Читаем без скачивания Другой мир за углом (сборник) - Александр Шорин

Есть ли жизнь на Марсе?

– Да ты чё, какая там жизнь?!! – Мой собеседник – грузный носатый дядька под сорок – смачно сплюнул прямо мне на ботинок. – Ты сам подумай: работа-общага, общага-работа, работа-бордель. Вольных баб раз-два и обчелся, все давно «при деле». А бордель? Ты видел тот бордель?!! Тринадцать девок от тридцати и выше, расхитанных вдоль и поперек! А цены?!! Ты видел там цены? Нет, увольте: какая там жизнь – су-ще-ство-ва-ние!

Но мне вовсе не нужен был материал для очерка. Мне на самом деле хотелось понять причину популярности марсианской колонии. У кого ни спроси (и этот не исключение) – все хают жизнь там на чем свет стоит. А возвращаются – единицы. И то, только затем, чтоб прошвырнуться здесь, покидаться длинными «марсианскими» рублями – и назад.

– Так ты навсегда на Землю? – спрашиваю осторожно.

– Не, ни в коем случае, – отвечает тот. – На той неделе назад. Привык, понимаешь. В моем возрасте поздно уже…

– Может все дело…

– В порошочке?

– Ну да, я про «марсианский кокаин».

«Марсианский кокаин» – давно известный полулегальный наркотик. Почему «полулегальный»? Да потому что в одних странах разрешён, в других – нет. Вот у нас, к примеру: «только в строго отведённых местах». Я не пробовал, кстати: дорого очень. Хотя, говорят, ничего опасного: как и у LSD, прямой вред здоровью не доказан, действие – индивидуальное. В общем, хрень, конечно, интересная, но не так, чтобы за неё убиваться.

– Интересуешься? – спросил он хитро.

– Да не так, чтобы… Давай лучше водяры хлебнём. Дорого, поди, там у вас на Марсе-то?

Тот крякнул:

– Да, недёшево…

В общем, через пару часов нализался он так, что мама-дорогая. На ногах почти не стоит, но языком еще ворочает. Я тоже – но с трудом, зато память у меня профессиональная: инфу ловлю в любых состояниях.

Тут-то я и рублю его в лоб:

– Вась, или как тя там?

– Петя я, Петя, – отвечает тот без обид.

– А… Я помню, память у меня… это… проф-ф-ф-е-с-сиональная. Я г-гов-ворил, д-да?

– Да.

– Так в-вот, Вась… ой, извини, Петь, брателло. Колись как на духу: чё вы такое нашли на этом вашем Марсе? Медом ш-ш-толи смазано? А?

Молчит, покачивается. Потом говорит:

– Н-не поймешь.

– П-пойму. Я опытный. Я г-говорил уже?

– Г-гов-ворил. В-все од-дно н-не п-поймешь.

– Ты г-говори, а т-там разб-беремся.

– П-порош-шок, б-брат-тан, над-до пробов-вать на М-марсе, а н-не тут. Ус-сек? Вс-с-се. Э-т-того я т-те не г-гов-ворил. П-понял?

…Я потом долго вспоминал этот разговор. Разбередил этот бродяга моё любопытство до невозможности. Я даже «марсианский кокаин» попробовал – здесь, на Земле, естественно. Нич-чо особенного, я вам скажу: легкие галики с параноидальным уклоном – как и у всех, говорят… Но ведь засели его слова: камнем не выбьешь!

В общем, чудом я прошиб командировку на три дня: обещал редакции и эксклюзивное интервью с Президентом колонии, и репортаж с копей Соломона, и даже тайну древних марсиан с листа – лишь бы отпустили. Уломал!

О полете что рассказывать? Бытовуха. Одно интересно: с корочками прорвался к пилотам, и те дали пострелять по метеоритам. Вот то было здорово: я – снайпер, оказывается. Но у меня вообще много талантов. Я говорил?

Колония убогая: серые космобараки, столовая, да бордель. Что там смотреть? Месторождения тоже не ахти чего: разрытые карьеры – они хоть и на Марсе – разрытые карьеры. Скафандры неудобные, транспорт – старьё. Знаменитая марсианская красная трава, из которой добывают «кокаин» – что-то вроде верблюжьей колючки, да и цвета не красного: скорее рыжевато-бурого. Растёт мелкими клочками, перекатывается под ветром: поди поймай! А на один грамм порошка, говорят, надо насобирать три кило: забодаешься собирать!

…Вечером, устав от интервью с этим придурком (одно слово – Президент), я выбрался, наконец, к Васе. То есть к Пете… Ну вы поняли.

– Показывай, – говорю, – действие своей марихуаны или как её там. Я от любопытства уже скоро окочурюсь.

Тот, надо признать, отнекиваться не стал: отсыпал по полной, показал как вдохнуть правильно. И понеслось!

Скажу сразу: ничё похожего на то, что было на Земле. Сначала – красное все, и вроде как даже неприятно. Но потом… Ребят, как это описать? Ну вот вы путешествуете, например, скитаетесь где-то, а потом возвращаетесь домой – и всё тут родное. Не просто знакомое, а именно родное – то, что искал всю жизнь. Титька материнская или в этом духе что-то. Я аж задохнулся весь.

– Вась, – спрашиваю, – а у тебя тоже так, а?

А он смотрит так заговорщически и говорит:

– Т-сс! Это тайна большая. Ты не говори никому: налетят, паразиты, всю малину изгадят.

А я киваю покладисто так, хотя полчаса назад за такой материал ползарплаты бы не пожалел.

– Ясно, – говорю. – А дальше всё также, если по второй?

Тот улыбается загадочно:

– Чтобы все тайны открыть, нужно годами это делать. И с каждым днем все ближе будешь к Главной тайне подступать.

– Ага? – спрашиваю недоверчиво.

– А то! – отвечает тот.

Короче, чё тут рассказывать: остался я. Пашу теперь рядом с Васей. Тьфу, чёрт, с Петей то есть. И не спрашивайте, как тут жизнь: нету тут никакой нормальной жизни!

Анализ будущего

По земным меркам мой приятель с Тарахири безобразен настолько, что рядом с ним даже Квазимодо показался бы писаным красавцем. Насколько я помню, у Квазимодо один из глаз закрывала огромная бородавка, и он был горбат. Мой приятель имеет на своем, с позволенья сказать, лице, штук пятьдесят безобразных бородавок, чудовищно изогнутый нос (казалось, две ноздри торчат из какого-то углубления) и рот такой величины, что он может спокойно целиком глотать апельсины или яблоки средних размеров. Из этого рта торчат во все стороны кривые клыки, чистить которые на Тарахири не позволяет религия, а поэтому они почти чёрные. Горба у него нет, зато он настолько толст, что кажется поперёк себя шире, что при его двухметровом росте не-так то просто. В Россию он приезжает исключительно за закупкой самой дешевой водки, которую потребляет в количествах, для человеческих существ абсолютно невообразимых: например, за сегодняшний вечер, по моим прикидкам, он выпил уже литров тридцать, причём на его состоянии это никак не сказалось. Если к этому добавить, что голос у него рыкоподобный, а наш язык он изучал по словарю русского мата, составленному еще в конце ХХ века, то несложно себе представить, что с друзьями у него здесь некоторый напряг.

Я – исключение, потому что знаю, что тарахирец (имя его состоит из 77 согласных, потому выговорить его нет никой возможности) – милейшее существо. Я однажды спас его от проблем, связанных с оптовыми закупками водки (тот умудрился поссориться с мафией, контролирующей этот рынок), и с тех пор он меня просто обожает.

История, о которой я хочу рассказать, произошла вот в этом самом баре. Приятель сидел напротив меня вот за этим самым столиком, и поглощал все, что горит, рассказывая мне о том, что спиртное «приятно щекочет ему внутренности» (дословно это звучало «ох…но п…арит по требухе», но впредь я подобные фразы буду сразу переводить на человеческий язык). Я был уже расслаблен, и чёрт дернул меня за язык спросить его о том, много ли тот зарабатывает на перепродаже водки. Удивлению тарахирца не было предела: оказалось, что водка – это его хобби, и закупками ее он занимается исключительно для личного пользования и угощения избранных друзей. Я спросил, чем же он занимается на своей планете.

– Шафтом, – ответил он скромно.

Теперь удивляться была моя очередь. Коллеги из аналитического отдела рассказывали легенды об этом самом тарахирском шафте. Насколько я помню из этих разговоров, шафт – это нечто среднее между предсказаниями и анализом. И если верить им, шафт дает куда более высокие результаты, чем любой продукт земных аналитиков. «Ноу-хау», недоступное землянам.

Я сглотнул слюну и выпил рюмку водки. Тарахирец в ответ опрокинул в свою глотку литровую кружку и спросил:

– Интересуешься?

Я кивнул и выдал первое попавшееся:

– У меня тут с женой… это. Семейные проблемы. Не мог бы ты помочь как-то с ними справиться?

– Почему нет? – спросил тот и тут же ухватил своими ручищами меня за голову. Шея у меня хрустнула, а тот зарычал: – О жене думай!

Сначала всё поплыло перед глазами, а потом я действительно начал думать о жене: о том, какая это была красавица и умница, когда мы познакомились, и вплоть до сегодняшнего дня, когда утром в меня едва не полетел чайник из-за какой-то мелочи.

…Лапы отпустили меня. Приятель хрюкнул удовлетворённо и заявил:

– Вероятность развода 55 процентов, убийства – 15 процентов, самоубийства – 7 процентов…

– А хороших вариантов нет? – пискнул я испуганно.

– Разве развод не хороший вариант? – удивился тот. – Вероятность полной гармонии две десятых процента. Вот смотри.