Читаем без скачивания Самая темная ночь - Дженнифер Робсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он сдержал обещание. Нина спешно разделась, разворошив содержимое рюкзака, и, едва натянув на себя ночную рубашку, тотчас закрутила фитиль фонаря – свет погас. Когда она залезала под одеяло, матрас и деревянный остов кровати, конечно же, зашуршали и заскрипели на все лады так громко и унизительно, что Нина сразу вообразила себе, как тетя Элиза прислушивается, все слышит и посмеивается себе под нос над «новобрачными».
Наконец она устроилась на простынях, и в комнате установилась тишина. Теперь, лежа во мраке и одиночестве, Нина уже не могла не заплакать, а поскольку найти носовой платок в чернильно-черной спальне не представлялось возможным, ей оставалось только шмыгать носом, смаргивать слезы и снова шмыгать.
– Прости, – (шмыг-шмыг), – что не даю тебе заснуть, – выдохнула она.
– Не надо извиняться. Но постарайся помнить о том, что твой отец сегодня ночью будет спать крепче, чем на протяжении многих прошедших недель. Конечно, он скучает по тебе, но сейчас у него на сердце гораздо легче. Не забудешь?
– Наверное.
– Тогда давай попробуем поспать, а если тебе нужно выплакаться – не сдерживайся. Только, пожалуйста, плачь потише. Мне-то ты не помешаешь, а вот если тетя Элиза услышит, она решит, что я тебя чем-то обидел, примчится сюда и отлупит меня своими цокколи. В детстве мать гоняла нас башмаком, но получить деревянной колодкой… С тем же успехом тетушка может поколотить меня молотком.[15]
Под конец такого тяжелого дня уже ничто, казалось бы, не могло рассмешить Нину – в том числе мысли о том, как Никколо уворачивается от размахивающей цокколи тетушки Элизы, которая едва достает макушкой ему до плеча, – и тем не менее девушка улыбнулась и даже сумела закрыть в темноте глаза, а когда открыла их, за окном занимался рассвет.
Глава 5
– Ты уже проснулась? Спускайся в кухню, когда будешь готова!
Нина лежала на неудобной постели в странной комнате, и свет, льющийся в окно, казался чужим и неправильным. Ей понадобилось некоторое время, чтобы вспомнить, где она находится и кому принадлежит приятный низкий голос, только что донесшийся до нее, а когда она вспомнила, сразу захотелось зарыться лицом в подушку и от души разреветься. Вместо этого Нина встала, оделась, застегнула рюкзак и спустилась по лестнице к незнакомцу, который играл роль ее мужа.
Тетя Элиза накормила их на завтрак полентой с теплым молоком, а Нине досталось еще и яйцо, сваренное всмятку, – Никколо шепнул ей, что это величайший знак благосклонности со стороны тети Элизы.[16]
– Она не приготовила бы мне яйцо на завтрак, даже если бы я лежал на смертном одре…
Тетя Элиза собрала им в дорогу целую корзину припасов, и вот, наобнимавшись, наслушавшись прощаний, поздравлений со свадьбой и благословений, они наконец получили возможность усесться на деревянную скамью повозки, запряженной Красавчиком, и продолжить путь к Меццо-Чель.
Второй день путешествия оказался еще хуже первого – у Нины от постоянной тряски ломило все тело, она страдала от голода, жажды и усталости. Ее клонило в сон, хотя на бугорчатом матрасе удалось довольно неплохо выспаться, раскалывалась голова, и от всех обрушившихся невзгод хотелось взвыть. Нина взвыла бы, если б не дружеское участие и забота Никколо, который настоял, чтобы она взяла себе большую часть припасов, и не роптал от того, что его спутница ни на что не способна, кроме как уныло горбиться в этой ужасной повозке, запряженной Красавчиком, и стараться не упасть в обморок от жары, пыли и зловония. Зловоние исходило от грязного зада мула, который находился слишком уж близко.
Нина не могла забыть и о том, что Никколо терпит лишения исключительно ради нее. Вопрос, почему парень на это согласился, Нину озадачивал, но все-таки он был другом отца Бернарди, а отец Бернарди дружил с ее отцом, так что это давало какое-то объяснение. А если уж Никколо сносит все тяготы многочасового путешествия с такой невозмутимостью, то она должна хотя бы попытаться дожить до конца дня, не устроив потоп из слез.
Солнце уже клонилось к горизонту, когда Никколо направил повозку на тучное поле, окруженное буйно разросшейся живой изгородью.
– Мы уже совсем недалеко от Меццо-Чель, но безопаснее будет остановиться на ночлег, пока не стемнело.
– Даже если ехать совсем немножко?
– На ферме мы окажемся только после захода солнца, а я не хочу рисковать – можно нарваться на патруль с началом комендантского часа. Отправимся снова в путь с рассветом и будем на месте еще до полудня.
– Хорошо.
– Ты не могла бы подержать Красавчика под уздцы минутку, пока я буду открывать ворота?
– Но он…
– Он устал не меньше нашего и мечтает поскорее поужинать и сразу уснуть, поэтому не шелохнется.
– Ты уверен, что здесь можно заночевать?
– Уверен. Поле принадлежит моему кузену Сандро, так что никаких неприятностей не возникнет, если мы тут останемся. Ты же об этом беспокоишься, да?
– Не только… а что, если пойдет дождь?
– Это вряд ли после такого солнечного дня. Здесь, конечно, не так уютно, как в домике моей тетушки, но замерзнуть нам не грозит, а в корзинке еще осталась еда на ужин. Что еще нам нужно? – Он подхватил Красавчика под уздцы и потянул его на поле, а потом, не требуя помощи от Нины, распряг мула, отпустил его пастись, снял с повозки деревянную бадью – они набрали воды в фонтане вскоре после остановки на обед – и поставил ее так, чтобы животное могло утолить жажду. Затем он соорудил для Нины постель из охапки шерстяных пледов, лежавших в повозке, и разложил на чистой скатерке остатки припасов.
– Не то чтобы пир, но с голоду не умрем. Тут есть хлеб, сыр и еще осталось почти все вино, которое нам с собой дала тетушка.
Они поужинали в молчании, и хотя хлеб уже зачерствел, Нина съела все до последней крошки. Никколо налил вина в жестяную кружку, и девушка сделала крошечный глоток – лишь для того, чтобы проглотить хлеб.
– Пойду посмотрю, как там Красавчик, так что, если тебе нужно уединиться, чтобы… э-э… вон там, в дальнем конце поля густые кусты, с дороги тебя никто не увидит.
Нина поспешила к укромному местечку, которое он указал. Никколо сразу направился к мулу, но он, должно быть, услышал шорох ее шагов, потому что обернулся, когда она пришла обратно.
– Можем лечь спать прямо сейчас – солнце почти зашло, и мне бы не хотелось зажигать фонарь. Лучше пусть
