Читаем без скачивания Васек Трубачев и его товарищи - Валентина Осеева

– Дурак ты, а не помощник! – рассердился Васёк. – Мой отец тут работал в депо. Павел Трубачёв, коммунист, стахановец.

– Ишь ты! – удивлённо сказал Андрейка. – Павла Трубачёва я видел… Он у нас на портрете изображён. Машинист? Верно! Нам и на собрании Трубачёва в пример ставили!

– А я – его сын! – гордо сказал Васёк.

Андрейка окинул нового знакомца одобрительным взглядом и, обтерев полой комбинезона руку, протянул её Ваську:

– Будем знакомы. Андрей Иванович!

Васёк крепко тряхнул его чёрную от угольной пыли руку и с волнением спросил:

– А что о моём отце говорят?

Андрейка разломил пополам оставшийся хлеб и протянул Ваську румяную горбушку:

– Угощайся! Про машиниста Трубачёва я на сортировочной слышал. Герой он. Поезда с ранеными водит, под самым носом фашистов проскакивает.

– А куда возит он их, раненых-то, не слыхал?

– Нет, не слыхал. Ясное дело, куда ближе. Один раз по нашей дороге проезжал, только без останову, в Москву.

У Васька помутились в глазах.

– По нашей дороге… здесь? – тихо спросил он.

– Ну да. Ответственный поезд вёл… Да что ты побелел весь? Ведь это давно было, ещё когда фашисты к Москве подходили, когда их гнали отсюда почём зря.

– Я отца с начала войны не видел… Я его ждал, ждал… А он проехал… мимо проехал… – в отчаянии пробормотал Васёк.

Андрейка нахмурился:

– По делу проехал, не на гулянку… А ты что ж больно за отца цепляешься? Ты и сам не маленький, сам себя обосновать можешь – работа везде есть. Я вот тоже за родителей цеплялся, а как пришли в наше село фашисты, тут уж всё перемешалось: и отец партизан, и сын партизан… старые деды и те в партизанах. На годы свои никто не глядел. Разве что грудной при матери находился.

Васёк всё ещё думал об отце:

– Не написал, проехал мимо, а я не знал ничего…

– Война – что тут сделаешь! Вот убили моих родителей, и остался я один. Только до двенадцати лет и походил в детях. Теперь сам за себя соображаю.

Васёк очнулся и с горячим сочувствием поглядел на «деповщика»:

– И никого-никого у тебя тут нет?

– Как – нет! Я в город часто хожу – там у меня земляки.

– Земляки? Из вашей деревни?

– Необязательно из моей. Все деревни наши, – сбрасывая с комбинезона крошки, спокойно ответил Андрейка и тут же спросил: – А ты, помимо отца, кто такой есть? Школьник?

– Конечно. Пионер-школьник.

Васёк стал рассказывать про себя, про своих товарищей. Потом встал, заторопился:

– Ну, прощай, Андрей Иваныч!

– На работе я «Андрей Иваныч», а так, запросто, конечно, Андрейкой меня зовут.

– А я – Васёк. Васёк Трубачёв. Будешь в городе – приходи ко мне.

Васёк сказал свой адрес, вынул из кармана карандаш:

– Запиши, а то забудешь.

– Не забуду, у меня память крепкая. Я на комсомольских собраниях сижу и всё до слова запоминаю, – похвастал Андрейка. N Васёк усмехнулся:

– Да разве ты комсомолец? – Он окинул взглядом тщедушную фигурку Андрейки и строго сказал: – Не хвастай зря! Андрейка обиделся:

– Я и не хвастал! В комсомольцы меня через год примут. Года не вышли. А на открытые комсомольские собрания я хожу из интереса. У нас скоро вечерняя школа откроется, и туда буду ходить. Как-никак, а образование своё получу полностью, – уверенно сказал он.

Васёк протянул руку:

– Ну, до свиданья, Андрейка! Ты хороший парень. Андрейка с готовностью пожал протянутую руку:

– Как услышу что про твоего отца – прибегу. А ты как заскучаешь, так и приходи.

С тех пор мальчики подружились. Сидя вдвоём на пригорке, рассказывали друг другу свои дела. Один раз Андрейка пожаловался на младшего мастера:

– Молодой, а замашки старорежимные имеет. Нехорошими словами ругается, сегодня ведёрком с мазутом на меня замахнулся.

Васёк возмущался:

– А ты что ж молчишь? Взял бы да сказал про него старшим.

Андрейка, подперев худенькой рукой голову, тяжело вздыхал:

– Нельзя. Он говорит: «Я больной, нервный». Как я на больного жаловаться буду? Тут один раз секретарь партийного комитета, хороший старик, вызвал меня и спрашивает: «Ты что, Андрей Иваныч, невесёлый? Может, обижает кто?» – Андрейка прищурил серые узкие глаза. – Смолчал я. Зачем кашу заваривать! С больного человека какой спрос! «Ничуть, – говорю, – меня никто не обижает, а вот вы бы для младшего мастера санаторий схлопотали, это, конечно, и меня бы выручило».

Молодого мастера действительно отправили на излечение. И Васёк долго смеялся, когда Андрейка сообщил ему, что исхлопотал своему обидчику санаторий.

Недавно, встретив Андрейку на улице, Васёк пожаловался ему, что не хватает времени на учёбу, много дела на ремонте, а рабочих достать сейчас трудно.

– Так ты что ж молчишь? У меня земляки – народ боевой. Только кликну – все придут… весь рабочий класс, разных специальностей. Ты только скажи!

Васёк почему-то представил себе целую армию железнодорожников и засмеялся.

– Скажу, если надо будет, – пообещал он, чтобы не обидеть нового друга.

Теперь, стоя на пригорке, Васёк вспомнил, что Андрейка обещал зайти к нему, да так и не зашёл. И сейчас не идёт повидать своего друга. Васёк долго стоит и, прикрыв глаза рукой, смотрит на раскрытые ворота депо, на скрещённые железнодорожные пути, на рабочих в замасленных комбинезонах. Нигде не видно светлой, белобрысой головы Андрейки.

«Работает, верно. Утром его не повидаешь – надо в обеденный перерыв приходить», – грустно думает Васёк и, посидев в одиночестве, торопливо идёт в город. Ребята ждут его, в десять часов они все вместе пойдут к Екатерине Алексеевне. Часы на площади показывают девять.

Глава 35

Старые и новые товарищи

Ребята уже были на пустыре. Васёк окинул взглядом двор. Ему показалось, что школьников стало ещё больше. Какие-то девочки обнимали Лиду и Нюру. Увидев его, они всей гурьбой бросились навстречу:

– Васёк! Здравствуй, Васёк!

– Трубачёв, здорово!

Перед глазами Васька замелькали знакомые лица, со всех сторон потянулись к нему дружеские руки.

– Васёк, нас шестеро приехало! Нам всё уже рассказали об Украине. Ой, мы так вас ждали тогда!.. – быстро-быстро заговорили две девочки.

– Мы приехали, а тут новая школа ремонтируется! Вот счастье! И мы все тут! – радостно улыбаясь, говорила Надя Глушкова.

– Молодец ты, Трубачёв! – хлопнул Васька по плечу одноклассник Коля Чернышёв. – Нам ребята всё рассказали. Я тебя даже не думал уже увидеть после Украины! А потом вдруг приходим в старую школу, а нам говорят, что вы живы и что школа в другом месте теперь будет… А ты кто здесь? Бригадир, наверно? Мы тоже работать будем.

Чья-то белобрысая голова с колючим ёжиком стриженых волос выросла вдруг перед Васьком.

– Белкин! Лёня Белкин!

Мальчики крепко обнялись.

– Ну, жив? Я так и знал, что ты жив! Даже не думал никогда… – бормотал Лёня Белкин, моргая белыми ресницами и не выпуская Васька из своих объятий. – Гляди, Васёк, вон Медведев стоит!

Небольшой, аккуратненький мальчик с растроганной улыбкой подошёл к Трубачёву.

– Я тоже приехал… – смущаясь, сказал он.

– Мы уже с Леонидом Тимофеевичем виделись. Он про тебя сегодня спрашивал. Там печник пришёл, – щебетала толстенькая, румяная девочка, дёргая Васька за рукав. – А мы на Урале были, учились. В шестой класс перешли…

Васёк едва успевал отвечать на вопросы, крепко пожимая руки бывшим товарищам.

– Понимаешь, Васёк, печник-то – женщина, – таинственно, подняв брови, сообщил ему Саша.

– Ну и что же, что женщина? – вмешалась Лида Зорина, окружённая своими прежними подругами. – Слышите, девочки, печник – женщина! Вот как интересно, правда?

– А где она? Где она?

– Подождите, не смотрите все вместе, – сказала, подходя, Нюра. – Некрасиво получается. Как будто никогда не видели печника-женщину.

– Одинцов, – крикнул Васёк, – что это они говорят? Печник – женщина?

– Ну да! Сейчас увидишь. Она разговаривает с Леонидом Тимофеевичем… А вот новенькие ребята! – Одинцов помахал рукой стоящим в отдалении мальчикам: – Идите сюда, ребята!.. Это Васёк Трубачёв! Познакомьтесь!

– Меня зовут Боря Тишин, а это мой товарищ, Гриша Петрусин.

Васёк поздоровался.

– Вы из какого класса?

– Мы перешли в шестой класс с круглыми пятёрками, отличники, – сказал Тишин, растопыривая широкую, как лопатка, ладонь с короткими, толстыми пальцами. – Нам интересно вообще, по-товарищески, узнать, как будет со школой. Что-то не видно, чтобы она развернулась к первому сентября.

– Иначе, вы сами понимаете, нам нет смысла включаться в работу и, короче говоря, месить тут грязь, – тонким фальцетом вставил Петрусин.

Васёк внимательно оглядел новых товарищей. На обоих были чистенькие курточки, отглаженные брюки. Тишин был меньше ростом, серые глаза его глядели исподлобья, короткий, широкий нос над вздёрнутой верхней губой был покрыт жёлтыми веснушками. У Петрусина, наоборот, лицо было смазливое, с мелкими чертами, аккуратный носик сидел прямо, глаза смотрели на собеседника мягко, и во всех движениях его складной фигуры чувствовалась прирождённая ловкость.