Читаем без скачивания Главная тайна горлана-главаря. Книга вторая. Вошедший сам - Эдуард Филатьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
7 ноября в Большом театре Москвы торжественно отмечалась четвёртая годовщина Октября. Об этом – Илья Шнейдер:
«Большой театр был до того переполнен, что оказались сломанными барьеры, разделявшие ложи.
Из-за множества людей, стремившихся попасть в театр, начало спектакля задерживалось. Даже кулуары были забиты зрителями».
Будущий болгарский полковник Христо Паков, а тогда слушатель Первой советской школы военных лётчиков, вместе со своим сокурсником получил билеты в Большой. Вот его воспоминания:
«Нам досталось кресло в партере. Вдруг все зрители встали со своих мест и повернулись к расположенной в центре правительственной ложе. Со всех мест слышалось: „Ильич… Ильич… Ильич…“ В ложе, всего лишь в нескольких шагах от нас показался вместе с Дзержинским и его помощником Менжинским весело улыбающийся Ленин. Он приветственно поднял руку, и весь многоярусный зал встретил его нескончаемыми рукоплесканиями.
На авансцену вышел Луначарский. Он кратко рассказал о творчестве всемирно известной балерины Айседоры Дункан и пояснил содержание предстоящего балета.
Поднялся занавес».
Зазвучал оркестр, и на сцене показалась Дункан. Валентин Катаев, тоже присутствовавший в театре, написал, что она…
«… выбегала на сцену московского Большого театра в красной тунике с развёрнутым красным знаменем, исполняя под звуки оркестра свой знаменитый танец «Интернационал»… Она как бы олицетворяла собой вторжение советских революционных идей в мир увядающего западного искусства».
Сергей Есенин и все имажинисты тоже были на том представлении. Матвей Ройзман вспоминал:
«Только один раз я видел, как танцевала освещённая светом разного цвета Дункан „Славянский марш“, Шестую симфонию П.И. Чайковского и Интернационал. Я отнюдь не считаю себя знатоком хореографии, но сила выразительности жестов и мимики танцовщицы были потрясающи».
Христо Паков:
«Радостно засияло лицо балерины. Вихрем понеслась она по сцене в ликующем танце Освобождения…
Ленин склонился над барьером ложи. И когда прозвучали последние аккорды «Интернационала», Владимир Ильич встал и громко, во весь голос воскликнул:
– Браво, браво, мисс Дункан!
На сцене снова появился Луначарский. Он объявил, что артистка готова повторить заключительную сцену балета, если зрители исполнят вместе с ней «Интернационал». Публика встретила эту весть с энтузиазмом. И когда Дункан вышла на сцену, все, не ожидая оркестра, стоя запели «Интернационал». Пел вместе со всеми, кто был в зале, и Владимир Ильич…»
Был ли в тот вечер в Большом театре Маяковский, неизвестно. Но через семь лет в его пьесе «Клоп» персонаж, оказавшийся (по сюжету пьесы) в 1979 году, скажет о 20-х годах, как о времени, когда…
«… под Интернационал в балетах чесали ногу о ногу…»
В тринадцатитомном собрании сочинений Маяковского фамилия Дункан упоминается только один (!) раз – статью, написанную осенью 1929 года, Владимир Владимирович закончил словами:
«"Разгром" Фадеева для нас важнее записок фактовички Дункан…»
Поэт-футурист уничижительно назвал «записками» мемуары актрисы, написанные кровью сердца.
А что касается Большого театра, то он, как казалось тогда многим, доживал последние дни – большевики (с подачи самого Ленина) заговорили о его закрытии ввиду полной ненужности. Ещё 26 августа Ильич написал наркому по просвещению:
«Г. Луначарскому.
Все театры советую положить в гроб.
Наркому просвещения надлежит заниматься не театром, а обучением грамоте».
10 ноября 1921 года в московском Доме печати состоялся диспут о судьбе театра. В обсуждении этого вопроса участвовал и Маяковский, которому, надо полагать, ленинская позиция в этом вопросе была хорошо известна. Журнал «Экран» в седьмом номере написал:
«Крайнюю позицию занял Маяковский, настаивавший на полном закрытии театра».
В журнале «Театральная Москва» (тоже в седьмом номере) говорилось, что Маяковский…
«… заявил даже о необходимости закрыть все театры как абсолютно чуждые современной революционной действительности».
Трудности продолжали преследовать и театр Айседоры Дункан. Даже при поддержке самого Луначарского, обещавшего ей «тысячу детей и огромный зал».
Илья Шнейдер:
«Айседора раздражалась:
– Я хочу только «чёрни хлеб, чёрни каша», но тысячу детей и большой зал…
Тысяча детей и большой зал были, конечно, утопией.
В Москве было плохо с топливом. Луначарский мог обещать только небольшую школу с интернатом на 40 детей».
14 ноября в том же Доме печати проходил ещё один диспут. На этот раз обсуждалась другая животрепещущая тема: «Почему молчат писатели?» Журнал «Экран» (в восьмом номере) отметил:
«Маяковский, всегдашний, постоянный из вечера в вечер гвоздь. Маяковский имеет одну речь – постоянную, всегдашнюю. И он повторяет её из вечера в вечер. Начинается она с того, что "Как вы смеете говорить, что у нас нет революционного репертуара, когда у нас есть ((Мистерия-буфф"?" Потом о Пастернаке и Асееве. Потом – «Итак, я резюмирую, товарищи…»»
Юрий Анненков о выступлениях Маяковского сказал как о…
«… всегда настолько вызывающих, что они непременно сопровождались шумными протестами и восторженными возгласами публики».
24 ноября Северо-Американские Соединённые Штаты отмечают свой национальный праздник – День благодарения. Фрэнк Го л дер, сотрудник АРА, Американской Администрации Помощи голодающим (American Relief Administration), описывая вечеринку, устроенную в Москве в этот день, упомянул и Дункан:
«Специальным гостем была Айседора Дункан; женщина была либо пьяной, либо сумасшедшей, либо и то, и другое».
Айседору сопровождал Сергей Есенин и его друзья, поэты-имажинисты. Но Голдера поэты, видимо, не интересовали, и он упомянул только Айседору и «юношей»:
«Она была полуодета, и просила юношей одёрнуть её хитон».
Рижское «дельце»
В середине ноября 1921 года к Маяковскому из Риги прилетело новое предложение от Лили Брик:
«… я говорила с одним очень крупным капиталистом, владельцем большой типографии. Он согласен и даже очень хочет издавать наши книги на его средства. <… > Хорошо было бы, конечно, попутно издать несколько учебников – для выгоды его и нашей. Он хотел бы, чтобы кто-нибудь в Москве занимался исключительно этим. Он предлагает этого человека обеспечить продовольствием и деньгами. Я хотела бы, чтобы этим человеком согласился быть ты, Волосик – это очень интересно – во-первых, а во-вторых, дало бы тебе возможность абсолютно бросить плакаты».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
