Читаем без скачивания Дочь Сталина - Розмари Салливан

Светлану начало раздражать внимание публики к ней. Оглядываясь назад, теперь она считала свой приезд в США «вульгарным». Она видела, что скорее походила не на принципиального невозвращенца, протестующего против репрессий советского правительства, а на женщину, пытающуюся продать свою книгу. Светлана думала, что все считают ее миллионершей. Когда-то она пообещала отдать три четверти своих доходов на благотворительность и не сделала этого.

В первое лето после возвращения в Принстон Боб Рейл и его жена Рамона предложили ей провести каникулы на Внешней отмели в Северной Каролине. Встретившись, Светлана и Боб, как и всегда, сразу же принялись вспоминать далекий мартовский день 1967 года, когда Рейлу позвонили из посольства и сообщили о новом перебежчике. Они перебирали все подробности: первую встречу с русской леди, ее объяснение о том, что она является дочерью Сталина и слова Джорджа Хьюи: «Того самого Сталина?» Особенно они любили вспоминать эпизоды словно вышедшие из комедии про неумелых полицейских, случившиеся, когда она «официально не была в Италии». Светлана сказала Бобу, что совершенно не понимала, почему ей сразу нельзя ехать в США. На это были «различные причины». Ожидая, что Советы будут в ярости и начнут охоту за ней, Светлана сосредоточила все свои усилия на том, чтобы быть настолько послушной, насколько это вообще было возможно.

Светлана всегда была благодарна всем, кто встретил ее в посольстве США в Индии, а особенно — послу Честеру Боулзу, который пошел на риск, спасая ее, и Бобу Рейлу, чья карьера, как ей казалось, была разрушена, когда все узнали, что он агент ЦРУ, хотя он всегда уверял ее, что всего лишь получил новое назначение. Но теперь она начала понимать, что ее приезд в США был срежиссирован Госдепартаментом так, чтобы не вызвать раздражение Советов. Зачем? Если бы они спросили у нее, она объяснила бы, что этим советское правительство было не успокоить. Они были оскорблены. Им пришлось сочинить пропагандистскую ложь, о том, что ее побег был подготовлен ЦРУ. Американцам не было никакого смысла пытаться как-то задобрить их. Почему они просто не спросили ее? Очень многие издатели выражали желание опубликовать ее книгу. Почему ей не дали встретиться с ними? Джордж Кеннан говорил, что они просто защищали ее от тысяч репортеров и издателей, которые жаждали добраться до нее. Он признал и то, что она была дипломатической помехой, и ему также приходилось защищать интересы Госдепартамента.

Глядя на прошлое с более циничным взглядом, Светлана пришла к выводу, что ее всегда контролировало ЦРУ. По сравнению с КГБ их путы были шелковыми, но, тем не менее, они наличествовали. Она начала понимать, что была под контролем и наблюдением с самого своего приезда. Они старались сделать «эту странную невозвращенку (как она сама определяла себя) менее опасной для них всех».

От этого понимания Светлана чувствовала горечь, вылившуюся в книге, которую она тогда писала:

Мировая пресса, получив через Госдепартамент неправильную информацию, сообщила ее общественности. Они сделали всю эту историю чрезвычайно запутанной и противоречивой. Мне приписывались решения, которых я не принимала. Многие годы все вокруг считали: «Она поехала в Швейцарию, чтобы забрать из швейцарских банков деньги, которые туда положил ее отец». Заподозрить моего отца, в том, что он ведет себя как какой-нибудь западный миллионер — эта фантазия прижилась в некоторых кругах и пустила прочные корни… В нее так легко было поверить.

Если бы она никогда не посещала Швейцарию, появилось бы на свет это клеветническое измышление? Госдепартамент сообщил, что «она решила отправиться в Швейцарию для отдыха». Но она не принимала этого решения. Теперь Светлана чувствовала, что ее просто решили подставить.

Слухи об этом золоте и о состоянии, которое она получила за книгу, сделали ее жертвой Ольгиванны Райт, чей план, как Светлана объяснила Джоан Кеннан, был «продать нашего лучшего мужчину за большие деньги». Светлана была катастрофически наивна. Ей и в голову не приходило, что мужчина может жениться из-за денег. Это был просто сюжет, который она видела в кино. Ее отец настолько не доверял окружающим, что заставлял брать пробы воздуха в комнатах, где они жили, никогда не пробовал еду, если ее не ел кто-нибудь за столом и уничтожал любого при малейшем намеке на подозрение. Но его дочь слишком многим доверяла. Она думала, что ее любили.

Талиесинская история стала для нее «поворотной точкой» «всего американского опыта». «Что же касается Уэса, — писала она позже Джоан, — он продолжает вести себя по-прежнему: живет, как будто он «богатый человек», но не оплачивает свои счета и никогда не помнит, что я для него сделала — выплатила полмиллиона долларов его старых долгов в качестве свадебного подарка».

Она злилась и на Уэса, и на себя. Возможно, у нее из головы не выходили слова, которые сказала Александра Толстая о том, что она «недостаточно много сделала за свою жизнь». Светлана написала Джорджу Кеннану письмо, полное сожаления. Она уверяла пожилого дипломата, что никогда не связывала его со своими «нью-йоркскими юристами», но почему они не сделали все по-другому:

НО КОГДА десять лет назад, Джордж, я в д р у г, совершенно неожиданно получила миллионы за мои весьма посредственные мемуары, БЫЛО ЧРЕЗВЫЧАЙНО ВАЖНО — ТОГДА — чтобы мой следующий шаг был ВЕРНЫМ. А единственным правильным шагом было избавиться от большей части этих денег. Отдать их на благотворительность в США и других странах через ООН, пожертвовать русским эмигрантам, разбросанным по всему миру или кому-нибудь еще, кто бы это ни был…

Но именно ОТДАТЬ ИХ, как я сама обещала на пресс-конференциях и телевизионных интервью в 1967 году.

В том, что это не было сделано, конечно, моя вина. Мне не хватило пороху настоять на том, что я считала ПРАВИЛЬНЫМ. Я растаяла под весь этот щебет приятной публики, славу, милые разговоры и трогательные дружелюбные письма. Я была переполнена всем этим и сдалась.

Я сдалась ТОГДА, дорогой Джордж, и теперь, через десять лет, некого винить. Я должна была быть твердой, как скала, отстаивая мои собственные планы, мои собственные идеи… Я такой не была. И все мои дорогие доверенные лица, конечно, НЕ могли посмотреть на происходящее с моей точки зрения. Все, кроме вас.

Десять лет назад я могла бы разрушить дурную репутацию «дочери Сталина», отдав 80 % гонораров за свою первую книгу. Я это чувствовала, я знала, что это был ЕДИНСТВЕННЫЙ ВЕРНЫЙ шаг, и я упустила этот шанс. Я просто пропустила его, как пропускают мяч в теннисе вместо того, чтобы нанести удар слева. Я проиграла в игре с высокими ставками…