Читаем без скачивания Гончаров и кровная месть - Михаил Петров

- Из папкиных запасов, ещё много осталось, наливайте, дядя Володя.

- Ну вот и помянули дорогих нам людей, - старик осторожно поставил стаканчик на платок, опять закурил, сквозь дым глядя в тайгу, в прошлое.

Потом аккуратно загасил папиросу о сапог. Не смея выбросить её вблизи могил, закрыл, упрятал в ладоне. Поднимаясь сказал.

- В общем так, Маня, на сбор даю сутки. Завтра в это время прийду. Бери самое необходимое, остальное наживем.

Не оборачиваясь, грузно и тяжело он ушел в тайгу, оставляя хруст веток и туман неведомого.

Они остались сидеть по обе стороны материской могилы, слушая себя, солнце и мощное возрождение весенней тайги.

- Ну что мой рыцарь? Что со мною будет? - Находясь где-то далеко, отрешенно спросила девушка.

Ивана пробрал озноб, толи от её голоса, толи от собственных мыслей, готовых вот-вот обрести словесную реальность.

- Маша, я давно хотел. . .

- Не нужно сейчас. У нас будет ночь и она вся будет наша. Я давно так решила. Не знала только, что наступит она так скоро. Сейчас день, давай о другом.

- Расскажи о себе.

- Ты и так многое знаешь.

- Хочу все, Маша, почему упала пихта? Она была надпилена совсем немного.

- Зто я струсила защищаясь от них, а тут ты выскочил и как раз под удар. Кто бы мог подумать.

- Но как ты смогла её повалить?

- Попросила, она и послушалась, меня раньше все в тайге слушалось, а я слушалась тайгу и отца. Господи, ну зачем он умер? Обещал ведь мне весь мир показать, зачем ты не сдержал слова, дорогой мой папка?

Она искренне удивлялась, что отец не сдержав слова, послушный инфаркту, навсегда от неё ушел. От её непритворного недоумения Ивану стало не по себе.

- Да ты не волнуйся, - спохватилась Маша, - я в уме, просто долгими вечерами я научилась с ним разговаривать. Бери корзину, пйдем собираться.

- Решилась?

- Дядю Володю жалко, трудно ему. Он со мной как с маленькой нянчился. Он доеще дед Петрович. Петровича уже нет, а майор у меня должен прожить как можно дольше, кроме меня у него никого нет.

- А я? - Выдохнул Иван дернувшимися губами.

Затушив синеву поднебесья Маша скрылась в черной пасти штольни.

И окутал их холод подземелья. Заставил сердца биться сильнее, чтобы общее тепло их тел стало надежнее, потому что два сердца всегда больше одного. Коварная темнота накинув на них черный плащ, связала, сделав их путь ярче и светлее. Не стало мрачных, гранитных сводов, что тяжелыми животами гор закрывают солнце, не позволяя птицам умчаться ввысь. Грохот раздался и дрогнули горные отроги и раздвинулись скалы открывая им великую тайну. Озаренные они устремились в поднебесье солнечного дня, или в золотую ночную звездь.

И опять был грубый разбойничий камин, и опять была гитара, чуткая к прикосновению шершавых и нежных рук. безысходно и тоскливо лилась песня. Прижавшись неподвижной шеей к подлокотнику Иван заплакал, до того скрутила его печаль их судеб. Огонь пел, длинными оранжевыми языками касаясь звуков гитары, а женские руки дерижировали, управляли огнем, музыкой и любовью. Велики и недосягаемы теперь они были для него, он как сон вспоминал только что произошедшее. Пусто стало, словно ничего и не случилось, Иван потерся плечом о её колено. Она все поняла. Брызнули искры Аррагонской хотты, загудел огонь струн и в такт, в ритм ударила кровь жизни. А кукушка израсходованным заводом сообщила им об окончившемся отрезке их счастья.

- Маша, давай поженимся, - это были первые слова сказанные ими за три часа. И они ушли в никуда. Она молчала невидимо глядя в кров забоя, в резвящихся чудищ, что устроили сатанинскую пляску, подогреваемую огнем очага. Глядя сбоку, Ивану было видно как катятся безмолвные слезинки из её глаз.

- Маша, заче ты так?

- Можно и по другому, бедный мой рыцарь, накинь простыню и пойдем к столу.

Я так не могу.

- В том-то и беда, римляне умели, а мы не можем, но мы попробуем, отпразднуем тризну по моей невинности.

Тяжелое свинцовое небо, да грозный ропот тайги провожал их утром. Шли по проталинам трое с невеликим машиным приданным, два рюкзака и небольшой мешок, вот и весь её нехитрый гардероб. К дороге вышли через два часа. Запряженная в телегу там уже томилась лошадка. Заметив трех человек вместо одного хозяина она зафырчала громко и неодобрительно.

К полудню показался поселок со своим налаженным бытом, мычаньем коров, свиным хрюканьем и визгливыми бабьими голосами. Миновав четыре проулка, телега завернула в пятый и перед вторым домом остановилась.

- Заходи, хозяюшка, и мир будет твоему дому, - дед посторонился первой пропуская Марию.

И она пошла. С дрожью и ознобом поднялась по ступенькам первого в её жизни зага дочного жилья. Красный угол был пуст. Полочка находилась там где ей и положено, но на ней стоял радиоприемник. Она уже подняла было руку, и теперь растерянная стояла, не зная, что делать.

- Ой, Маня, забыл ведь, что ты верующая. Сейчас поставим на место Иисуса твоего. Сам то я не того, а от матери осталось. Я их в комод попрятал, чтоб мухи зазря не гадили. Раздевайся маленькая моя хозяюшка, давай помогу.

Мария бочком присела на лавку, а дед взялся растапливать печку, негромко разговаривая, толи про себя, толи успокаивая её.

- Погоди, Манька, у меня в той комнате немецкий патефон и куча пластинок, сам фюрер мне их в сорок пятом задарил, сейчас включим. Да не бойся ты, все путем будет. Я то свое отработал, отдыхать пора, тебе хозяйство вести.

Председательская, наглая секретарша Верка, увлеченная передачей информации по телефону, вдруг пискнула и вылупив шары, бросила трубку.

- Ванька! мать не видать, Ванька! Ну ты даешь! Живой! Во дела, дай потрогаю, - Она подошла вплотную, упруго придавив его грудями и тяжелым запахом одеколона, - Гляди ка, руки на месте, ноги тоже. А как по мужской части? Огого, тут все в полном ажуре.

- Да ладно тебе, перестань, - как мог отбивался закованный в гипс Иван, - перестань, тебе говорю. Что тебе здоровых коблов не хватает?

- Докатилась, Верка, уже и к покойничкам пристаешь? - в открытую дверь кабинета кабаном заревел председатель и довольный своей шуткой продолжил, что у него шея осиной поломана я знаю, а ты глянь, может и внизу все перешибленно?

- Не, Федор Андреич, внизу осина целая.

- Ну тогда все в порядке, заходи, Гончаров.

- Да я на митнутку, Федор Андреич, не хочу. .

- Молчи, когда говорит начальство. А то сейчас силком затащу.

Из крашенной фанерной тумбочки председатель извлек бутылку, разлил по стаканам и, придвигая Ивану, приказал.

- Пей, парень, и я опрокину за твое воскресение и за ту девку, что тебя спасла. Нам Володя в общих чертах кое что рассказал, - вылив водку куда-то под язык, пред довольно зачмокал, - Подробности расскажешь позже, сейчас у меня заседание членов. А теперь иди к буху, выпиши аванс и долечивайся. В мае пойдешь на промывку песков, до мая, поди оклемаешься.

- Да я хоть сейчас. Федор Андреич, я нормально себя чувствую.

_Ванечка, когда дубом по балде, нормально не бывает никогда. Бери аванс и пошел вон, чтобы я тебя до Первого мая не видел. Чуешь? Сейчас дуй в город, в поликлиннику, там тебе все расскажут, я позвоню. Кстати сказать, братишка твой чудит. Мужики сбросились, денег ему собрали, правление добавило, решили помочь, а он с тех денег словно сдурел. Разберись. А теперь ступай на. . . На глаза мне не попадайся. . . Стой, в городе зайдешь в рудоуправление, я там тебе путевку на юг выклянчил. Ну покеда, ж. . . в горсть и поскорее.

Верка, праводи старателя-инвалида в бухгалтерию, согласно этикету а давай мне моих членов.

Артелевское правительство стекалось на съезд, а Верка плотоядно вцепившись в локоть ворковала ласково и хищно.

- Не бойся, голубь, я с тобой. Никто тебя не обидит, Верочка тебя сбережет. А ты Верочке шоколадку купишь?

- Конечно, куплю.

- А бутылочку шампанского?

- А где я тебе шампанского куплю.

- Темнота, пока ты у свих меведей был у нас много чего переменилось. В "Золотоскупочном" теперь есть все. Там и на бонны продают.

- Хорошо, куплю.

- А ты вечером прийдешь к верочке в гости?

- Конечно, - автоматически согласился, но тут же вспомнив, возразил, нет не могу, женатый я.

Деньги болтались в кармане штанов и приятно били по ляжкам, обещая ему удивительные юга, теплое море, горячий песок и солнце. Плевать что здесь, в Сибири снег. Юга они и есть юга. Там все по другому, а если Маша согласиться ехать с ним, то это будет вообще замечательно, это будет сказка Картинки одна красочней другой вставали перед ним и он не заметил как очутился на крыльце нужного ему дома.

Жмурясь от брызг скворчащего жира дед Володя жарил сочные пластины свиного мяса. В проеме дверей вопросительно застыла Мария, а за её спиной соловьем разливался Александр Вертинский.

- Вот, Ванька, совершенно она не интересуется достижениями немецкой техники.

- Да мне тоже наплевать на всю эту музыку. Маша, мне путевку к морю дают, может быть поедем?