Читаем без скачивания Армадэль, или Проклятие имени - Уилки Коллинз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Кто вам сказал? – спросил он и вдруг остановился. – Нет, – продолжал он, – никто не мог сказать вам. Что заставляет вас подозревать?..»
Он опять остановился.
«Никто не говорил мне, – отвечала я, – и не знаю, что заставляет меня подозревать. У женщин бывают иногда, странные фантазии. Настоящее ли ваше имя Мидуинтер?»
«Я не могу обманывать вас, – продолжал он после нового непродолжительного молчания. – Мидуинтер не настоящее мое имя».
Я придвинулась к нему еще ближе.
«Какое же ваше имя?» – спросила я.
Он колебался. Я приподняла свое лицо так, что моя щека коснулась его щеки. Я настаивала, приложив мои губы к самому его уху.
«Как! Вы не имеете ко мне доверия даже теперь! Не имеете доверия к женщине, которая почти призналась, что она любит вас, которая почти согласилась быть вашей женой!»
Он повернул свое лицо ко мне и во второй раз старался поцеловать меня, а я во второй раз остановила его.
Щека моя опять дотронулась до его щеки.
«Почему же нет? – сказала я. – Как могу любить я человека, тем более выйти за него замуж, если он чуждается меня?»
Я думала, что на это не последует ответа, но он отвечал.
«Это ужасная история, – сказал он. – Она может омрачить всю вашу жизнь, если вы ее узнаете, как она омрачила мою».
Я обвила его другой своей рукой и настаивала:
«Скажите мне. Я не боюсь, скажите мне».
Он начал уступать моим ласкам.
«Вы будете хранить это как священную тайну? – спросил он. – Это никогда никому не будет известно, кроме вас и меня?»
Я обещала хранить это в тайне. Я ждала с неистовым нетерпением. Два раза старался он начать, и два раза мужество изменяло ему.
«Не могу! – заговорил он с какой-то глубокой горечью. – Не могу сказать».
Мое любопытство, или, лучше сказать, мой гнев я не могла укротить. Он довел меня до того, что я не заботилась о том, что говорю и делаю. Я вдруг крепко обняла его и прижалась губами к его губам.
«Я люблю вас, – шепнула я с поцелуем. – Теперь скажете ли вы мне?»
С минуту он был безмолвен. Я не знаю, с намерением ли я свела его с ума, не знаю, невольно ли я сделала это в порыве бешенства, ничего не знаю наверно, кроме того, что я перетолковала его молчание в противную сторону. Я оттолкнула Мидуинтера с яростью через минуту после того, как поцеловала его.
«Я ненавижу вас! – сказала я. – Вы свели меня с ума и заставили забыться. Оставьте меня! Я не боюсь темноты. Оставьте меня сейчас и никогда не ищите встречи со мной».
Он схватил меня за руку и остановил. Он заговорил другим голосом; он вдруг приказал, как только мужчины могут приказывать:
«Сядьте! Вы возвратили мое мужество, вы узнаете, кто я».
В безмолвии и темноте, которые окружали нас, я повиновалась ему и села. В безмолвии и темноте он опять обнял меня и сказал, кто он.
Поведать ли вам его историю? Назвать ли вам его настоящее имя? Рассказать ли вам, какие мысли, вызванные моим свиданием с ним, появились у меня и обо всем, что случилось со мною после того?
Или сохранить его тайну, как я обещала? И также сохранить мою собственную тайну, закончив это утомительное, длинное письмо в ту самую минуту, когда вы горите нетерпением узнать более.
Это серьезные вопросы, миссис Ольдершо, гораздо серьезнее, чем вы предполагаете. Я имела время успокоиться и начинаю видеть то, чего я не видела, когда взялась за перо, чтобы писать к вам, – благоразумную необходимость трезво смотреть на последствия. Не напугала ли я сама себя, стараясь напугать вас. Может быть, как ни странно может показаться, это действительно возможно.
Последние две минуты я стояла у окна и думала.
Немало еще есть времени подумать, прежде чем уйдет почта. Люди только еще сейчас выходят из церкви.
Я решила отложить в сторону письмо и заглянуть в свой Дневник. Сказать попросту, я должна посмотреть, чем рискую, если решусь довериться вам, а мой дневник покажет мне то, что моя утомленная голова не может рассчитывать теперь без его помощи. Я писала историю моих дней (а иногда и моих ночей) в последнюю неделю аккуратнее обыкновенного, имея свои причины быть особенно осторожной в этом отношении при настоящих обстоятельствах. Если я закончу то дело, которое теперь я намереваюсь начать, было бы безумством полагаться на мою память. Малейшая забывчивость о самом ничтожном обстоятельстве, случившемся после вечера, в который происходило мое свидание с Мидуинтером, до настоящего времени, может закончиться полной гибелью для меня.
«Полной гибелью для нее? – скажете вы. – О какой гибели говорит она?»
Подождите немножко, пока я спрошу мой дневник, могу ли рассказать вам.
Глава X
Из дневника мисс Гуилт
21 июля, понедельник, 11 часов вечера.
Он только что ушел. Мы расстались, как я и хотела, на тропинке у края кустарника. Он пошел своей дорогой – к гостинице, а я – к своему жилищу.
Мне удалось отговорить его от нового свидания. Я пообещала написать ему завтра утром. Это дает мне вечер передышки, и я надеюсь собраться, успокоиться (если смогу) и вернуться к своим делам. Говорю «если смогу», потому что живо ощущаю, что его рассказ все еще владеет всем моим существом; боюсь, это ощущение никогда не покинет меня. Пройдет ночь, настанет утро, а я все буду думать о письме, дошедшем до него со смертного одра отца, о его бессонной ночи на потерпевшем крушение корабле и, сверх; всего, о том мгновении, когда у меня буквально перехватило дыхание, когда он назвал свое настоящее имя.
Интересно, смогу ли я избавиться от всех этих впечатлений, если сделаю над собой усилие и запишу их. Во всяком случае, хорошо бы это сделать, а то с течением времени я могу забыть что-либо важное. В конце концов, может быть, именно боязнь забыть что-нибудь, что мне надо помнить, – и является причиной того действия, которое рассказ Мидуинтера продолжает оказывать на меня. Как бы то ни было, а попробовать стоит. В моем нынешнем положении мне надо бы избавиться от лишних мыслей, чтобы подумать о других вещах,
