Читаем без скачивания Экспонат руками не трогать - Мария Очаковская

– Чего уж тут, пусть остается, – не выдержав многозначительных взглядов сына, наконец приняла решение Катя и никогда об этом не пожалела. Булька стала настоящим другом, верным, понимающим, чутким, благодарным. Всем своим существом она как будто хотела доказать, показать, что ценитоказанное ей доверие, что не подведет, не оплошает. Сообразительность ее поражала. Училась и схватывала Булька все на лету. «Место», «рядом», «ко мне», «нельзя», «голос», «чужой» – эту простейшую собачью азбуку она освоила давно. Потом, просто от нечего делать, Катя стала учить с собакой более сложные команды. И вот вам, пожалуйста, стоило сесть в прихожей на стул и открыть рот, как в ту же секунду у ног появлялись тапки, сначала один, затем второй, а лаконичного «Буля, дверь!» было достаточно, чтобы собака с предупредительностью хорошего швейцара открыла или закрыла створку. Далее последовали еще более замысловатые команды: Булька под всеобщие аплодисменты показывала и «Гитлер, капут», и «как Сева занимается», и «Ромео и Джульетту», а гости в один голос советовали Кате отправиться с воспитанницей на «Дог-шоу». Но за телевизионной славой Катя с Булькой не гнались. Такой любви и взаимопонимания никакая слава не стоит.

Листья горели плохо, только тлели. Катя пошуровала в куче граблями, подложила газету. Поднялся гигантский белый столб дыма. Булька поводила носом и, фыркнув, отошла подальше. Катька смотрела на дым, глаза слезились, неизвестно откуда в голову забрели строчки:

Дохнула буря, цвет прекрасныйУвял на утренней заре,Потух огонь на алтаре…

Ну, раз ты потух – пойду сажать виноград.

Маленьких саженцев девичьего винограда Катя купила с запасом. А вдруг какие-то не приживутся. Уж больно хотелось, чтобы страшный глухой забор, отделявший их участок от соседского, как на картинках в импортных журналах, покрылся разноцветной желто-зелено-красной узорчатой листвой. Оглядев выбранное у забора место и прикинув, на каком расстоянии друг от друга сажать кустики, Катя направилась в сарай за лопатой, ведром и пакетом с удобрением.

Садово-огородные работы Катьку не тяготили. Она всегда с удовольствием ковырялась в земле, сажала цветы, косила траву, обрезала малину. Так она переживала свои депрессии, снимала стрессы и усталость после работы, лечила сердечные раны. Почему-то именно здесь, на даче, чаще всего вспоминался папа. Это же ведь он выбрал и купил этот дом. Кате тогда было года четыре или пять. А потом еще его перестроил, модернизировал. Если бы не папа, не видать бы им всем ни душа, ни теплого туалета. И этот дуб у ворот он посадил, и эту яблоню, и газон… да он тут везде, во всем. Спасибо тебе, папочка.

Часам к двенадцати солнце стало припекать совсем по-летнему. Посадив половину саженцев, Катя устала и, чтобы немного передохнуть, пошла в дом вскипятить чайник. Булька, разомлевшая на солнце, поплелась за ней.

– Булетка, посидела бы ты дома, тут прохладно, а то все за мной ходишь, – обратилась к ней Катя и налила в миску свежей воды.

Собака посмотрела на хозяйку и послушно улеглась на свою подстилку.

Ожил мобильный. Позвонил Севка с обещанием приехать вечером.

Усевшись с кружкой чая на маленьком стульчике, слушая тишину и наслаждаясь солнцем, Катерина с гордостью оглядела свежие посадки, потом продолжила начатое. Оставалось посадить еще штук десять.

Неожиданно к птичьему щебету добавился еще один источник звука. Сначала едва слышно, потом все отчетливей до чуткого Катерининого уха донесся старческий хриплый голос. Это был их сосед. И хотя Катя его не видела, потому что забор был глухим и высоким, а за ним тянулись непроходимые заросли кустарника и крапивы, она тотчас поняла, что говорит Семен Васильевич. Катя иногда встречала его на станции, в магазине, они здоровались, обменивались ни к чему не обязывающими фразами. Старик был не слишком разговорчивым.

Вытряхнув из пластикового горшка очередной кустик, Катерина аккуратно поместила его в ямку и принялась прикапывать.

Меж тем жизнь за забором продолжалась. На голос старика Кошелева откликнулся другой – мужской, более моложавый, низкий.

– Пу-пу-пу-пу, – долдонил старик.

– Бу-бу-бу-бу-бу, – вторил незнакомец, слов было не разобрать.

«Надо же, у Кошелева гости! Сейчас до грампластинок дело дойдет», – подумала Катя и вытряхнула из горшка еще один кустик, вид последнего не внушал ей доверия, и она отложила его в сторону.

Беседующие, видимо, приблизились к забору. Их голоса стали звучать отчетливей. До Кати долетели обрывки фраз:

– …глупо… очень глупо… неужели не обидно… пенсия, нищенское существование, – говорил гость.

– …не ожидал я… как же вы не хотите меня понять… я всегда привык все по закону, чтобы не краснеть потом перед людьми… нет, я вам тут не помощник… эти методы мне противны… не знаю и не желаю знать…

Катерина перестала копать и притихла. Неудобно как-то сидеть, подслушивать. Может, встать и хотя бы поздороваться. Нет, забор высокий, он ее даже не увидит. Но тут неожиданно ощущение душевного комфорта Катерину покинуло и на смену пришла непонятная, необъяснимая тревога.

– …и понимать нечего, дают – бери, пользуйся, – настойчиво и твердо убеждал незнакомый голос, – никто не узнает, слова не скажет.

– …я уже вам сказал и больше повторять не буду… не полицию же звать, в самом деле!

Страсти за забором накалялись. Гость наседал, в словах его послышался металл, старик возмущался, протестовал. Интонационный ряд изменился. В репликах нарастала нервозность. Кошелев, перейдя на фальцет, долдонил что-то про закон и полицию, гость его, наоборот, заговорил нарочито тихо. Фразы были отрывистые, рубленые, резкие… Порыв ветра зашелестел в верхушках деревьев и, подхватив слова незнакомца, унес их вдаль. Оттуда донесся звук пробегающей электрички.

– Хватит, старик, мне морочить голову, – услышала Катя из-за забора. Голос звучал уверенно, жестко, грубо и, казалось, нес мощную волну агрессии… Старик Кошелев вроде бы что-то попытался возразить… но Катя не расслышала, а потом вдруг прозвучало это страшное, глухое, словно ножом отрезанное «ЧТО?», произнесенное стариком на вдохе… и все стихло. Катька застыла с лейкой в руках.

«А чего, собственно, случилось? Просто разговор. На повышенных тонах. Старик с кем-то спорит. Нет ни явных угроз, ни криков о помощи…» Но почему-то ей вспомнился недавний английский триллер и Любочкины комментарии: «У убийцы голос, как натянутая струна, как оголенный нерв, а реплика жертвы обрывается резко, на полуслове… человек даже удивиться не успевает…»

Страшное «ЧТО?» эхом отозвалось в Катиной голове. Так он же его… ударил!

Но звуки за забором стихли, повисла пугающая тишина. Вся превратившись в слух, Катя стояла в оцепенении, боясь двинуться, сердце отчаянно колотилось, по спине пробежали мурашки. Прошло какое-то время, секунд двадцать-тридцать, прежде чем Катя услышала, как хрустнула ветка и под ногами зашелестела листва. Один шаг, другой, третий, шаги удалялись…

– Уходит… – мелькнуло в голове у Кати, – что же делать?

Наконец оправившись от оцепенения, она побежала к дому, потом раздумала, метнулась к калитке, но, не успев повернуть в замке ключ, «как же я одна с ним справлюсь», снова раздумала, развернулась и бросилась на террасу.

– Так, так, так, что делать, что делать? – засуетилась она. – Надо пойти к Кошелеву или нет, страшно, лучше позвонить! Где телефон? В сумке? На столе? В кармане куртки? Ну где же он? А куда, собственно, звонить? Номера Семена Васильевича я не знаю… В полицию, ноль два? Нет, нет, нет, у меня же есть номер участкового!

Руки предательски дрожали, сумка выскользнула и с грохотом упала, разметав по полу баночки и тюбики с косметикой, упаковку таблеток, ручки, кошелек, зеркальце. Катя включила свет и нырнула под стол в поисках маленького листочка, на котором записала телефон.

– Ах, вот он, сейчас, сейчас… – Подняв с пола клочок бумаги, Катя нетерпеливо стала нажимать кнопки мобильного. Сбилась, набрала снова. Трубку не брали. В ухо долго играла противная попсовая мелодия, потом звонок сбросили.

– Ну же, давай, отвечай… как там тебя… капитан Суслов. Ты подумай, не берет трубку, и все!

Непонятно откуда взявшаяся дождевая туча заслонила солнце, и на улице стемнело. Катя включила свет и снова набрала номер участкового, но результат был тот же. Капитан Суслов на связь не выходил. Участливая Булька засуетилась около хозяйки.

– Вот паразит, и какой толк в этой полиции! – в сердцах бросила Катя и позвонила сыну. После третьего гудка в трубке раздался недовольный голос Всеволода:

– Ну ты чего, ма? Я же сказал, что вечером у тебя буду…

– Севка, слушай, такое дело, – затараторила она в трубку, – похоже, тут за забором Кошелева укокошили.

– Ма, ничего не понял, какие калоши Кокоши? – отозвался сын.

– Соседа нашего по даче, Семена Васильевича Кошелева убили, – повторила она почти по слогам, пытаясь унять волнение, – во всяком случае, мне так показалось.