Читаем без скачивания Убийцы, мошенники и анархисты. Мемуары начальника сыскной полиции Парижа 1880-х годов - Мари-Франсуа Горон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отсюда следует, что между светским вором и вором-убийцей нет большой разницы. Часто все зависит только от случая и от настроения злоумышленника.
Если бы Жаноль вместо того, чтобы затратить столько энергии на свою фантастическую прогулку по крышам, встретил бы агентов и жандармов в доме ограбленной дамы, то весьма вероятно, что он не выбросил бы нож и револьвер в окно, а, наверное, воспользовался бы ими. Вот таким-то образом воры становятся убийцами, и этот переход совершается с удивительной легкостью.
Наконец, Жаноль, перепрыгивая с одной крыши на другую, оступился и упал на мостовую с высоты двенадцати метров. Честный человек от такого падения расшибся бы насмерть, Жаноля же нашли немножко ошеломленным и даже не контуженным.
Пюмещенный в каннскую тюрьму, Жаноль очень скоро оправился от этого сильного потрясения, и когда предстал на допросе перед прокурором республики, то назвался Жоли и заявил, что сделался жертвой возмутительнейшей юридической ошибки:
— Я зашел к госпоже Ж. только для того, чтобы спросить, не отдаст ли она внаем своей квартиры, а она подняла тревогу и закричала: «Воры! Воры!» — я испугался и убежал на крышу.
Таково было объяснение, данное этим беззастенчивым мошенником.
— Извините, — заметил прокурор, — таким способом может убежать только человек, у которого нечиста совесть.
— О, — непринужденно возразил наш герой, — неужели судьи не знают известной народной поговорки: «Когда вас обвинят в похищении башни с собора Нотр-Дам, то самое лучшее — поскорей убежать».
Жаноль с удивительной настойчивостью утверждал, что все предметы, рассеянные им на крышах, не принадлежали ему.
В его чемодане было найдено метрическое свидетельство на имя Жоли, но когда местные газеты заговорили о его сенсационном аресте, нашелся некий Жоли из Лезие, который уведомил суд, что воры, ограбившие его дом, унесли не только деньги и драгоценности, но и метрическое свидетельство.
Тогда мошенник имел неосторожность заявить, что настоящее его имя — граф Родольф де Марсан, а так как в каннский суд поступило множество жалоб на некоего субъекта, называвшего себя графом де Марсан, то таким образом удалось открыть бесчисленные кражи и дерзкие взломы, совершенные Жанолем во всех отелях южного побережья.
Но узник, томившийся на соломе каннской темницы, не был вульгарным мошенником, покорно склоняющимся перед судьбой и принимающим то, что ей заблагорассудится послать. Тот, кто рискнул на отважный побег по кровельным карнизам, должен был вторично попытать счастье.
Необходимо заметить, что каннская тюрьма находится под солидной охраной, а следователи, ввиду гимнастических способностей узника, решились сами приезжать в тюрьму и допрашивать его в его же камере, вот почему Жаноль стал придумывать новое средство.
Среди сторожей, поочередно дежуривших в его отделении, был один очень честный человек, имевший простоватый, почти глупый вид. Жаноль сосредоточил на нем все свои упования.
— Вот человек, которого нетрудно будет подкупить… — думал он.
Тогда он начал с ним заговаривать и в один прекрасный день спросил, не хочет ли он получить большую сумму денег за то, чтобы помочь его побегу.
В обществе почти не знают, как много профессиональной честности, прямоты и преданности долгу у этих скромных слуг родины, простых тюремных сторожей, которые в провинции получают от восьмисот до девятисот франков в год и которых никакие денежные посулы не могут соблазнить.
Теперь так много говорят о современной продажности, что, мне кажется, не мешает отметить профессиональную честность этих скромных тружеников.
Итак, сторож с негодованием отверг предложение Жаноля и поспешил предупредить следователя и тюремного надзирателя.
Последние сочли необходимым воспользоваться случаем, чтобы узнать о личности узника, а также его сообщников. Сторожу были даны особые инструкции. На следующее утро Жаноль был в восторге, когда увидел, что тюремный сторож приветливо ему улыбается и, точно совершенно забыв о вчерашнем рассказе, осведомляется об его здоровье и спрашивает, нет ли у него друзей, которые захотели бы о нем позаботиться.
Жаноль уже сообразил, что выиграл партию.
— О, да, — сказал он, — кстати, вот письмо, которое я написал к господину Т., одному старьевщику в Париже. Я прошу его передать вам три тысячи франков. Это все, что я имею в настоящее время.
— Хорошо, сударь, — сказал сторож, — я отправлю это письмо на почту, а потом мы увидим…
Понятно, он отнес письмо к своему начальнику, а тот передал его судебному следователю, что привело просто-напросто к аресту старьевщика.
Газеты заговорили обо всем этом, я прочел подробности ареста и попытки бегства неизвестного узника, и мне было вовсе не трудно узнать старого знакомца.
— Ба! Это мой Жаноль! — тотчас же решил я.
Я отправился в Канн, и когда тюремный надзиратель показал мне письмо заключенного к парижскому старьевщику, я сразу узнал знакомый почерк, которым были написаны дерзкое письмо беглеца Жаноля к своему судебному следователю, а также послания к редактору «Фигаро».
— Полно, не отрицайте, вы Жаноль, — сказал я мнимому графу де Марсан, — и вот доказательство: вы подписались в письме к Донферу — «Жаноль, граф де Марсан и пр.»…
— Я решительно не понимаю, что вы хотите сказать, — очень спокойно возразил заключенный, — я в жизнь свою никого не обокрал…
Однако этот апломб нисколько не поколебал моей уверенности.
Со всеми предосторожностями, приличными случаю, я повез узника в Париж.
Дорогой Жаноль вел себя почти нахально, он все время подсмеивался надо мной и говорил:
— Ах, господин начальник полиции, вы попали пальцем в небо, я вовсе не Жаноль.
— Полно, милейший, — возражал я, — к чему вам послужат все эти отпирательства? Ведь вы отлично знаете, что, по приезде в Париж, вам не миновать антропометрического отделения.
Но Жаноль продолжал улыбаться и пожимать плечами.
— Мне совершенно безразлично, так как раньше я никогда не был арестован!
Потом он продолжал тоном светского человека, который очень рад, что нашел тему для разговора:
— В самом деле, какое удивительное изобретение — антропометрическое измерение. Несколько дней тому назад я читал в какой-то газете, в «Тан» или в «Фигаро», не помню хорошенько, превосходную статью о господине Бертильоне. Бесспорно, это замечательный человек, который оказывает незаменимые услуги обществу и правосудию.
Можно только недоумевать, как люди интеллигентные, вроде этого Жаноля, осмеливаются так нагло отпираться вплоть до последней минуты, отлично зная, что их ложь будет изобличена. Впрочем, я, кажется, уже указывал на эту живучесть надежды в сердцах
