Читаем без скачивания Литературно-художественный альманах «Дружба», № 3 - В. Азаров

Дальше, за пределами видимости, располагался еще один остров, он был гораздо больших размеров. От нашей зимовки до крайнего северного мыса дальнего острова было около двухсот пятидесяти километров.

Прежде чем приступить к исследованиям, мы должны были завезти на острова продуктовые базы. Каждая база состояла из двух или трех ящиков, куда были уложены всевозможные продукты: сахар и масло, крупа и сушеные овощи, консервы и соль, сгущенное молоко и сухари. В маленьких металлических бочках или бидонах около каждой базы мы оставляли керосин.

Продуктовые базы обычно складывались на приметных и видных издалека местах. Чтобы они были еще заметнее, из широких плит известняка или песчаника поверх ящиков мы воздвигали надстройку. Поэтому наши базы издалека напоминали гурии — опознавательные знаки из камней, обычно выставляемые на пустынных берегах.

На сильной машине — вездеходе — он мог одинаково продвигаться по снегу, глинистой тундре и по каменистым россыпям, мы развезли базы по ближнему острову, достигли его северного берега, пересекли еще один пролив и вступили на большой остров. Здесь на крутом склоне глубокой промоины вездеход потерпел аварию. Нечего было и думать продвигаться дальше. Мы оставили на берегу груз и очень медленно, с частыми остановками, необходимыми для того, чтобы заставить работать пострадавшую машину, добрались до берега своего зимовочного островка. Здесь вездеход встал окончательно. Повреждения были настолько серьезными, что не в наших силах было их устранить.

Оставалась последняя надежда на собак. Вокруг зимовки бродило около десятка взрослых собак, но таких, от которых отказались другие партии, уже выехавшие на работу в тундру: или очень старые и больные, или очень молодые, еще не приученные к работе.

У дальнего конца стола сидел Крутов, пожилой человек с красноватым от ветра лицом, с которого не сходило выражение озабоченности. Но у этого человека были на редкость добрые голубые глаза.

Крутов работал в экспедиции второй год. Он умел плотничать, ремонтировал обувь, был хорошим охотником на морского зверя и знал обращение с собаками.

Он долго прислушивался к нашему разговору с летчиками, потом твердо и убежденно заявил:

— Упряжку я всё-таки соберу!

Крутов привел в порядок старенькую расшатавшуюся нарту, разыскал упряжь, а потом одну за другой стал подбирать собак.

Первым на его зов пришел Серый — старый вожак, приземистый, с широкой грудью и большой головой. У него были умные, чуть усталые глаза. Левое ухо стояло, а правое висело, — было прокушено в одной из драк.

Повинуясь многолетней привычке, он подошел к нарте и сел. Крутов надел на него упряжь и крикнул Найду.

Небольшая черная собака, легко перепрыгивая через высокие заструги, подбежала к Крутову.

— Лапки поправились? — спросил Крутов.

Собака повела своими маленькими стоячими ушками, у которых только самые кончики слегка свисали.

Он внимательно осмотрел ее лапы, потому что знал, — от Найды отказались из-за хромоты.

— Поправились лапки! Умница! Будешь бегать рядом с Серым.

Потом прибежал Бельчик, совсем еще молодой пес, ходивший в упряжке только один год. Его короткая шерсть имела цвет сухого речного песка. Прозвище осталось за ним со щенячьего возраста, когда он действительно был белым. Бельчика оставили из-за его шерсти, — она не защищала собаку от холодов, особенно в дальних поездках. Когда приходилось ночевать под открытым небом, собака сильно мерзла.

Глаза у Бельчика были светлокарие, зоркие и беспокойные. Он примчался с громким лаем. Этот лай был требовательным и настойчивым, призывающим. Бельчик призывал других собак к нарте.

— Организатор! — улыбнулся каюр и ласково погладил уши собаки. — Полай еще, а то Сокол и Нордик не слыхали.

Бельчик тявкнул еще раз, остановился позади Найды и дал надеть на себя упряжь.

— Тузя, Тузя! — закричал Крутов. — Тузя, сюда!

Игривой, легкой побежкой приблизилась к каюру крупная лайка. Темнобурая шерсть собаки была густа, как у медведя. На широкой спине ее лежал загнутый кольцом пышный хвост.

Собака бросилась каюру на грудь так стремительно, что едва не сбила его с ног.

Эту лайку Крутов привез с собой с дальних промыслов, часто ходил с ней на охоту и очень любил ее за веселый нрав. На Тузю никто не посягал, и собака оставалась всегда вместе со своим хозяином.

— Сокол! — позвал Крутов черную собаку, которая дремала у входа в дом. — Соколушка, поди сюда; наверно, устал лежать-то!

Сокол закрыл глаза, притворился спящим.

— Сокол! — громче крикнул Крутов. — Ко мне!

Собака недовольно пошевелилась, вздохнула, но продолжала лежать.

— Сокол! — в третий раз, уже грозно позвал каюр, взял с нарты бич и показал его собаке.

Сокол встрепенулся, встал, сделал несколько шагов и опять лег.

Крутов молча погрозил бичом.

Тогда собака, повизгивая и скуля, поползла к нарте. Она ползла по снегу, точно у нее отнялись ноги, ползла и скулила. Так она подползла к нарте, медленно поднялась, покосилась на бич и понурила голову.

— Придется поработать, Сокол, — сказал Крутов, — положение у нас очень тяжелое. Надо помочь людям, — они тебя кормят. Ишь ты, какой жирный! Тяжело будет бегать. — Каюр запряг собаку.

— А где твой братец? — спросил он Сокола. — Ну, конечно, на своем посту против кухонного окна. Ожидает, когда повар выбросит косточку. Нордик, ко мне!

Черная собака, очень похожая на Сокола, — ее отличали только несколько белых пятен на груди и лапах, — услышав окрик, быстро скрылась за домом.

Каюр бросился за Нордиком, но собака удрала на морской берег и спряталась среди торосов. Долго за нею гонялся Ушаков, пытался соблазнить куском хлеба, но Нордик был хитер.

Теперь в упряжке насчитывалось пять собак, но для длительных поездок с тяжело нагруженной нартой этого недостаточно. Надо восемь, а то и десять.

Крутов задумался. Можно было бы взять Розу, но она кормила целый выводок щенят. Старый Букет был таким дряхлым, что только спал.

— Ли́са возьмем, — посоветовал Ушаков и побежал за собакой в котух — низенький теплый сарай, где зимовали наши собаки.

Лис — небольшая, но сильная собака рыжеватой масти, с широкой грудью и выразительными глазами. Висячие и широкие уши делали ее голову совсем круглой.

Во время дальней зимней поездки собака сильно поморозила лапы. До сих пор на подушечках не зажили ранки. Правда, лапы уже не кровоточили, на ранках успели нарасти корочки, но собака еще ходила так осторожно, точно училась ходить.

— Хочешь в поход, Лис? — спросил Крутов.

Собака ласково потерлась о его колени.

— Лапы забинтуем, — посоветовал Ушаков, — сошьем чулки и будем надевать до тех пор, пока ранки не закроются совсем.

— Дело, — согласился Крутов, — попробуем.

В пару Ли́су каюр подобрал собаку, которую все звали Старухой. Она попала в экспедицию, очевидно, случайно, — никто не знал ее настоящего имени. По всем признакам, ей было очень много лет. В экспедиции ее любили за кроткий нрав и честную — из последних сил — работу.

— Нам на рысях ездить не придется, — сказал Крутов, — упряжка подбирается спокойная, — значит, и Старуха не отстанет от других. — Повозившись около нарты, Ушаков снова отправился на ловлю Нордика. Через несколько минут он передал в руки каюра упирающуюся собаку.

— Лень всё еще держится, — с укоризной заговорил каюр. — Ладно, постараюсь и тебя приучить к трудовой жизни. Будешь ходить в одной паре с Соколом, в самой последней паре, чтобы вас можно было бичом достать! — Крутов показал Нордику бич.

Каюр заставил собак подняться, еще раз осмотрел упряжь. Впереди к нарте прикреплен семиметровый потяг — толстый сыромятный ремень из шкуры моржа. От потяга попарно идут лямки упряжи, которая охватывала шею и грудь каждой собаки.

Крутов сел на нарту. Бельчик оглянулся на него и залаял. Сокол переступил с ноги на ногу, зевнул. Нордик покосился на бич. Серый насторожился, налег грудью на лямку. Подтянулась и Найда.

— Пошел, Серый! — скомандовал Крутов. — Пошли, ребятки!

Скрипнули полозья. Нарта развернулась и заскользила по снегу.

— Поть! — крикнул каюр. Серый повернул налево, объезжая угол дома.

— Та! — еще раз крикнул Крутов, и упряжка вслед за передовым повернула направо.

Вожак хорошо помнил слова команды и быстро выполнял приказы каюра.

Крутов направил собак вдоль островка, прикрикнул, и нарта понеслась с такой скоростью, что за ней трудно было бы угнаться даже хорошему лыжнику.

Вскоре к дому, около которого мы стояли и разговаривали с летчиком, лихо подкатила упряжка. Разгоряченные собаки легли. Жирный Сокол стал хватать снег.

— Пойдет, — коротко, но убедительно сказал Крутов.