 271/2 тыс. руб., Шигони с товарищами 25 тыс. руб., Затрапезный с братьями на полотняное и бумажное предприятие 20 тыс., фон Шемберг даже 50 тыс. Компании Евреинова в 1736 г. сверх ссуды в 10 тыс. были переданы мастеровые с других суконных предприятий, мельницы безоброчно на 10 лет, дубовый лес, сколько потребуется, и она освобождена была от уплаты внутренних пошлин на свои изделия на 10 лет, с тем чтобы компания доставляла сукна и каразеи, «потребные для войск». Такая же свобода от пошлин была представлена воронежскому купцу Поставалову под тем условием, чтобы и он «мундирные сукна и каразеи» приготовлял с «вящим прибавлением и лучшею добротою»{741}. В обоих случаях речь идет, следовательно, о нужных казне предприятиях, о работающих на армию.

Принцип монополии, предоставляемой предпринимателям, по-прежнему господствует. В 1753 г. предоставлена исключительная привилегия производства ситцев компании Чемберлена и Козенса; в 1755 г. дана такая же привилегия выделки обоев на 10 лет Ботлеру, а пять лет спустя она была снова продолжена на 10 лет; в 1747 г. Черников и Сафьянов в Москве получили монополию производства пуховых шляп в Московской губернии, а в 1752 г. то же право предоставлено Сокольникову и Боткину для Петербургской губернии; в 1762 году Ягужинский, владелец предприятия по выделке шелковых чулок, выхлопотал запрещение устраивать новые чулочные предприятия в России на пять лет, а барон Сивере, ссылаясь на то, что его собственная бумажная фабрика может снабдить своими изделиями всю Петербургскую губернию, добился даже того, что в 1754 г. его конкуренту Ольхину было запрещено Сенатом «распространять свою бесполезную фабрику»{742}.

Та же политика осуществляется и в области снабжения предприятий нужной им рабочей силой. Нищих и бродяг по-прежнему отправляли на работу. В указе 1736 г. читаем: если какие «подлые и неимущие пропитания и промыслов» люди из разночинцев и купечества мужского пола и «женского полу хотя 6 чьи они не были скудные, без призрения по городам и по слободам и по уездам между двор будут праздно шататься и просить милостыни», то отдавать их на пять лет на фабрики и мануфактуры, «дабы там за работу и за учение пропитание получали и напрасно не шатались». В 1753 г. было предписано «шатающихся по миру мужского пола разночинцев, кои в службы не годны, а работать еще могут, отдавать на фабрики в работу, так же и баб и девок и малых и из богаделен определенных на жалованье отнюдь по миру ходить не пускать». Поэтому в 1762 г., когда оказалось в Петербурге много просящих милостыню солдаток, Сенат велел их отправлять в Мануфактур-коллегию для распределения на фабрики в Петербурге и окрестностях{743}. На фабрики отправляли и разночинцев, «не имущих купечества и промыслов», и заштатных церковников, и незаконнорожденных, «зазорных детей», как они именовались, начиная с 12 лет, причем большая часть отдаваемых на время оставалась там навсегда, была прикреплена к предприятию.