Читаем без скачивания Танцующая с лошадьми - Джоджо Мойес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В дальнем конце вспаханного поля отпечатались следы копыт. Сара попыталась бегом идти по следу, но ее сапоги тотчас увязли в липкой жиже. Передвигаться можно было только очень медленно. Наконец она добралась до кромки поля. На асфальтовой дороге осталось несколько комков грязи, а потом след Бо исчез.
Еще целый час она шла по полям, через молодую поросль. Охрипла от крика. Потом оказалась в следующей деревне. Ее трясло. Тело окоченело и казалось пустым. Болело плечо, желудок сжимали судороги от голода. Мимо проезжали машины. Сару либо не замечали, либо не обращали внимания. Иногда сигналили, если она слишком приближалась к проезжей части.
Подходя к деревне, она увидела выстроившиеся в ряд магазинчики. Из boulangerie[68] пахло свежим хлебом. Он был для нее недоступен. Она сунула окоченевшую руку в карман и достала несколько монет. Евро. Она не могла вспомнить, как они там оказались. Том положил деньги в конверте в рюкзак, которого теперь не было. Сдача. Она покупала что-то вчера. Посмотрела на монеты, на boulangerie, потом на телефонную будку на другой стороне площади. Все пропало: ее паспорт, документы Бо, деньги, Наташина кредитная карточка.
Только один человек мог ей помочь. Она достала из кармана фотографию Папá. Снимок помялся, и Сара попыталась разгладить его большими пальцами.
Она пересекла площадь, вошла в bar tabac[69] и попросила телефон.
– Tu as tombé?[70] – участливо спросила женщина за стойкой.
Сара кивнула, вспомнив, что вся ее одежда в грязи.
– Pardonnez moi[71]. – Она оглянулась, проверила, не наследила ли.
Женщина нахмурилась и с тревогой посмотрела на ее лицо:
– Alors, assaies-toi, chérie. Tu voudrai une boisson?[72]
Сара покачала головой.
– Я англичанка, – прошептала она. – Мне нужно позвонить домой.
Женщина посмотрела на три монеты в ладони Сары. Она погладила ее по щеке:
– Mais tu as mal à la tête, eh? Gérard![73]
Через несколько секунд из-за барной стойки появился усатый мужчина с двумя бутылками вишневого сиропа, которые поставил на стойку. Женщина что-то ему шепнула, показывая на Сару.
– Телефон, – произнес он. Сара встала и направилась в сторону общественного телефона, но он погрозил пальцем. – Non, non, non. Pas là. Ici[74].
Она заколебалась, не зная, насколько это безопасно, но решила, что выбора у нее нет. Он поднял крышку стойки и провел ее по темному коридору. Телефон стоял на небольшом комоде.
– Pour téléphoner. – Сара протянула монеты, но он покачал головой. – Ce n’est pas nécessaire[75].
Сара силилась вспомнить код Англии. Потом набрала номер.
– Неврологическое отделение.
Услышав английский язык, Сара вдруг ощутила тоску по дому.
– Это Сара Лашапель, – сказала она твердым голосом. – Мне нужно поговорить с дедушкой.
Наступила тишина.
– Сара, можешь немного подождать?
Она слышала приглушенный голос, как будто трубку прикрыли рукой, и с беспокойством посмотрела на часы. Не хотелось, чтобы разговор обошелся французам слишком дорого. Через дверной проем она видела, как женщина наливала кофе, оживленно что-то рассказывая. Возможно, они обсуждали английскую девочку, которая упала с лошади.
– Сара?
– Джон? – Она растерялась, поскольку ожидала услышать медсестру.
– Где ты, девочка?
Сара окаменела. Она не знала, что сказать. Одобрил бы Папá, если бы она выдала Джону, где находится? Или он хотел бы, чтобы она держала это в тайне? Когда она говорила правду, это оборачивалось против нее.
– Мне нужно поговорить с Папá. Соедините меня с ним, пожалуйста.
– Сара, ты должна мне сказать, где находишься. Тебя ищут.
– Нет. Я не хочу с вами разговаривать. Мне нужно поговорить с Папá.
– Сара…
– Джон, это важно. Очень важно. Пожалуйста, сделайте то, о чем я прошу. Пожалуйста, не усложняйте… – Она едва сдерживала слезы.
– Я не могу, милая.
– Нет, можете. Я с ним разговаривала позавчера. Если приложить трубку к его уху, он меня услышит.
– Сара, детка, твоего дедушки больше нет.
Она смотрела на стену. Кто-то включил в баре телевизор, и до нее доносился рокот и возбужденный голос футбольного комментатора.
– Где он?
Долгая пауза.
– Сара, детка, он скончался.
Ее охватил холод с головы до ног.
Она замотала головой.
– Нет, – сказала она.
– Детка, тебе нужно вернуться домой. Пора.
– Вы лжете.
У нее стучали зубы.
– Милая, мне очень жаль.
Сара бросила трубку. Ее трясло, захотелось присесть. Она медленно сползла по стене на линолеумный пол и села. Комната закружилась у нее перед глазами.
– Alors![76]
Она не знала, сколько времени прошло. Смутно слышала, как женщина позвала мужа, и две пары рук поставили ее на ноги, вывели в зал и осторожно усадили на красную кожаную банкетку. Потом женщина поставила перед ней дымящуюся чашку горячего шоколада, положила в чашку несколько кубиков сахара и размешала.
– Regardez! – сказал какой-то посетитель. – Elle est si pâle![77]
Кто-то еще сказал что-то о шоке. Она слышала их будто издалека. Лица, сочувствующие улыбки. Кто-то снял с ее головы шапку для верховой езды, и ей стало стыдно за грязные волосы и грязь под ногтями. Не осталось ничего. Папá нет. И Бо тоже нет.
Женщина гладила ее руку, уговаривая выпить шоколада. Она вежливо сделала глоток, опасаясь, что ее может вырвать.
– Tu as perdu ton cheval?[78] – спросил кто-то.
Ее мозг работал как-то странно, и ей не сразу удалось кивнуть.
– De quelle couleur est il?[79]
– Brun[80], – с трудом выговорила Сара.
Она чувствовала себя невесомой, все звуки доходили будто издалека. Она подумала, что, если бы ее не держали за руки, она бы, наверное, поднялась в воздух и улетела. А почему нет? Не осталось никого, кто бы привязывал ее к земле, никого, кому было бы до нее дело. Некуда стремиться, некуда возвращаться. Бо, вероятно, лежал мертвый в канаве, как она, когда ее нашли. Парни могли угнать его за несколько миль. Его могли украсть, сбить машиной. Он мог потеряться в этой огромной стране навсегда. А Папá… Папá умер, когда ее не было рядом. Она никогда больше не увидит его рук, никогда не увидит его сильную старую спину, когда он орудует щетками, сжав от усилия зубы. Никогда больше он не будет сидеть перед телевизором и комментировать новости. Все потеряло смысл.
Она увидела себя крошечной точкой, совершенно одинокой во вселенной. Ей было некуда и не к кому идти. Не было дома. Она осознала это так остро, что чуть не упала в обморок. Потом поняла, что на нее смотрят, и ей захотелось, чтобы все ушли. Мелькнула мысль, что она могла бы прилечь на банкетку и заснуть на сто лет.
