Читаем без скачивания Васек Трубачев и его товарищи - Валентина Осеева

Редактором, с общего согласия, был выбран семиклассник Толя Соколов, а помощником редактора – Одинцов.

В заметках не было недостатка. Были серьёзные статьи о приближающейся учёбе, о том, как подвигается работа на стройке, а в отделе «Разное» кое-кто оказался и продёрнутым.

Под рисунком, изображающим легковую машину с развалившимися в ней тремя мальчиками, стояла подпись:

Если дружба за машину —Этой дружбе грош цена!

Была и другая загадочная картинка, изображающая плывущий в облаках лесовоз с длинными брёвнами. Под этой картинкой подписи не было. Дальше была помещена острая заметка, уже без рисунка:

«Сегодня наш уважаемый кровельщик дядя Сёма попросил уважаемого дедушку Мироныча помочь ему поднять на крышу железный лист. Но дедушка Мироныч ответил: „У тебя своё дело, а у меня – своё“. Редакция считает, что всякое дело на стройке – общее».

Внизу стояла подпись: «Помред Одинцов».

Около газеты с утра толпились ребята.

Дедушка Мироныч прочитал заметку и подозвал Колю Одинцова.

– Ты, товарищ Одинцов, мал ещё старшим указывать. – обидчиво сказал он и полез на крышу помогать кровельщику.

Алёша Кудрявцев не захотел подойти к газете, он уже знал через Тишина, что его с приятелями продёрнули, и, возмущённый, принёс Одинцову свою заметку.

– Вот, помести, пожалуйста, – насмешливо сказал он, протягивая Коле аккуратный листок бумаги. – У тебя тут есть ещё место, можно сейчас же наклеить.

Одинцов быстро пробежал глазами листок.

«Очень жаль, – говорилось в заметке, – что одним из ответственных редакторов газеты выбран Одинцов, который вместе со своими товарищами хотел пролезть в шестой класс, а по заслугам очутился в пятом».

Пока Одинцов читал, Алёша стоял рядом и острыми, прищуренными глазами смотрел на него в упор, пытаясь уловить на лице Коли признаки смущения или гнева. Он ожидал категорического отказа напечатать такую заметку и был очень Удивлён, когда Одинцов просто сказал:

– Сейчас приклеим.

Алёша покраснел и взял у него из рук заметку.

– Я ещё не решил, – быстро сказал он и, скомкав заметку, сунул её в карман.

Ему вдруг стало скучно, и собственный поступок показался мстительным и мелким. Он отвернулся от Одинцова и пошёл к своему участку.

Там всё было в полном порядке. Ямки, приготовленные для столбов, были точно вымерены, одинаковой глубины; подобранные по одному размеру штакеты сложены около каждой ямки, чтобы потом ребятам не пришлось таскать их из общей кучи, затрачивая на это лишнее время. Всё было готово. Не хватало только столбов и слёг, чтобы начать ставить забор У Алёши чесались руки, да и срок выполнения задания был уже близок. Кончался июль, все работы по ремонту надо было завершить к седьмому августа.

К Кудрявцеву подошли Петрусин и Тишин. Алёша ничего не сказал приятелям про заметку, но, не в силах побороть кипевшее в нём раздражение, едко бросил:

– Бездельничаем по вине директора!

– И правда, чего это Леонид Тимофеевич тянет? Обещал пойти с нами на делянку и тянет чего-то, а мы без дела сидим. Давно бы уже могли столбы привезти и начать работу, – высовываясь из-за плеча Кудрявцева, сказал Петрусин.

– Трубачевцам тоже нечего делать, – усмехнулся Тишин, – вон сидят в кучке.

Алёша остановился на краю своего участка, вытащил отцовский полевой бинокль и стал разглядывать участок своего соперника. У Тишина завистливо блеснули глаза. Он осторожно протянул руку и в нетерпении пошевелил пальцами:

– Чур, я после Кудрявцева смотрю!

Петрусин сморщил нос и, прищурив глаз, старался заглянуть хоть в одно окошечко. Но Кудрявцев отодвинул его локтем и, продолжая глядеть в бинокль, нетерпеливо бросил обоим:

– А ну-ка, не мешайте!..

В бригаде Трубачёва тоже было всё готово: так же чернели через определённое расстояние выкопанные ямки, лежали сложенные штабелями штакеты. Алёша направил бинокль на Трубачёва. Бригадир пятиклассников, развернув на травке какой-то лист, положил по краям четыре камешка и что-то сказал не сводившему с него глаз Матросу. Тот блеснул в воздухе чёрными от загара ногами и, подпрыгивая, помчался к дому. Алёша повертел колёсико и быстро сказал:

– Петрусин, узнай, что у них там такое!

В бинокль было хорошо видно склонённую над большим листом голову Трубачёва. Несколько ребят тесно окружили своего бригадира. Запыхавшийся Матрос примчался назад, держа в руках длинный, похожий на пенал ящичек.

– Флажки принесли. Карту будут смотреть… – лениво сказал Тишин. – Хотят показать себя культурными.

– Но откуда они взяли карту? – с интересом спросил Алёша.

– Карту принесла Елена Александровна. Она хочет повесить её в пионерской комнате. А флажки девочки из ленты сделали, – спешно сообщил вернувшийся Петрусин.

– Несправедливо! Зачем она им дала? – нахмурился Алёша.

– Мироныч говорил, что завтра пионерская комната будет уже готова. Елена Александровна сама там работала вчера. И плакаты уже купили, – быстро рассказывал Петрусин. – А сейчас Трубачёв пошёл и выпросил карту.

– Трубачёв – любимчик! – процедил сквозь зубы Тишин. – Елена Александровна ему ничего не жалеет!

– Подумаешь! А чего она распоряжается тут! Сложила печи и воображает! – фыркнул Петрусин.

Алёша молча сунул ему бинокль и решительно зашагал к дому.

Елена Александровна была в пионерской комнате. Открыв окна и двери и осторожно ступая по дощечкам, положенным на свежевыкрашенный пол, она складывала на столе какие-то игры, плакаты и завёрнутые в красный кумач портреты.

– Осторожно, Кудрявцев, пол ещё не высох. Что тебе надо?

– Дайте мне карту! – сказал Алёша.

Карта у Трубачёва. Он её подклеивает на полотно. Сегодня вечером мы её повесим здесь и каждый день будем отмечать флажками линию фронта, – пояснила Елена Александровна. – А если ты хочешь посмотреть карту, ступай к Трубачёву.

– Я не пойду к Трубачёву! Пусть Трубачёв холит ко мне, – вспылил Алёша, – а мне незачем перед ним унижаться! Я не первоклашка. Я могу взять карту у моего отца. Мой отец – генерал, и у него таких карт…

Елена Александровна с шумом отодвинула ящик с шахматами и повернулась к Кудрявцеву:

– Мы всё уже слышали, что твой отец генерал! Ты можешь гордиться своим отцом, ты можешь стремиться к тому, чтобы стать таким же, как твой отец, но пока ты ещё ничего не сделал, и хвастать направо и налево, что ты сын генерала, – это стыдно, противно и глупо! – Елена Александровна вспыхнула тёмным румянцем. – Запомни, Кудрявцев: стыдно, противно и глупо! – с силой повторила она.

– Как вы смеете! Вы – какой-то печник!.. – пробормотал озадаченный Алёша.

– Выйди отсюда! И, когда успокоишься, приходи поговорить со мной! – сказала Елена Александровна.

– Я никогда не приду поговорить с вами! Не ждите! – грубо крикнул за дверью Алёша.

Он сбежал с лестницы, постоял на крыльце и через минуту вернулся. На волосах у него блестели капли дождя, глаза смотрели вызывающе.

– Я – отличник! И я работаю не хуже других…

– Ты работаешь хорошо. Но, кажется, пошёл дождь… – Елена Александровна озабоченно взглянула в окно. – Скажи, чтобы принесли карту.

Алёша снова исчез за дверью.

– Эй, Петрусин! Пойди скажи пятым, чтобы принесли карту! – послышался на крыльце его громкий, сердитый голос.

Елена Александровна глубоко вздохнула и снова принялась разбирать игры.

– Подклеили? – не поднимая головы, спросила она Трубачёва, когда он принёс карту.

– Подклеили, только ещё не подсохла.

– Положи на стол и скажи ребятам, чтобы расходились. Да, чуть-чуть не забыла! В воскресенье поход на делянку. Сбор здесь в семь часов. Объяви бригадирам. – Сейчас!

Васёк разложил на столе карту и вышел во двор.

– В воскресенье поход на делянку. Пойдут все старшие ребята! – радостно объявил он и, заметив издали Кудрявцева, помахал рукой: – Кудрявцев, в воскресенье поход на делянку! Собирай своих! Сбор в семь часов.

Кудрявцев удивлённо вскинул брови и хотел ответить, но Тишин тихонько свистнул и насмешливо сказал:

– Гордится перед тобой, хозяина из себя корчит… Помнишь, он сказал: «Мы здесь хозяева, а он… наш гость!» Петрусин закивал головой:

– Верно-, верно!

Глаза у Алёши снова вспыхнули, потемнели. Мелькнувшее желание запросто ответить Трубачёву мгновенно прошло.

– Мы ещё поглядим, кто тут хозяин! – засовывая руки в карманы, сказал он.

Глава 47

Нестреляный воробушек

Елена Александровна отпустила ребят, поднялась в учительскую и, забравшись с ногами в кресло, глядела сквозь мелкую сетку дождя на улицу.

«Пора бы Леониду Тимофеевичу прийти. И о чём можно так долго говорить?»

Ей было жаль старого директора, но к этому чувству примешивались раздражение и беспокойство.

«И зачем он пошёл сам? Можно было вызвать эту Синицыну сюда. Она, пожалуй, подумает, что директор испугался её обвинений. И вообще вся его чрезмерная доброта может только повредить школе. Как бы он там не размяк окончательно и не взял на себя вину за то, что Нюра не слушается матери и делает своё общественное дело… Нет, что за нелепость на самом деле!»