Читаем без скачивания На Юго-Западном фронте и другие горизонты событий (сборник) - Владимир Коркин (Миронюк)

– Господин подполковник! Это ведь серьёзный шаг. Тут не место ошибкам…

– Молодец, в корень зришь, поручик. Ты, наверное, не читал в штабе дивизии сообщений о том, что в сентябре 1918 года состоялось совещание по использованию Северного морского пути для снабжения наших войск. А в ноябре морское министерство утвердило решение отправить речные суда в устье Оби и создать условия для гидрографического обслуживания предстоящей экспедиции. Весной этого 1919 года при правительстве создали комитет Северного морского пути.

– Да, в штабе о том офицеры обменивались мнениями. Назывались известные имена.

– Ещё бы! К решению задачи были привлечены опытные моряки-полярники. Я хотя и шапошно, но знаком с опытным гидрографом полковником Котельниковым, назначенным начальником речного каравана судов экспедиции.

– Карская экспедиция, кажется?

– Неплохо, поручик. Пока наш отряд будет петлять по городкам и весям Приобья, в Омске готовится партия гидрографов. Они будут определять удобное место для перевалки грузов с морских судов на речные. Хорошо бы кого из них застать в Обдорске. Краткое описание их похода стало бы прекрасной страничкой в нашу хронику.

– Кстати, поручик, имя Вилькицкого вам о чем-то говорит?

– Увы, господин подполковник. Я учился в сельской гимназии, в Западной Украине. И прошу Вас, мне неудобно, когда Вы меня в присутствии подчиненных называете поручиком. На мне погоны подпоручика.

– Это знаменитый полярный исследователь. И второе. Пусть окружение привыкает, полагаю, что уже в Тобольске мы услышим приказ о присвоении вам этого звания. По деловой хватке и умению оперативно оценить обстановку, я вас считаю поручиком. Вы мой адъютант. И я сегодня же сообщу это своё решение нашей российской команде.

– Благодарю, господин подполковник. До конца своих дней буду Вам признателен. Ваше доверие – высокая для меня честь.

– Полноте, Миланюк. Теперь снова о главном. Я на Беломорье должен бы встретиться с одним важным человеком и на словах передать то, что сказал мне господин адмирал. Это, в частности, касается и остатков золотой царской казны. Однако, если вдруг меня не станет, то ты, увы, не осилишь мою миссию. Посему, оставшиеся наши бойцы будут подчинены штабс-капитану Сазонтьеву, или, в случае немилостивой для него судьбы, тебе придётся возглавить командование. И тогда уже твоя задача, поручик, повернуть назад к месту дислокации нашей дивизии, проходы через северный Урал тебе не ведомы…

Помолчав, продолжил:

– А если жизнь моя оборвётся где-то здесь, или в зырянском крае, тогда штабс-капитан последует с тобой и с остатками наших бойцов до Архангельска. Я отдам сей час надлежащее распоряжение нашим офицерам. В Обдорске не забудь расспросить офицеров морской экспедиции, как они дошли до Обской губы, и как встретились с речным караваном. В Архангельске поступите в распоряжение местного нашего командования. Я тебе сейчас от руки напишу на листке мою рекомендацию. Храни её, пуще глаз. Врагу в руки не отдавай. Либо проглоти, либо сожги.

Он сию секунду вырвал из блокнотика листочек и что-то написал карандашом. Завернул свёрнутый листик в кусочек промасленной бумаги, обмотал его суровой ниткой.

– Держи, Александр. Это тебе будет пропуск в наши гарнизоны. Есть куда его спрятать?

– Так точно, Лев Константинович. В нагрудном мешочке зашит маленький образок Матери Божьей. Распорю стёжечку и вложу Вашу рекомендацию, да и зашью. Да поверх прикреплю свой нательный крест. Авось, Бог милует.

– Тебя Господь милует, Саша. Какие у тебя ещё грехи? Ты совсем молод. Жаль, конечно, если мне не удастся увидеть будущее России. Ведь не зря столько пролито крови людской. Сердцем, мозгом чувствую, что власть большевиков не принесёт народу нашему добра. Она не милостива, нет в ней доброты. Одно стремление – любой ценой захватить власть.

– Господин подполковник, извините, мы уже немало месяцев знакомы, но Вы о себе ничего не рассказываете. Чувствую, Ваша судьба необычна. Вы ведь, без сомнения, кадровый офицер…

– О, молодой мой друг, автобиография у меня богатая. Скажу, хотя бы, вот что, в своё время я окончил Николаевское инженерное училище. Три года учёбы, и я инженер подпоручик. Далее, как все желающие получить высшее военное техническое образование. Несколько лет служил в Армии, сдал вступительные экзамены в инженерную академию. Два года упорной учёбы – и у меня высшее образование. Лекции в нашем училище и академии читали весьма известные преподаватели. Выпускники разных лет добрым словом отзываются о химике Менделееве, уж его имя вы должны знать со времён учебы. А на офицерских курсах вы не могли не познакомиться с работами Леера по тактике, стратегии, военной истории. Не так ли?

– Конечно-конечно, господин подполковник.

– К слову, эту же академию окончил Сазонтьев. Только он артиллерист. К слову, весьма талантливый инженер, подал несколько замечательных предложений, как в сфере управления огнём, так и комплексной модернизации производства отдельных видов вооружений.

– Извините, а что, штабс-капитан мог выйти и в учёные?

– Да, мог. Были задатки. Одно время Сазонтьев увлёкся проблемами усовершенствованием электрического способа взрывания и создания морских гальваноударных мин, даже стажировался в лаборатории, которую курировал генерал Шильдер. Но …, – Костовский развёл руки в сторону, давая понять, что тот бросил эту затею.

– И что ему помешало?

– А знаете, друг мой, он влюбился.

– Вот как. Неужели некая особа помешала Николаю Семёновичу войти в когорту так называемых белых воротников?

– О, в своём деле он бы носил титул самого белого воротника из всех белых воротников, – улыбнулся подполковник.

– Вы меня совершенно заинтриговали. Что же это за особа, вставшая на его пути, если не секрет?

– Отчего же. Это авиация.

– Авиация! Вот как! Но ведь она, по сути, только зарождается.

– В том-то и дело. Совершенная новизна воздухоплавания его чрезвычайно увлекла. Хотя ему прочили хорошую карьеру по службе, он же добился перевода на авиабазу. Прошёл дистанции от техника, лётнаба до лётчика.

– Знаете, он при общении про эту страсть к авиации никак не проявил. Я вообще полагал, что он выпускник рядового двухгодичного юнкерского училища. Уж весьма прост в обращении.

– Вот и ошиблись, Александр. Далеко не каждый человек даст заглянуть незнакомцу в душу. К слову, авиация внезапно увлекла не только его. Многие, как говорится, спали и видели себя покорителями воздушных просторов. Да не всем это далось. Сазонтьев, судя по отзывам своих товарищей, делал немалые успехи, в кратчайшие сроки освоил летательные аппараты. Вы что-то знаете о воздушном флоте, скажем так, императорской армии?

– Только то, что поступало в распоряжение штаба нашей дивизии, когда готовил разную документацию для ознакомления командования, или вёл переписку с другими соединениями Армии. Было бы весьма любопытно узнать хотя бы кое-какие подробности. Вас это не затруднит?

– Отчего же. Некоторое время назад сам с немалым увлечением открывал для себя значимость авиации. Итак, вот очень краткий экскурс в суть вопроса. К началу войны у Россия имелось двести шестьдесят три аэроплана – это был самый большой воздушный флот. Однако уже в 1914 году Германия опередила союзные державы. Мы можем гордиться тем, что располагали к первому лету войны единственными в мире самолётами с пулемётным вооружением. Слышали о них?

– Конечно. Это аэропланы «Илья Муромец».

– А ещё, подпоручик, наша держава первой в мире применила авиаматки. У нас авиаотряды подразделялись по типам самолетов на корпусные, армейские и истребительные, позднее сформированы артиллерийские авиаотряды. К середине лета семнадцатого года в армии насчитывалось только корпусных авиаотрядов – свыше сорока. Каждому из них придано шесть корпусных самолетов, шесть артиллерийских и два истребителя. А типы воздушных аппаратов можете назвать?

– Не все. Значит, помнится: Лебедь, Вуазен, Нъюпор и Фарман.

– Неплохо на первый раз. Ещё аэропланы «Анаде», «Кодрон», «Спад». К истребительной авиации в основном относились «Фарман-30», «Фарман-27», «Морис-Фарман-40». Постепенно более скоростные и надежные «Вуазен» и «Моран» пришли на смену прежним моделям. Истребительные авиаотряды формировались на основе разных типов «Ньюпоров», «Моран», затем – «Спад» и «Сопвич». С каждым военным годом рос и обновлялся наш воздушный флот. Не скучно, Александр?

– Да что Вы, господин подполковник. А Вы имели какое-то отношение к авиации?

– Да. Одно время служил в разведывательной авиации. А я, раб божий, и штабс-капитан в своё время окончили в Самаре Военно-авиационную школу. Но были зачислены в разные подразделения. Правда, наши судьбы в какой-то степени объединены одной точкой – немецкой пулей в правую руку. Так что, увы, в авиации мы уже не могли служить. Но в армии остались. Я, было получил назначение в Отдел воздушного флота Главного инженерного управления при Военном министерстве, который курировал работу тыловых частей, учебных заведений и занимался материальным обеспечением. Получив отпуск по ранению, уехал на родину жены в Сибирь. А тут как раз началась большевистская заваруха. Так и прикипел к Сибирской армии. Ну, а Сазонтьев подался в артиллерию.