Читаем без скачивания Главная тайна горлана-главаря. Книга вторая. Вошедший сам - Эдуард Филатьев

Ленин».

Письмо для вождя большевиков необычное. Все его послания, как правило, очень жёстки, строги и категоричны.

Приведём в качестве примера лишь одну фразу Владимира Ильича, написанную им 19 марта 1922 года во время дискуссии о том, как следует поступать с представителями тогдашней оппозиции:

«Чем больше представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше».

А в письме о Краснощёкове вдруг такая мягкость и такое добродушие.

Напомним, что в тот момент был в самом разгаре XI съезд РКП(б), на котором вот-вот должны были произойти кадровые перестановки.

Молодой сотрудник Орготдела ЦК Борис Бажанов вспоминал:

«Этой весной 1922 года я постепенно втягивался в работу, но больше изучал. Наблюдательный пункт был очень хорош, и я быстро ориентировался в основных процессах жизни страны и партии…

В апреле-мае этого года я отдал себе отчёт в том, как происходит эволюция власти. Было очевидно, что власть всё более сосредотачивается в руках партии, и чем дальше, тем больше в аппарате партии».

Так что вполне понятно, почему, ознакомившись с ленинским письмом, члены политбюро так сильно встревожились. Ведь вождь явно давал Краснощёкову самые отменные рекомендации. Ни Троцкий, ни Зиновьев, ни Каменев, ни Сталин законченного высшего образования не имели. Но именно они (как члены политбюро), прочитав ленинское послание, оставили на нём свои резолюции.

«Что Краснощёков умный политик – несомненно. В какой мере он пригоден для ответственной работы – не знаю.

Троцкий».

Ответив именно так, а не иначе, Троцкий поставил под сомнение ленинскую оценку способностей Красногцёкова, поскольку был явно на стороне его оппонента (и его непосредственного начальника) Сокольникова. Ведь именно Троцкий назначил не имевшего военного образования Сокольникова на пост командующего армией, а затем и командующим фронтом. Сокольников был его человек.

«Устроить Краснощёкова в ВСНХ.

И.Сталин».

«Предлагаю отдать его в Коминтерн. Сафронов, вероятно, уедет на Урал. Краснощёков мог бы его заменить.

Г.Зиновьев».

«В ВСНХ (Коминтерн не годится).

Л.Каменев».

6 апреля состоялось заседание политбюро, на котором присутствовали Ленин, Троцкий, Сталин, Каменев, Зиновьев, Томский, Рыков, секретарь ЦК Молотов, члены ЦК Чубарь и Сокольников, с совещательным голосом – Цюрупа. Как видим, Сокольникова тоже пригласили. Пятнадцатым пунктом повестки дня стоял кадровый вопрос:

«15. О работе т. Краснощёкова».

Что говорили вожди о Краснощёкове (его самого на заседании не было), в протоколе не зафиксировано. Есть только окончательное решение:

«15. а) Поручить Секретариату ЦК известить т. Краснощёкова о том, что его решено направить на работу либо в НКФ, либо в ВСНХ, предоставив ему двухнедельный отпуск для окончательного выздоровления.

б) Вопрос об усилении коллегии Наркомфина и об использовании т. Краснощёкова передать в Оргбюро.

Секретарь ЦК И.Сталин».

Таким образом, делом Краснощёкова в конечном итоге стал заниматься Сталин, возглавивший Оргбюро и секретариат ЦК – он только что (на состоявшемся 3 апреля пленуме ЦК) был избран генеральным секретарём партии.

Когда две недели, данные Краснощёкову «для окончательного выздоровления», прошли, он приступил к работе. Сначала его назначили членом Высшего Совета Народного Хозяйства (ВСНХ) и главой общества «Добролёт».

Аркадий Ваксберг к этому добавляет:

«Это были его официальные, публично объявленные должности. Была ещё одна – потайная: его назначили членом Комиссии по изъятию церковных ценностей, то есть по грабежу имущества различных конфессий, прежде всего Русской Православной церкви.

Комиссию возглавлял Лев Троцкий, в большинстве своём она состояла из лиц отнюдь не православного вероисповедания. Ленин повелел им «не высовываться», подставляя, когда в том будет нужда, ’православного "члена Комиссии – Михаила Калинина».

А что в это время происходило в оставленной Краснощёковым Чите?

Пётр Незнамов свидетельствует:

«В 1922 году вышел седьмой номер „Творчества“, и после этого началась неодолимая тяга в Москву. Всем хотелось видеть Маяковского. Раньше всех уехал Асеев».

Сам Николай Асеев потом написал:

«В двадцать втором году мы встретились, как будто и не разлучались: всё было общее – взгляды, вкусы, симпатии, антипатии. Маяковский хлопотал обо мне, устраивая мне жильё, работу; выводил меня в свет, заботливо обсказывая ещё не знакомой со мной аудитории, кто и что я. Закипела работа по изданиям, по писанию агитационных стихов, плакатов, государственных реклам».

Весна 1922-го

С 10 по 20 мая 1922 года в итальянском городе Генуе проходила международная конференция, рассматривавшая экономические вопросы.

Поскольку глава большевиков поддержал поэта-футури-ста, то и поэт-футурист в знак благодарности должен был поддержать большевистскую партию. И не только в таком мелком житейском деле, как борьба с бюрократизмом, но и в делах международных.

Сам ли Маяковский к этому пришёл, или кто-то (Осип Брик, например) ему настоятельно порекомендовал, доподлинно неизвестно. Но существует бесспорный факт: 12 апреля газета «Известия ВЦИК» опубликовала стихотворение «Моя речь на Генуэзской конференции», которое начиналось весьма жёстко (типично по-маяковски):

«Не мне российская делегация вверена.Я – / самозванец на конференции Генуэзской.Дипломатическую вежливость товарища Чичеринадополню по-моему – / просто и резко.Слушай! / Министерская компанийка!Нечего заплывшими глазками мерцать».

Все претензии мировой общественности к советской России Маяковский решительно отвергал, а во всех бедах, обрушившихся на страну Советов, обвинял страны Антанты:

«Вонзите в Волгу ваше зрение:разве этот / голодный ад,разве это / мужицкое разорение —не хвост от ваших войн и блокад!»

Поэт наверняка ждал каких-то одобрительных слов от Ульянова-Ленина. Но никакого отклика не последовало.

В ходе конференции в небольшом итальянском городке Рапалло представители Германии и РСФСР заключили (16 апреля) Рапалльский договор, который положил начало дипломатическим отношениям страны Советов с остальным миром.