Читаем без скачивания На Юго-Западном фронте и другие горизонты событий (сборник) - Владимир Коркин (Миронюк)

– Ладно, батюшко. Гляну. Опосля тебе всё обскажу.

Минуло три дня, Евдокия пришёптывала врачу:

– И днём дежурила, и ночью. Такого с молодью, как у них, не бачила. Правда, внезапно, будто бабёнки, млеют. С бабьём такое не в диковинку, а тут – молодцы. Будто порча какая на них наведена. Дай-ко мне время, травками их попою, наговоры древние почитаю.

– Дуся, так засмеют тебя в палате с наговорами твоими.

– А ты, батюшко-лекарь, вызывай их сюда через два дня, когда я сиделю, в свою лекарскую келью. Ты на четвертушку часа уйдёшь по своим делам хлопотным, а я тут как тут с ними.

– И сколько ж ты с ними будешь так вошкаться?

– Грешно так гутарить, они болезные, кровь солдатушкам надо поправить и голову. Раз двенадцать, не мене, мне надоть с ними наедине потолковать. А уж питьё-то моё они станут принимать в своей семёрочке, как лекарство какое-нить.

– Сговорились, завтра и начинай своё дело. Поставишь молодь на ноги, спирта чистого закатаю тебе в поллитровку. Ребята хорошие, не грубые, уважительные.

В новом семнадцатом году у наших парней дела явно пошли на поправку. Хмелько выправляли бумаги на выписку и предписание, к кому и куда явиться для назначения в часть. Миланюка взял в оборот зазывала из штаба корпуса. Дескать, у Александра за спиной мужская школа да бухгалтерские курсы, какая нелёгкая его на фронт понесёт?

– Офицерская школа. И ты офицер, подпоручик. Да ещё владеешь чешским и польским языками, плюс в венгерском кумекаешь. Уж всяко не в окопах будешь вшей кормить. Давай вот подписывай бумагу, не раздумывай, пока я не передумал, и завтра жду тебя к обеду в штабе. Я как раз буду на месте. Пропуск тебе выпишу.

Так определился новый поворот в жизненной стезе нижнего чина Александра Миланюка. По стране вовсю колесил март 1917 года. Со слов раненых он, конечно, знал об отречении царя Николая второго, что всем теперь заправляет Временное правительство. Но лишь на рынке, покупая себе сало, цибулю и домашнюю колбасу он и узнал все новости из старых и новых губернских газет, в которые базарные торгаши и завернули продукты. Радостно забилось его сердце, когда из засаленной страницы узнал, что летом 1916 года русская армия под командованием генерала Брусилова прорвала австрийский фронт, заняла Луцк и оттеснила противника на линию реки Стоход. А крепкие схватки были как раз под Кременцем, где он со Степаном и оказался волею случая. Знакомые и родные ему названия Почаев и Дубно вновь наши. Противоборство русского и австрийского фронтов сохранялось до середины нынешнего, семнадцатого года, а потому местность вдоль рек Стохода и Стыра была искромсана донельзя. По знакомой ему с отрочества дороге Луцк – Дубно почти все хутора и сёла уничтожены. Как саднило в груди, когда узнал, как настрадались люди и их земли в столь кровно известных ему городах Ковель, Дубно, Ровно.

Газетные строки вещали Александру Миланюку о боевых действиях армии, в которой он служил. И вот что он узнал.

Историческая справка

Главную роль генерал Брусилов отвел своему правому флангу – 8-й армии, смежной с Западным фронтом, который должен был нанести врагу главный удар. Он все время помнил, что роль Юго-Западного фронта – второстепенная, и все свои стратегические расчеты подчинял выработанному в Ставке плану, сознательно принося в жертву главное направление своего фронта – Львовское, на котором стояла 11-я армия. Эту дисциплину стратегической мысли военачальники ставили ему в большую заслугу. В 8-ю армию он направил треть пехоты и половину тяжелой артиллерии всего фронта, указал ей направление на Ковель – Брест (указание смелое, если принять во внимание, что до Бреста было 200 верст, а в резерве армии и вместе с тем всего фронта – всего одна дивизия). Командовавший армией генерал Каледин решил нанести главный удар своим левым флангом в луцком направлении превосходными войсками XI и VIII армейских корпусов. Юго-Западный фронт намечал четыре отдельных сражения.

Подготовка к прорыву была проведена юго-западными армиями выше всякой похвалы. Четко организовал «огневой кулака» штаб 8-й армии, ювелирную подготовку пехотного приступа – штаб 7-й армии. Летчики 7-й армии сфотографировали неприятельские позиции на всем протяжении фронта Южной германской армии. По этим снимкам составлены подробнейшие планы, на которых занесены все ходы сообщения и пулеметные гнезда. В тылу нашей 7-й армии были сооружены учебные городки, точно воспроизводившие намеченные для штурма участки неприятельской позиции. Войска учились на них заранее, чтобы затем быть в неприятельских окопах, как у себя дома.

Александр Миланюк будто впаивал в свою память события и имена командующих: Юго-Западный фронт – генерал Брусилов, начальник штаба генерал Клембовский, 8-я армия генерала Каледина, начальник штаба генерал Сухомлин, после генерал Стогов. Он вчитывался в номера конных и армейских корпусов на ковельском и луцком направлениях. Был упомянут и армейский корпус в резерве фронта, откуда он вместе с другом по прихоти судьбы оказался в расположении передовых частей, а затем в лазарете.

Курсант Миланюк узнал, что главные силы противника противостояли именно 8-й армии – это австро-венгерский конный корпус Гауэра, отдельный сводный австро-венгерский корпус Фата и IV австро-венгерская армия эрцгерцога Иосифа Фердинанда.

С трепетом вчитывался Миланюк в сообщения, что 15 июля юго-западные армии перешли в наступление по всему фронту от Припяти до Прута. Это был день начала первого Ковельского сражения в армиях Леша и Безобразова, день Кошевской победы в армии Каледина, завершения сражения под Бродами в армии Сахарова и начала Заднестровского сражения армии Лечицкого – самый кровопролитный, но и самый яркий день Мировой войны… На правом фланге XXX армейский корпус генерала Зайончковского форсировал Стоход и глубоко вклинился в неприятельское расположение. В центре I армейский корпус генерала Душкевича не имел успеха, а I Гвардейский великого князя Павла Александровича захлебнулся у Райместа и Немера, понеся жестокие потери. Зато на левом фланге II Гвардейский корпус генерала Рауха разметал группу Лютвица (10-й германский корпус плюс австрийцы) блестящими ударами стрелков у Трестеня и 3-й Гвардейской пехотной дивизии у Ворончина. Были захвачены в плен, либо подняты на штыки германские генералы. Более пятидесяти орудий остались в руках литовцев, кексгольмцев, царскосельских и императорских стрелков. Особо отличился Лейб-Гвардии Кексгольмский полк барона Штакельберга, первым прорвавший фронт врага. Развили этот успех литовцы, Лейб-Гвардия 2-го стрелкового Царскосельского полка, Императорской Фамилии полк, XXX армейский корпус, 319-й пехотный Бугульминский полк. Всего группой Безобразова в этот день взято два генерала, четыреста офицеров, тысячи нижних чинов, немало орудий и огромная добыча. 8-й армии генерала Каледина надлежало наступать на Владимир Волынский. Правофланговые XXXIX и XXIII армейские корпуса, атаковавшие позиции Бернгарди, не имели особенного успеха в боях с 15-го по 19 июля у Киселина и Пустомыт.

Левофланговые же два корпуса совершенно разгромили IV австро-венгерскую армию генерала Терстянского в сражении 15 июля при Кошеве. Честь Кошевской победы принадлежит командиру VIII корпуса генералу Драгомирову, богатырской 14-й дивизии и оренбургским казакам, подхватившим лихим наскоком в шашки сокрушительный удар подольцев и житомирцев на обе дивизии корпуса Шурмая! Их почин немедленно был поддержан стрелками стального корпуса, истребившими 10-й корпус неприятельской армии.

До рассвета подольцы полковника Зеленецкого и житомирцы полковника Желтенко внезапным ударом овладели Шельвов-ским лесом. Подольский полк опрокинул 11-ю австро-венгерскую пехотную дивизию, а Житомирский в рукопашном побоище совершенно истребил 70-ю дивизию. Всего в коротком и ослепительном Кошевском сражении было захвачено два генерала, свыше трёхсот офицеров и девять тысяч нижних чинов, а также орудия и пулемёты. За три часа боя IV австро-венгерская армия лишилась двух третей своего состава, а это по сути катастрофа.

Военные историки пишут, что Кошевское дело составило эпоху в истории военного искусства, когда отказались от длительной артиллерийской подготовки. Огневой шквал длился всего 15 минут, и атака была для неприятеля полной неожиданностью. Генерал В. М. Драгомиров вывел военное искусство из тупика позиционного застоя.

Подпоручик Миланюк

Миланюк будет бережно хранить газеты военной поры, они останутся с ним вплоть до конца тридцатых годов, бережно спрятанные от сторонних глаз, а затем, с приходом Красной армии на Волынь, сховает их беспримерно надёжно. В них осталась часть его жизни, искромсанная двумя войнами – мировой и гражданской. А пока что он постигал премудрости офицерской доли. Курсантам увольнительные в город выписывали, что называется, со скрипом, с большой неохотой. Но каждый такой случай Александр использовал для того, чтобы купить больше разных газет, потолкаться на рынках, послушать, о чём ведёт речь простой люд. Он понял: в стране вакханалия, однако почта работала исправно. И хотя совсем реденько, но с родины ему приходили весточки. Селяне работали на своей земле, вели торговлю, знакомые девчонки выскочили замуж, другие, как его подруга Марта, ждали своих суженых. Парубки-призывники и добровольцы пополняли ряды армии Каледина. Вовсю велась украинизация бывшей царской армии. Сразу после выпуска подпоручик Миланюк написал рапорт о назначении его в армию Каледина на Волынь. В ответ один из заместителей начальника курсов, вызвав его на собеседование, без обиняков заявил, что командование имеет на него свои виды, поскольку он владеет свободно не только малороссийским, но также польским и чешским языками, понимает венгерский и немецкий. Подпоручик Миланюк был определён в спецчасть штаба, ему предстояло перевернуть солидные стопы разной документации, рассортировать по значимости все распоряжения и донесения по значительной группе пленных чехословаков и венгров. А в стране, в бывшей империи, неистовствовал бардак. Цены на продукты, товары первой необходимости ползли неудержимо вверх. Люди не верили ни правительству, ни Государственной Думе. Армию лихорадило, как тяжелобольного человека. Ненависть к офицерам безудержно росла. Многие нижние чины испытали на своей шкуре гнусные унижения розгой, мордобоем. В действующих фронтовых частях телесные наказания солдат не прекратились и в марте семнадцатого года. Здесь, в относительно тыловой обстановке, накал страстей в армейской среде был не столь остр. Хотя какой боец сможет забыть, что был выпорот перед строем розгами. По мере всеобщей вакханалии, конфликты между рядовыми и офицерами принимали, порой, крутой оборот. Воинские части пестрели красными бантиками, крепившимися на гимнастёрках или на головных уборах солдат, что вызывало недовольство, а то и ярость командиров. Были случаи, когда разъярённые солдаты убивали, либо сажали под арест офицеров. Такие вести разносятся молниеносно. А красовавшиеся в «высоких» кабинетах воинского начальства портреты отрёкшегося от престола царя, вызывали бурю протеста солдатской массы. Словом, по меркам военного времени дисциплина была основательно расшатана. Офицеров, попросту говоря, терпели, как нечто неизбежное, исторически устоявшееся. В конце марта офицеры были практически бессильны наложить какое-либо дисциплинарное взыскание на рядового. Всех одолевала одна мысль, а будет ли война ещё идти? Самым ходовым был лозунг: «Долой войну!» На его фоне всё остальное казалось малозначимым, второстепенным, мелочным. Солдаты – в прошлом крестьяне, рабочие, выходцы из небогатых средних слоёв – ощутили свою причастность к революции, к переменам, повлиявшим на всю жизнь России. Армейским корпусом, куда влился подпоручик Миланюк, командовал изворотливый приспособленец, заработавший высокое звание ловким лавированием. Он умело пускал пыль в глаза и наведывающимся в расположение его частей Депутатам Госдумы, и представителям Временного правительства, и влиятельным офицерам Ставки. Фронтовые офицеры, оказавшиеся по воле случая и обстоятельств в его подчинении, конечно, не сразу раскусили своего главного начальника. Время шло, однако «отцом» для них он так и не стал. Их возмущала беспринципность генерала, сквозь пальцы смотрящего, как и офицерский состав, на то, что даже караульная служба ведётся абы как. Однажды во время перекура у большой цветочной клумбы, что напротив штаба дивизии, где переводчику Миланюку выделили отдельное помещение, он услышал такой диалог между двумя старшими офицерами, те, к слову, его не опасались, зная, что он просто переводчик и к спецчасти имеет отношение, что называется, постольку-поскольку. Иными словами, подпоручик Миланюк никак не мог быть соглядатаем.