Читаем без скачивания Механический принц - Кассандра Клэр

Магнус положил ноги на диван.

— Ничего не заставит меня прекратить задавать тебе вопросы, — сказал он. — Но я буду стараться изо всех сил уважать твою скрытность.

Руки Уилла расслабились от облегчения.

— В таком случае ты по-прежнему будешь помогать мне.

— Я по-прежнему буду помогать тебе. — Магнус закинул руки за голову и откинулся назад, глядя на Уилла из-под полуприкрытых век. — Хотя я мог бы помочь тебе лучше, если бы ты сказал мне правду, я сделаю, что смогу. Ты, как ни странно, интересуешь меня, Уилл Герондейл.

Уилл пожал плечами.

— Этого достаточно, чтобы быть причиной. Когда ты планируешь попробовать снова?

Магнус зевнул.

— Возможно, в эти выходные. Я отправлю тебе сообщение в субботу, если произойдут… события.

События. Проклятие. Правда. Джем. Смерть. Тесса. Тесса, Тесса, Тесса.

Ее имя прозвучало в голове Уилла как звон колокольчика; он задавался вопросом, существовало ли какое-нибудь другое имя на земле, которое имело такой неизбежный резонанс. Она не могла быть названа в связи с чем-то ужасным, может она, как Милдред. Он не мог даже представить, что будет лежать ночью без сна, глядя в потолок, пока невидимые голоса будут шептать «Милдред» в его ушах. Но Тесса…

— Спасибо, — сказал он резко. Теперь его бросило в жар; в комнате было душно, по-прежнему пахло сгоревшими восковыми свечами. — Тогда, я буду ждать с нетерпением известие тебя.

— Хорошо, — сказал Магнус и закрыл глаза.

Уилл не мог сказать, действительно ли он спал или просто ждал, пока Уилл уйдет; так или иначе, было ясно, что он намекает на то, что он ждет, что Уилл уйдет. Уилл, не без облегчения, сделал это.

Софи шла в комнату Мисс Джессамин, чтобы вытереть пепел и натереть камин, когда она услышала голоса в холле.

На ее старом месте работы ее учили «освободи место», то есть повернуться и смотреть на стены, в то время как ее работодатели проходили мимо, и прилагали все усилия, чтобы напомнить, что она предмет мебели, что-то неодушевленное, которое они могли игнорировать.

Она была потрясена, попав в Институт, обнаружив, что здесь все обстоит иначе. Во-первых, наличие всего нескольких слуг в таком большом доме, поразило ее. Сначала она не поняла, что Сумеречные охотники делали многое сами, что типичная хорошо воспитанная семья нашла бы ниже своего достоинства — самостоятельно разжигать огонь, ходить за покупками, содержать комнаты, как и комнату для тренировок, и оружейную комнату чистыми и опрятными. Она была потрясена фамильярностью, с которой Агата и Томас относились к своим работодателям, не понимая, что ее коллеги слуги произошли из семей, которые служили Сумеречным охотникам из поколения в поколение или что они сами владели своей собственной магией. Сама она происходила из бедной семьи, и ее называли «глупой» и часто лупили, когда она начала работать служанкой, потому что она не привыкла к деликатной мебели или настоящему серебру, или фарфору такому тонкому, что через него можно было увидеть темноту чая.

Но она научилась, и когда стало ясно, что она будет очень миленькой, она была повышена до горничной. Судьба горничной была сомнительной. Ей предназначалось выглядеть красивой для домашнего хозяйства, и поэтому зарплата начала уменьшать каждый год, с тех пор как ей исполнилось восемнадцать.

Это было таким облегчением прийти работать в Институт, — где никто не брал себе в голову то, что ей почти двадцать, или требовал, чтобы она смотрела на стены, или заботился о том, что она скажет что-то прежде, чем ей позволят говорить, — что она подумала, что это почти стоит тех увечий ее хорошенького личика, которые нанесли руки ее последнего работодателя. Она до сих пор избегала смотреть на себя в зеркала, когда могла, но жуткий ужас потери уже исчез.

Джессамин дразнила ее из-за длинного шрама, которым была изуродована ее щека, но другие, казалось, не замечали, за исключением Уилла, который изредка говорил что-нибудь неприятное, но почти формально, как будто этого от него ждали, но этого не было в его сердце.

Но это все было до того, как она влюбилась в Джема. Она узнала его голос теперь, когда он спустился в холл, смеясь, а мисс Тесса ответила ему. Софи почувствовала странное небольшое давление в груди. Ревность. Она презирала саму себя за это, но не могла остановить это.

Мисс Тесса всегда была добра к ней, и в ее больших серых глазах была такая ранимость, такая потребность в друге, что было просто невозможно не любить ее. И все же, то, как мастер Джем смотрел на нее… и Тесса, казалось, даже не замечала этого.

Нет. Софи просто не смогла бы вынести встречу с ними в холле, с Джемом, смотрящим на Тессу так, как он смотрел на нее в последнее время. Прижимая щетку для чистки и совок к своей груди, Софи открыла ближайшую дверь и нырнула туда, закрывая ее за собой.

Эта комната была как большинство неиспользуемых спален в Институте, предназначенных для визитов Сумеречных охотников. Она обходила комнаты раз в две недели или около того, если кто-то не использовал их; в противном же случае они стояли нетронутыми. Эта была полностью пыльной; пылинки танцевали в свете из окна, и Софи боролась с желанием чихнуть тогда, когда она прижалась глазом к щели в двери.

Она была права. Это был Джем и Тесса, идущие к ней по коридору. Они казались полностью увлеченными друг другом. Джем нес что-то, что было похоже на свернутую одежду, а Тесса смеялась над тем, что он говорил. Она смотрела немного вниз и в сторону от него, а он смотрел прямо на нее так, как он это делал тогда, когда думал, что никто не видит. У него был такое выражение лица, какое обычно бывает только тогда, когда он играет на скрипке, как будто он был полностью охвачен и очарован.

Ее сердце заболело. Он был таким красивым. Она всегда так думала. Большинство людей шли на поводу у Уилла, каким бы он красивым он не был, но она думала, что Джем был в тысячу раз красивее. У него был неземной вид ангела с картин, и хотя она знала, что серебристый цвет его волос и кожи был побочным действием лекарств, которые он принимал из-за болезни, она не могла не находить это прекрасным. Он был мягким, решительным и добрым. Мысли о его руках в ее волосах, поглаживающих их, заставляли ее чувствовать успокоение, принимая во внимание, что, как правило, мысли о мужчине, и даже о мальчике, касающимся ее, заставляли ее чувствовать себя ранимой и больной. У него были самые заботливые и красивые руки.

— Я не могу до сих пор поверить, что они приедут завтра, — говорила Тесса, возвращая взгляд к Джему. — Мне кажется, что как будто Софи и я были подброшены Бенедикту Лайтвуду, чтобы успокоить его, как собаке кость. Его не может действительно заботить, прошли ли мы обучение или нет. Он просто хочет, чтобы его сыновья были в доме, чтобы беспокоить Шарлотту.