Читаем без скачивания Только не дворецкий. Золотой век британского детектива - Герберт Аллен

— Рад слышать. Конечно, такой человек, как мистер Карвер…

— Крайне неприятный субъект, сэр. Хорошо, что с ним покончено. Не стоит щадить шантажистов, сэр. Говорят, шантажист — все равно что убийца.

— Несомненно. И скажу тебе по секрету, Халлидей, мне кажется, что и полиция не очень-то опечалена его кончиной. Они знали, что он замешан в некоторых темных делах, но не могли ничего доказать.

— А мы, сэр, могли бы.

— Да, могли бы. И все-таки, Халлидей, я не люблю лгать.

— Рискну предположить, сэр, что при сложившихся обстоятельствах это ложь во спасение. Я уверен, что леди Хазард примет такую точку зрения.

— У леди Хазард доброе сердце.

— Тем лучше, сэр.

— Вот именно. Я сообщил инспектору, что ты не покидал этого дома с половины пятого до половины седьмого вечера, и сказал, что леди Хазард может подтвердить мои слова.

— Уж если на то пошло, сэр, я думаю, ради вас она бы подтвердила что угодно.

— Скорее всего. Даже если бы я не позаботился предупредить ее, что могут потребоваться ее показания. Но они не потребуются. Инспектор сразу поверил мне на слово.

— То есть я был здесь все это время, сэр?

— Все время с половины пятого пополудни до самого вечера, когда мы с тобой занимались марками — а это действительно так, — и до следующего утра. Я заверил инспектора, что ты никуда не отлучался.

— Спасибо, сэр.

— Не стоит благодарности. Но пусть это будет тебе предупреждением, Халлидей.

— Хорошо, сэр. Я только одного не могу понять.

— Почему полиция вообще явилась ко мне?

— Так точно, сэр.

Флегг усмехнулся.

— Ты-то думал, комар носа не подточит, а, Халлидей?

Халлидей опустил голову:

— Я был уверен, что все учел, сэр.

— Не все.

— Чего же я не учел, сэр?

— Силу привычки. Ты помнишь, как завязал мешок?

На мгновение Халлидей задумался.

— Не могу вспомнить ничего особенного, сэр.

— Вот именно. Ты сделал это машинально. А у Скотленд-Ярда, знаешь ли, хорошая память. Когда-то они думали, что ты у них на крючке. Ты сам только что вспоминал этот случай.

— Но благодаря вам, сэр, с этим давно покончено.

— Да, ты прав. Но в Скотленд-Ярде попадаются неглупые люди с отличной памятью. Когда тебя оправдали, они были просто ошарашены. Так что никто не забыл случая с моряком, которого так и не повесили…

— Я не совсем понимаю, к чему вы клоните, сэр.

— Конечно, улик у них никаких, одни догадки. Инспектор сам это признал. Но через своих осведомителей они разузнали, что я мог быть одним из тех несчастных, кого этот негодяй пытался шантажировать. А когда они увидели, как был завязан узел на мешке… Естественно, тут же ожили старые воспоминания, и полиция решила, что неплохо бы и здесь все проверить.

Халлидей судорожно вздохнул.

— Теперь вспомнил, сэр, — сказал он, — китайский рукав!

— Так точно! Этот узел и подсказал полиции, что здесь не обошлось без моряка. Понимаешь?

— Видимо, виновата привычка, сэр.

— Привычка, говоришь. Халлидей, из-за этой привычки мы оба могли попасть в беду.

— Я очень сожалею, сэр, — смиренно проговорил Халлидей.

— Ничего. Но позаботься, чтобы это не повторилось.

— Да, сэр.

— А сейчас можешь сделать два коктейля — или лучше один коктейль и немножко рома.

— Спасибо, сэр.

— И отныне, Халлидей, иди только прямой дорогой.

— Как пожелаете, сэр.

— Абсолютно прямой.

— Есть, сэр.

— Халлидей!

— Прошу прощения, сэр. Сила привычки.

КОММЕНТАРИЙ[152]

«О БАШМАКАХ И СУРГУЧЕ, КАПУСТЕ, КОРОЛЯХ…»

А. БОРИСЕНКО

ОТ ВОЙНЫ ДО ВОЙНЫ — «ДЛИННЫЙ УИК-ЭНД»

Хочется начать как у Диккенса — «это было лучшее из времен, это было худшее из времен».

Когда английские дети изучают в школе межвоенный период, им рассказывают о безработице, о Всеобщей стачке 1926 г., о депрессии 1930-х и о голодных походах отчаявшихся шахтеров и судостроителей с северо-востока Англии. В то же время в массовой культуре образ «бурных двадцатых» — это танцы до утра, коротко стриженные девушки, открытые автомобили, дух бесшабашного, отчаянного веселья. Между прочим, в русских мемуарах того времени тоже витает эта «невыносимая легкость бытия» — мир рушится, о будущем думать бесполезно, можно жить налегке. Как писала Н. Трауберг, «фокстротами, курением, модой, сленгом наши и тамошние были очень похожи».

Конечно, в Британии мир не обрушился до основания, как в России, но перемены были существенными — Первая мировая война потрясла самые основы жизненного уклада.

А жизненный уклад казался незыблемым. Когда Алан Томас (автор рассказа «Сила привычки») в 1914 г. заканчивал престижную частную школу Малверн, к ним на школьный вечер пришли выпускники. Мальчики смотрели на них и знали, что видят себя в близком будущем: все было расчерчено раз и навсегда, они принадлежали к уважаемому классу людей, которым официанты и носильщики говорят «сэр», которые твердо стоят на ногах и верны неписаному кодексу поведения. Мальчики не могли знать, что этот стабильный мир рухнет уже завтра — потому что завтра будет война.

Когда англичане говорят «Великая война», они имеют в виду Первую мировую. Именно эта война оставила непреходящее чувство горечи и разочарования. Почти все мальчики из частных школ и университетов пошли на войну офицерами — и, как велел им их неписаный кодекс, бросались в атаку первыми. И первыми погибали. А за ними погибали те, кто называл их «сэр».

Когда в 1918 г. война закончилась, сдержанные британские женщины танцевали на улицах, а премьер-министр Ллойд Джордж обещал сделать Англию страной, достойной героев, но эта его фраза в первые послевоенные годы приобрела привкус горькой насмешки. За время войны Британия потеряла то место, которое занимала в мировой экономике, и обросла огромными долгами. Героев ждала безработица, разруха и очереди за пособием. Однако, как ни странно, именно в межвоенное время кардинально улучшились жилищные условия, здравоохранение и качество жизни. Война обострила социальные проблемы настолько, что их уже нельзя было игнорировать, к тому же на горизонте маячил грозный призрак русской революции. У людей стало больше свободного времени и свободных денег, развивалась индустрия развлечений. После страшной войны всем хотелось полной грудью вдыхать радость жизни.

Потребление дало толчок производству — патриотичный лозунг «Покупай британское!» и пошлины на импорт делали свое дело: промышленность пошла в гору. Потом ударила Великая депрессия; после нее снова начался рост.

В межвоенный период ввели всеобщее избирательное право, реформировали школьное образование, создали первую государственную радиокомпанию, открыли пенициллин, к власти впервые пришло лейбористское правительство. В 1936 г. сгорел Хрустальный дворец, сменилось три короля, прошла массовая антиправительственная демонстрация (марш Джарроу), заработало телевещание.

Вторую мировую англичане встретили стоически: они уже знали, что их ждет. Они трудились не покладая рук под бомбежками, ухаживали за ранеными, заботились об эвакуированных. «Работаем как обычно» — такую табличку можно было увидеть, например, на разбомбленной книжной лавке, продолжающей торговать среди развалин.

Вторая мировая как бы подвела черту под зыбким, странным переходным периодом, который писатель Роберт Грейвз так метко назвал «длинным уик-эндом»[153]. И который стал Золотым веком британского детектива.

А. БОРИСЕНКО

ДВОРЕЦКИЙ И ДРУГИЕ СЛУГИ

«Я думаю, если бы мое детство пришлось на нынешние времена, то больше всего мне не хватало бы слуг», — пишет Агата Кристи в «Автобиографии». Няня, изрекающая банальные житейские истины, служанки, «вечный источник драматических коллизий и разрозненной, но чрезвычайно интересной информации», кухарка, священнодействующая на кухне, — все они давали постоянную пищу детскому воображению.

В викторианские времена в большом деревенском доме было много прислуги и еще больше работы: нужны были садовники, чтобы ухаживать за огромным садом, конюхи — смотреть за лошадьми, кухарка и кухонные служанки — готовить несколько перемен блюд на обед для хозяев и их гостей, горничные, чтобы убирать спальни, зажигать камины, драить каминные решетки, носить воду для ванны, а также лакеи, камердинеры, камеристки, няньки, экономка, дворецкий и другие. В начале XX века слуги, живущие в доме, все еще были обязательным атрибутом жизни среднего класса и аристократии. Некоторая нехватка слуг-особенно обученных — стала ощущаться еще до войны, но именно Первая мировая нанесла сокрушительный удар по сложившейся системе сосуществования слуг и хозяев. Вторая мировая разрушила ее окончательно.