Читаем без скачивания В споре со временем - Наталья Решетовская

Прошёл месяц после возвращения моей открытки. Месяц, в течение которого никто не узнавал меня. Я жила чисто автоматически... Делала то, что было нужно; старалась всё делать хорошо и добросовестно, зная и понимая, что Саня не простил бы мне, если бы я вела себя иначе. (К этому времени я была уже аспиранткой.) Но никто не слышал больше моего смеха, не видел улыбки на лице. Ассистентка Зоя Браславская, с которой мы так привязались друг к другу, всё спрашивала:

"Наташенька, когда же я услышу твой звонкий голосок?.."

Днём держалась, а вечерами плакала, уткнувшись в подушку...

То ли 10-го, то ли 11-го апреля почтальон принёс письмо от Соломина. Писал Илья не мне, а маме, что само по себе, было странным. Пугающе звучало уже начало письма:

"Сейчас обстоятельства сложились так, что я должен вам написать. Вас, конечно, интересует судьба Сани, почему он не пишет и что с ним..."

Но дальше успокаивал:

"Он отозван из нашей части. Зачем и куда сейчас не могу сообщить. Я знаю только, что он жив и здоров, и больше ничего, а также, что ничего плохого с ним не будет".

Что это - спецзадание?.. Мне приходилось слышать, что такие бывают...

Но почему же тогда вновь тревожащая нотка?

"Очень прошу вас, не волнуйтесь, а также помогите Наташе".

Но мы не могли не волноваться. Даже если это спецзадание. Мало ли какие они бывают? Иногда даже очень опасные... Но ведь Илья заверяет, что Саня "жив, здоров, что ничего плохого с ним не будет".

"...Человеческое сердце, никогда не желающее примириться с необратимым, стало придумывать небылицы - может быть, заслан в глубокую разведку? Может быть, выполняет спецзадание? Поколению, воспитанному в подозрительности и секретности, мерещились тайны там, где их не было".

Настал день 9 мая 1945 года.

"...Безумные от радости люди бегали по безумным улицам. И кто-то стрелял из пистолета в воздух. И все динамики Советского Союза разносили победные марши над израненной, голодной страной".

Каким несказанно счастливым мог бы оказаться для меня этот день! Если бы... Впрочем, теперь появилась надежда, что Саня даст о себе знать...

Но и ещё месяц прошёл, а писем... не было. Подозрительно долго не получала писем и Антонина Васильевна от Коки. Почему так?..

Ответов на её запросы тоже не было. Она была в большом волнении... Как-то передала мне слова Кокиной бабушки: "Почему... оба?"

Почему оба?..

Я думала об этом и в тот момент, когда пришло второе письмо от Соломина. Оно должно было разрешить загадку...

"Отъезд был неожиданным..."

"Мы с ним даже не могли поговорить, поэтому и не удивляйтесь, что он не смог вам ничего сообщить..."

"Не могли?"... Если бы Илья написал "не успели" - было бы понятнее. Что значит "не могли"?.. Кто-то не разрешил? Кто?..

"Писем от него не ждите, ибо писать он вам не в состоянии. Запросов также никаких не делай, ибо это в лучшем случае бесполезно..."

Почему "в лучшем случае"? А в... худшем?..

"Ну, слава богу, теперь всё кончено. (Речь шла о конце боёв.) Между прочим, это никакой роли на отъезд Сани не сыграло".

Это означало, что Санино исчезновение не имело никакого отношения к службе, к боям, к войне. Единственное, что может быть,- это...

Я кинулась к письмам, которые привезла с фронта.

Аккуратно подобранные в самодельном картонном конверте "Письма жены". А вот и пачка писем от Коки.

Первое же прочитанное мною письмо досказало то, что было недосказано Ильёй...

Теперь оставалось только ждать, какое и откуда придёт следующее известие...

ГЛАВА III

Московская прописка

Морозным февральским днём 1945 года к перрону Белорусского вокзала подошёл пассажирский поезд со стороны далёкого уже фронта.

В толпе, хлынувшей на московскую землю, среди бесчисленных шинелей, защитных курток, армейских полушубков никто не обратил внимания на трёх человек, старавшихся не потерять друг друга.

Двое из них были одеты обычно, на третьем была щеголеватая шинель, но без погон и скрипучих ремней, и офицерская шапка, но без звёздочки.

Ещё года не прошло с того дня, как Александр Солженицын был здесь проездом в отпуск, виделся с друзьями школьных и студенческих лет - Лидой и Кириллом. Тогда ему казалось, что он "легче воздуха", он "земли под собой не чувствовал".

Москва... Город, который он собирался покорить, который был воплощением его послевоенных мечтаний... И вот как привелось с нею встретиться.

Вокзальная площадь. Конвоиры растерялись: они попали в столицу впервые, не знали дороги. Арестованный объясняет. Внешне он спокоен и уверен, хотя на самом деле ему было так, будто его голову "суют в петлю"; казалось, что задыхается.

Метрополитен. Манящий мгновенной смертью туннель... Зачем? - Он докажет свою невиновность! Он ещё выйдет на свободу! Лучше осмотреться кругом. Разве не бывает удивительных встреч? Но нет. Всё чужие, чужие лица.

Всё произошло неожиданно и нелепо.

9 февраля старший сержант Соломин зашёл к своему командиру с куском голубого плюша.

"Я сказал ему,- вспоминал много лет спустя солидный инженер Соломин,у меня ведь всё равно никого нет. Давайте пошлем Наташе, блузка выйдет..."

В этот момент вошли в комнату двое. Один говорит: "Солженицын Александр Исаевич? Вы нам нужны".

Они вышли.

Какая-то сила толкнула меня выйти следом. Он уже сидел в чёрной "эмке". Посмотрел на меня, или мне показалось, таким долгим взглядом...

Его увезли. Больше я его не видел. Двадцать с лишним лет...

Сам не знаю почему, побежал я к его машине. Там стоял ящик из-под немецких снарядов. Раскрыл. Книжки... Он собирал наши книги 20-х годов. Под ними - немецкие какие-то. Перевернул обложку на одной, смотрю - портрет Гитлера.

Представляешь? Конечно, для него это был просто любопытный трофей, но законы военного времени... Забрал ящик к себе, а потом всё сжег. Оставил только твои письма. Привёз тебе их после. Помнишь?..

Через час примерно снова приехали те двое. Потребовали вещи Солженицына. Отдал им чемодан его и шинель. "Больше ничего нет?" спросили.- "Нет".

Когда приезжали за вещами Солженицына, сам он уже находился в камере, ещё не в силах поверить, что всё происшедшее в кабинете командира бригады генерала Травкина - явь.

Генерал попросил у капитана револьвер. Солженицын с готовностью расстегнул кобуру и положил его на стол. Но генерал не стал проверять, в порядке ли личное оружие командира батареи.

То, что произошло следом, было невероятно! Жёсткий голос произнес:

- Вы арестованы.

- Этого не может быть! - крикнул Солженицын.- За что?..

- Вы арестованы!

- Погодите! - Травкин властным жестом остановил контрразведчиков и, глядя на своего бывшего подчинённого, сказал просто, как будто ничего не происходит:

- Солженицын, у вас есть брат на Первом Украинском фронте?

Большего он сказать не мог. Но этого было достаточно. Брат - это Виткевич. Он и Кока... Неужели из-за этого? Их переписка... Разве что "Резолюция"?! Но ведь о ней никто не знает...

Его ведут к двери.

- Остановитесь! - доносится голос генерала.

- Солженицын, желаю вам... счастья...

В машину. П-о-е-х-а-л-и!..

Уже не с Востока на Запад, а с Запада на Восток...

Навстречу поезду мчались платформы с танками и пушками. Поток людей, оружия, продовольствия, снарядов неудержимо лился туда, к последним рубежам войны, штурмовать которые будут без артиллерийского капитана, два года шедшего со своей армией от сердца России - с Орловщины до самого "рейха", и вот так глупо оступившегося...

Солженицына конвоируют офицер и солдат.

Попутчики в поезде ни о чём не догадываются. Едут вместе трое военных. Один без погон. Да мало ли почему! С конвоирами заключено "джентльменское соглашение": с ним не будут обращаться как с арестованным, а он не будет делать глупостей.

Однажды, когда уже переехали бывшую границу, Александр разговорился с девушкой. Болтал какую-то чепуху. Конвоиры не мешают. А он просит девушку не пугаться, не меняться в лице. Девушке это плохо удаётся. Офицер, что-то заподозрив, пересаживается поближе. Но Александр успел сказать главное.- Он арестован. Надо сообщить жене, что он жив, что его видели. Ростов, Средний, 27, Решетовской.

У девушки такое хорошее лицо. Такие добрые глаза. Только теперь ещё и испуганные. Напишет?.. Побоится?.. Может, не запомнила? не расслышала?.. Со страху не поняла, в чем дело?..

А может, и написала, да письмо не дошло. Время военное. Всякое бывало.

Последние метры свободы... И тяжёлые двери, впустив его, захлопываются.

Первая ночь на Лубянке описана в "Круге". С Солженицыным произошло всё то же, что произошло с его литературным персонажем Иннокентием Володиным. Обыск, изъятие личных вещей, множество мелких процедур, камера-бокс с ослепительно ярким электрическим светом.

Вероятно, и Солженицына в какой-то миг "потянуло узнать, который час". Он поднял руку к карману гимнастёрки и сделал открытие...

"ВРЕМЕНИ БОЛЬШЕ НЕ БЫЛО".