Читаем без скачивания О завтрашнем дне не беспокойтесь - Николай Симонов

— Понятно, Арнольд Борисович, вы еще и непревзойденный художник-натуралист. Но меня интересует другое — люди. Люди здесь поблизости есть? — не выдержал он.

— Людей поблизости я не заметил. Зато разыскал парочку реликтовых гоминид — тех самых, которые ваши ученые называют „снежный человек“, „бигфут“, „йетти“. Мне больше нравится „йетти“. Кстати, они направляются в вашу сторону, — озадачил его бес неожиданным известием.

— Далеко они? — встревожился он и на всякий случай снял со спины автомат.

— Метров триста, — отозвался бес и тут же успокоил:

— Но вам не следует их опасаться, поскольку они, как и гориллы, являются травоядными. Павлов вылез из ямы. Близкое соседство с непонятными науке гоминидами его нисколько не вдохновляло. Он перевесил автомат на грудь, с трудом перетащил покойников в вырытую могилу, уложил, засыпал землей, завалил могильный холм сучьями и ветками, которые попадались под руку. Он даже водрузил на могилу подобие креста, на что бес отреагировал саркастическими замечаниями в духе черного юмора. Но Павлов пропустил его слова мимо ушей. „Упокой, Господи, души рабов твоих, безыменных“, — прошептал он, отходя от могилы. Вернувшись к жилью, он увидел, что девушка-туземка пытается выбраться из спального мешка наружу. Она высунула голую руку, на запястье которой сверкнул массивный золотой браслет, попахала ею и что-то сказала. Павлов растерялся, не зная, что делать. Может, помочь? А, вдруг, она голая и он, вместо благодарности, схлопочет по фейсу? В этот момент он услышал левым ухом многозначительное покашливание, а потом громкий шепот: „Сейчас вы услышите завершающее монкондо белиссимо сюсюррандо водобачкового инструмента“. Павлов понял, что имеет в виду бес и деликатно повернулся к девушке спиной. Он слышал, как она выбралась из спального мешка и пробормотала что-то невнятное. Прошло две минуты. А потом кто-то тронул его за плечо. Он нехотя повернул голову, мельком взглянул на нежное девичье тело, смутился и немедленно перевел взгляд на верхушки деревьев. Как он и предполагал, туземка была голой, да и к тому же недозрелой: ни девочка, ни женщина, а очень непредсказуемое существо среднего школьного возраста, вроде Леночки Водонаевой. Туземка заговорила, вроде как будто о чем-то его попросила. „Она просит воды“, — перевел ее слова бес, и Павлов, подал туземке кувшин, стараясь не смотреть на дрожащие овалы маленьких грудей и пикантную выпуклость гладкого лобка, украшенного татуировкой в виде узора из листьев и цветов. „Вряд ли такая татуировка могла появиться на теле современной европейской женщины. И это значит, что она — не экстремальная туристка, а представитель какого-то дикого племени“, — задумался он по поводу необычного тату. Девушка-туземка сделала несколько глотков, схватилась руками за живот, нагнулась, закашлялась, а потом ее начало рвать. Павлов заволновался, так как, желая прийти на помощь, не мог преодолеть естественное для него смущение. „Все нормально, прочистит желудок и, возможно, пойдет на поправку“, — заверил его бес. Проблевавшись, девушка попила воды, и снова заговорила. „Она спрашивает, где папа и мама“, — шепотом сообщил бес, переведя ее слова. Не зная, как ей ответить, он показал рукой в направлении могилки. Девушка снова залезла в свой спальный мешок и что-то зло выкрикнула. Павлов почему-то сразу решил, что это — в его адрес. Павлов покрутил головой, давая понять, что хочет услышать перевод. Бес, хихикнув, шепнул ему в левое ухо: „Если перевести ее слова на русский, то они означают, приблизительно, то же самое, что по-английски: „You look like a stupid“. То есть, что вы — идиот“. Ему и в самом деле почудилось, что туземка произнесла слово, похожее на то, которое бес перевел, как „идиот“. Только звучало как-то забавно, с ударением на первый слог.

— Надо же! Такая маленькая, а уже стерва! — обиделся Павлов.

— Не обижайтесь. Она больная. Слишком ослабла. Еще минута-другая и она заснет. О! Уже спит, — заметил бес. Из вигвама, соблюдая правила маскировки, по-пластунски, вылезли братья-близнецы, а вслед за ними два щенка черно-белого с подпалом окраса. Увидев Павлова, пацаны загалдели, а щенки завыли.

— Чего они хотят? — испугался он.

— Того, что и все дети — пожрать — прокомментировал их поведение бес.

— Чем же я их буду кормить? — Задумался он, даже не представляя, где семья туземцев могла хранить свои продовольственные припасы, но потом все-таки догадался заглянуть в хозяйственную постройку, похожую на избушку на курьих ножках. Там было полно копченого мяса и вяленой рыбы, развешенных на крючьях, а в деревянном коробе хранился запас пресных сухих лепешек. Пока дети принимали пищу, он успел осмотреть стойбище, намереваясь забрать с собой вещи, которые, по его мнению, являлись для аборигенов наиболее ценными: звериные шкуры, упакованные в рулоны, увесистые мешки с одеждой и обувью, кожаные ремни, пеньковые веревки и корзины с предметами домашнего обихода. Вещей набиралось порядочно. О том, что он все-таки не на прогулке в Измайловском парке или в Ботаническом саду, а в глухой сибирской тайге вскоре напомнил и заставил взять АК-47 наизготовку встревоженный голос беса: „Йетти подошли совсем близко. Они слева, метрах в двадцати. Вам их не видно, но мне кажется, что ими двигает не просто любопытство. Они сильно возбуждены и хотят вас о чем-то предупредить“. Павлов повернул голову налево и заметил мелькнувшую за стволами деревьев косматую фигуру. Он сделал три шага навстречу, остановился и тихо свистнул. Азор догрызал сухую лепешку и на свист хозяина отозвался сразу, подбежал, виляя хвостом, но потом, вдруг, шерсть на нем вздыбилась, он заскулил и забрался под смородиновый куст.

Поведение пса Павлова сильно озадачило, но думать по этому поводу уже было некогда. Из зарослей молодого ельника появилось передвигавшееся на задних конечностях, двухметрового роста существо, покрытое серой шерстью с голубоватым оттенком. Длинной правой конечностью существо, как козырьком, прикрывало глаза от солнечного света. Павлов приготовился к стрельбе длинными очередями. „Подождите, Дмитрий Василич, не стреляйте, надо выяснить, что они хотят вам сообщить“, — предостерег его бес. Павлов повесил автомат на плечо стволом вниз, поднял вверх руки и сложил их вместе с намеком на самое доброжелательное приветствие, которое он знал. И даже торжественно произнес: „Дружба-Фройншафт!“ Существо повторило его жест, и Павлов решил, что контакт налаживается. Он сделал три шага вперед и остановился, с сожалением подумав о том, что у него нет фотоаппарата, чтобы запечатлеть знаменательное событие встречи человека с его историческим предком.