Читаем без скачивания Обычные командировки. Повести об уголовном розыске - Игорь Дмитриевич Скорин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Можно к вам?
— Пожалуйста, — ответил мастер, разглядывая незнакомого посетителя. — Вы у нас впервые?
— Да, вот хочу побриться.
— Прошу!
Руки Жоржа действовали уверенно, быстро, бритва была отлично направлена, и Дорохов даже закрыл глаза от удовольствия. Когда исчезли с лица остатки мыльной пены, Александр Дмитриевич согласился на компресс и начал разговор:
— Собственно, я к вам еще и по делу. Хотелось расспросить о Славине. Мне поручили вести расследование.
Руки Жоржа чуть сильнее прижали к его лицу горячую компрессную салфетку. «Хорошо, что салфетка, а не бритва», — подумал Дорохов.
— «Шипр»? — словно оттягивая предстоящий разговор, спросил Жорж.
— Терпеть не могу «Шипра»! — Александр Дмитриевич взглянул на выстроившиеся флаконы и попросил: — «Свежесть», пожалуйста.
— Странно. Все ваши коллеги любят «Шипр», — удивился Жорж, меняя пульверизатор. — А Славина я знаю давно. Мы вместе с ним в доме приезжих работали, а здесь... — Жорж на секунду замолчал и указал в сторону кресла у стеклянной стены, где, устроившись с комфортом, читала книгу молодая мастерица, — вот его место. Хороший был мастер, ничего не скажешь.
Он вместе с Дороховым подошел к кассе, подождал, пока полковник расплатится, и попросил:
— Может, нам лучше поговорить там, внизу, у директора? Я только уберу инструменты.
— Хорошо, — кивнул Дорохов.
В кабинете директора за маленьким столиком сидела та самая брюнетка, которую он только что видел через стекло. Дорохов протянул ей свое служебное удостоверение, женщина прочла и рассмеялась:
— Вот уж не думала, что вы из милиции! Когда вы меня рассматривали там, — она кивнула в сторону дамского зала, — подумала, что хотите со мной знакомиться.
— Верно. Решил познакомиться. Еще вчера. А увидев сегодня, старался отгадать вашу профессию... Но, откровенно говоря, мне и в голову не могло прийти, что вы заведуете этим стеклянным ящиком...
Женщина развела руками и предложила стул.
— А как вас величать прикажете?
— Наталья Алексеевна. Что же вас интересует в нашем заведении?
— Модные прически и красивые женщины... Не найдется ли у вас комнатушки, где можно побеседовать с вашим сотрудником Бронштейном?
— Разговаривайте здесь, а я пойду по своим делам. Понадоблюсь, Жорж меня найдет.
— Понадобитесь, Наталья Алексеевна, обязательно понадобитесь!
Жорж, Григорий Абрамович Бронштейн, наморщив лоб, старался подобрать нужные слова, о покойнике худо говорить ему не хотелось.
— Трудно мне, товарищ полковник, в двух словах рассказать, какой был Сергей, Одно время я с ним дружил, вместе гуляли, иногда выпивали, иногда в одной компании бывали, а потом у нас дружба разладилась. Не ссорились, не ругались, а встречаться стали только здесь, в парикмахерской.
— Это почему же?
— Не знаю.
— Может, простите, женщина тому причиной?
— Да нет. Зачем же. У нас разные вкусы. — Жорж замялся. — В общем, чепуха какая-то. — Он пожал плечами, наконец полураздраженно бросил: — Сегодня я заплатил, завтра я, послезавтра я... В общем-то, я нежадный, поймите меня правильно. Но почему же так, где справедливость? Если он отлучится, я его клиента не возьму, попрошу вежливо, чтобы подождал минут пять-десять... А ведь если меня минуту нет, скажет: совсем ушел... Короче, уж больно деньги любил, — решительно заключил Бронштейн. — Больше, чем своих друзей. А я ему даже помогал. Попросит: подмени на час-другой, я — пожалуйста. И всю работу в его карточку записывал.
— Добрый вы человек, Григорий Абрамович. И часто вам так приходилось?
— Да бывало... Девчонку он какую-то завел, никому, правда, не показывал. Парень от нее бегал к нему с записочками. Телефона-то в нашем заведении все нет.
— Особа-то, видно, великосветская, если еще и рассыльного имела... Брат, наверное?
— Да нет, — рассмеялся Жорж. — Борька Воронин с завода, у него и сестры-то нет.
Александр Дмитриевич, услышав фамилию приятеля Левы Ершова, по инициативе которого была написана жалоба на дружинников и Лаврова, насторожился и подумал: «Хорошо, что не успел поговорить с этим Ворониным. Теперь-то разговор будет более предметным». Не показав вида, что заинтересовался Ворониным, спросил:
— А новых друзей Сергея вы знаете?
— По-моему, друзьями он так и не обзавелся. Встречал я его в разных компаниях, сегодня с одними, завтра с другими.
— Выпивал часто?
— Когда угощали. В прошлом году задумал машину купить, так копейки зря не тратил. Пойдет в кафе обедать, берет самое что ни на есть дешевое.
— Бывали ли случаи, когда Славин ссорился, угрожал кому-нибудь или дрался?
— Нет, товарищ полковник. Я не слышал, чтобы Сергей кого-нибудь оскорбил или ударил. Но вот почему-то парни его побаивались. У нас в сквере беседка есть. Я часто туда хожу песни послушать. Приду, сяду где-нибудь в сторонке на скамейку и слушаю. А Сергей всегда прямо в беседку. Ему там и место кто-нибудь уступит, и водки нальют. Как-то, года два назад, пристали ко мне возле самой беседки несколько парней: «Похмели да похмели». Я уже хотел было от них откупиться, да вдруг приходит еще один, постарше: «А ну, мотайте отсюда, — говорит, — чего к Серегиному другу пристаете?» И тех будто ветром сдуло. На следующий день я Сергею рассказал, а он только смеется...
Дорохов попросил отыскать Наталью Алексеевну и показать ему шкаф, где хранились личные вещи и инструменты Славина.
В подвале в большой комнате, отделанной кафелем, по стенам длинной вереницей стояли узкие высокие шкафы. «Как в отеле «Мажестик», — вспомнил Дорохов один из романов Жоржа Сименона. Все шкафы закрывались на внутренние замки, и Наталья Алексеевна принесла с собой целую связку ключей.
— Это дубликаты, — объяснила она, — я храню их у себя на всякий случай, а так у каждого есть свой ключ. Вот этот шкаф — номер четырнадцать — был закреплен за Славиным.
Она отыскала ключ и открыла дверцу.
На вешалке сиротливо висел белый халат, под ним стояли летние туфли, а рядом — небольшой черный спортивный чемоданчик.
Дорохов сначала осмотрел карманы халата. В нижнем оказалась начатая пачка «Беломора» и металлическая газовая зажигалка, в другом — носовой платок, в верхнем торчала трехцветная шариковая ручка, а в глубине оказалась маленькая, сложенная вчетверо бумажка. Александр Дмитриевич бережно ее развернул. На листке, вырванном из
