Читаем без скачивания Топографический кретин - Ян Ледер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Может, конечно, он это сам себе навоображал, но ему было приятно такое воображение.
А больше всего им нравилось то, что они нравятся ему. Для них это очень важно — чувствовать, что нравишься: Яша понял это давным-давно, ещё в детском саду. И ещё он понял — правда, не в детском саду, а позже, но какая разница, — что девочки любят не только крупных и сильных мальчиков, но и небольших и слабых, главное — чтоб голова на месте была, а в голове чтоб был рот, который говорит правильные вещи в правильное время.
Читать он научился в три года. Ну, сначала, конечно, не совсем читать, но хотя бы складывать буквы в слоги. Мама рассказывала гостям, какой пыткой оборачивались для неё прогулки по городу. Яша не пропускал ни одной вывески, ни одной афиши, ни одного плаката про социалистическое соревнование, ни одной доски почёта с именами передовиков. Кто-то же написал все эти буквы — значит, рассчитывал на то, что кто-то другой соединит их в слоги, а из слогов слепит слова, ведь так? Так. Ну и почему этим кем-то другим не должен быть Яша?
К четырём он вовсю штудировал родительскую библиотеку, и тогда мама с папой переставили Куприна и Мопассана на верхние полки. А в детском саду взрослых книжек вообще не было никаких, поэтому когда Настасья Никитична хотела сходить на часок к сантехнику дяде Славе, она просила нянечку Нюсю присмотреть за детьми и вручала Яше книжку. Не нормальное что-нибудь — про пиратов или, там, про индейцев, — а всякую младенческую муру вроде «Курочки Рябы».
Нюся усаживала Яшу на стул перед группой, и он сразу начинал себя чувствовать так, как должен чувствовать себя не очень пока ещё заслуженный артист перед очень уже заполненным залом.
И — совершенно как в настоящем театре — зрители во время его выступления сморкались в рукав, шелестели фантиками и устраивали иногда короткие шумные потасовки из-за печенюшек. Тогда Яша сразу умолкал и обижался, выставив вперёд нижнюю губу, но ненадолго, потому что публика сама начинала просить продолжения и стыдить бузотёров, и они успокаивались, обычно просто раскусив печеньку пополам пристыженными лицами.
Он читал громко и с выражением, очень переживал за героев: ёжился, когда страшно, шмыгал носом, когда грустно, и хохотал, когда радостно, — и вместе с ним замирали в ужасе, тёрли кулачками глаза или весело смеялись все остальные, мальчики и девочки, но девочки всё-таки немножко больше. Ах как они на него смотрели!
С тех пор Яша старался девочек не разочаровывать. И, сами не зная почему, девочки отвечали ему тем же.
В третьем классе впервые — если, конечно, не считать роддома, но он его не помнил, а потому не считал — Яша попал в настоящую больницу, да не просто в настоящую, а сразу в областную. Лёг туда со стыдной болезнью, которая только называется красиво: двусторонний гайморит, а на самом деле просто бесконечный поток соплей — и вся тебе красота.
В отделении ухо-горло-нос каждая мелочь требовала пристального внимания и добросовестного, неторопливого изучения.
Жидкое, уложенное волнами картофельное пюре с котлетой «Дружба» из свинины с кальмаром. Стены, неровно выкрашенные чем-то напоминающим по цвету картофельное пюре. Затянутые решёткой дырки под потолком, на которых внезапно и оттого страшновато начинали иногда шуршать блестящие струи кем-то зачем-то наклеенной магнитофонной плёнки. Огромные унитазы чуднóй конструкции, в которые легко можно провалиться, но на которые никак нельзя удобно сесть, потому что они так специально вделаны в цементный пьедестал. Сияющие рыцарским булатом тележки, на которых медсёстры привозят счастливчикам — тем, которые не ходят, — еду из столовки. И особенно сами эти медсёстры — такие взрослые, такие зрелые, такие опытные, так озорно и почему-то кокетливо поглядывающие вокруг.
Заместителем главврача в отделении работал Сеня, родной дядя Яши, младший брат его папы.
— Не переживай, старичок, скоро будешь лучше прежнего, — говорил он, и Яша верил, потому что он всегда верил Сене, самому любимому своему дяде, которого и дядей-то не называл никогда, а только по имени.
Сеня был не так уж намного старше самого Яши, а раньше, говорят, вообще ухаживал за его мамой, когда она была ещё незамужней: наверное, хотел сам на ней жениться и обогнать своего старшего брата Ромку.
Яша иногда задумывался: а вот если бы Сеня победил в том соревновании, то он, Яша, был бы теперь Сениным сыном? И Сеня был бы ему папой, а папа Рома — наоборот — дядей? И звали бы его, наверное, не Яша, а как-нибудь по-другому? А может, он и сам тоже был бы каким-нибудь другим? Может, даже неизвестно кем, может, даже и не мальчиком, а — вообще! — девчонкой?
Он никак не мог додумать эту мысль до конца и однажды спросил папу. Папа засмеялся и рассказал историю про то, как один мужчина женился, а его отец тоже женился, но на дочери той женщины, на которой женился сын. И поэтому младшая невеста стала как бы мачехой своей же родной матери, а сын — как бы отчимом своего отца. А потом у них родились дети, которые тоже переженились между собой крест-накрест, а потом самый первый мужчина задумался и понял, что он сам себе дедушка, и застрелился.
И Яше сразу стало легче, потому что ему стреляться не надо, ведь его родной дядя Сеня не смог когда-то давно обогнать его родного папу Рому и жениться на его родной маме Алле. Поэтому теперь Яша — не кто-нибудь там непонятный и уж тем более никакая не девчонка, а нормальный советский мальчик по имени Яша, а если по имени-отчеству, то Яков Романович, а не Кто-Нибудь Семёнович. Или — вот ещё! — Какая-Нибудь Семёновна.
И ещё Яша немножко сочувствовал маме, потому что ей, конечно, было тяжело выбирать. Папа Рома — он самый лучший в мире, он умеет рисовать танк и рассказывать про звёзды, на улице с ним все всегда здороваются за руку и уважительно называют по имени-отчеству, хотя он вон ещё какой молодой. Но и Сеня ведь тоже хорош! Его весь город любит — наверное, даже больше, чем Яшу любят девочки.
Сеню называли врачом от бога, хотя все знали, что бога нет, и ещё он был неженатым, и люди говорили: в какое время ни позвони, Сеня будет на месте через двадцать минут, потому что квартира его — на главной площади города, от больницы через дорогу. И