Читаем без скачивания Флатус - Клим Вавилонович Сувалов

нас ростом, у женщины оказались бы на руке все козыри, чтобы стать главной красавицей Люберска. По раздувшейся от волнения груди Чудновского, казалось, будто он, несмотря на физические недостатки карлицы, действительно считал ее самой красивой женщиной города. За все время пребывания карлицы в шатре, Алексей Николаевич цепко держался за нее горящим взглядом. Честно говоря, мне хотелось подметить пылкое увлечение Чудновского этой женщиной, но служебное положение и воспитание, встали барьером перед моим эгоизмом, и я промолчал. Но в тот же момент появилось острое желание, чтобы нечто подобное выразил Микола. По крайней мере, его полудружеские отношения с Чудновским этому не препятствовали, а даже наоборот — приятельский укол ощущался бы менее болезненно и даже мог бы вызвать веселый хохот у полицмейстера, но на лице Цыгана нежно растянулась отеческая улыбка, стоило ему взглянуть на полицмейстера. И тут ко мне явилась мысль неожиданно колкая и оттого неприятная: я не знаю Чудновского. Не знаю его примитивной, если будет угодно, человеческой сути. За все время совместной работы, казалось, его внутренний и внешний мир были открыты для меня как незатейливая беллетристская книжонка, исписанная всевозможными литературными штампами и оттого не представляющая из себя никакого интереса для образованного человека. А сейчас я ощутил, что упустил нечто важное, раскрывающее Чудновского совсем с другой стороны, и в то же время с возникшего, как тогда думалось, из ниоткуда разочарования. Я обозлился на Миколу, обладавшего большим знанием личностного портрета Алексея Николаевича, чего нельзя было сказать обо мне.

— Знаете, Алексей Николаевич, — обратился к полицмейстеру Цыган, отпив чаю, — Могу поручиться за каждого своего работника и заверить вас, что никто из них не был замечен в каких-либо преступных махинациях. Хоть они люди из низшего класса, но все честные и имеют свой моральный кодекс. Пока мы их ждем, могли бы посвятить меня в суть дела более, так сказать, детально?

— Объявился недавно человек, который ворует… — начал Чудновский.

— Это служебная информация, Алексей Николаевич, — прервал его я, вырвавшись из пут собственных мыслей. — Нам запрещено ее…

— Какушкин, — произнес полицмейстер, — Я Миколу знаю давно, и ему можно доверять, поверь мне.

Не дожидаясь моего ответа, Чудновский приступил к пересказу всего дела о “похитителе флатуса”, начиная с первого преступления и заканчивая стычкой с глухим громилой. Мне оставалось молча возмущаться его непрофессиональным подходом к работе.

— Кто же у вас под подозрением? — спросил Микола после того, как Чудновский завершил свой рассказ.

— Конечно же Телорез, — уверенно ответил полицмейстер и посмотрел на маленькую женщину, смиренно стоявшую с пустым подносом позади Цыгана. — Все зацепки ведут к нему.

— Не он убийца, — не выдержал я и вмешался в диалог.

— Почему же он тогда был на крыше, Какушкин? С пакетом в руке, похожие фрагменты которого мы находили у прошлых жертв?

Впервые я услышал в интонации Чудновского нотки превосходства. На мгновение меня это сбило с толку, заставив растерянно смотреть по сторонам. Но, осознав причину, из-за которой полицмейстер позволил себе обратиться ко мне подобным образом, я скользнул взглядом по красивому лицу карлицы, с восхищением пожирающей Чудновского своими прекрасными очами, взял себя в руки и уверенно произнес:

— В полной темноте, даже несмотря на блики фонаря, которые падали на крышу, у Вас не было возможности разглядеть преступника. Подобное невозможно физиологически, если только у Вас вместо глаз два картофеля! В чем у меня есть некоторые сомнения!

— А кто, по Вашему мнению, является преступником, Какушкин? — с насмешкой обратился ко мне Микола.

— Предполагаю, что некая подпольная ячейка коммунистов… — я постарался ответить твердо, дабы у Цыгана не возникло сомнений в моем предположении, но, услышав свой слегка дрожащий голос, осекся. Пришлось тяжело выдохнуть, чтобы взять себя в руки. Набрав в легкие воздуха, я продолжил: — Их методы ведения диверсионной войны после 1905 года становятся с каждым месяцем все радикальнее и радикальнее, а воровство… флатуса… носит в себе идеологический характер, дабы взрастить в умах граждан мысль, что система прогнила и уже не может защищать свой народ. Предполагаю, что план внедрения наркотика в массы и последующие нападки на наркоманов разрабатывался очень долго, и наш город стал плацдармом для испытаний, результат которых в случае успеха рискует привести всю страну в состояние хаоса. И чем быстрее мы разберемся с этим, тем лучше будет для нас.

— Идеологически подкованный паренек, — вновь усмехнулся Микола, взглянув на полицмейстера. — Но подобные теории заговоров без весомых фактов звучат смешно, молодой человек. Предположение Алексея Николаевича звучит убедительно.

— Да чтоб вас всех! — выругался я и случайно выпустил из рук чашку.

Маленькая женщина тут же сорвалась с места и побежала к упавшей чашке, но в шаге от нее вдруг возник Чудновский. Он почтенно поклонился, поднял чашку с земли и поставил на поднос. Красивое лицо карлицы покрылось краской смущения. Отведя сияющий взор в сторону, она развернулась к выходу, и спустя пару секунд покинула шатер, нырнув в холодную ночь. Чудновский, часто моргая, смотрел ей вслед. Громко кашлянув, он вышел из шатра.

— Пойду покурить! — услышали мы его голос, доносившийся уже с улицы.

— Алексей Николаевич курит? — удивился Микола.

— Нет, — не менее удивленно ответил я.

— Посуда у нас недорогая, но не стоило ей бросаться, — произнес Микола после минутной паузы. — Для чего Вы это сделали?

— Домыслы Чудновского смешны, — невозмутимо ответил я. — На Телореза не ведет ни одна улика, а Вы подливаете масла в огонь, поддерживая бездоказательный бред полицмейстера. Теперь он считает себя правым.

Нахмурив пышные брови, Микола согнул очередной костыль, который надрывно заскрипел, словно оказался способным выражать боль. Не скрывая эмоции, я картинно поежился, желая всем видом своим показать Миколе, что мне не нравится его позерство с гнутыми костылями.

— Не нравится? — улыбнулся Цыган. — Послушай меня. С той самой минуты, когда ты меня увидел, я сразу почувствовал, что твоя аура излучает негатив по отношению ко мне. В чем же кроется причина такого отношения? Неужели в моей нечеловеческой силе?

— Не люблю я силачей, — ответил я. — Всегда находят шанс, пытаясь заработать репутацию с помощью своей физической силы, думают, что их начнут из-за этого уважать. А как по мне это просто вынужденное позерство, кроме которого показать нечего, особенно в интеллектуальной составляющей. Стоите, гнете свои гвозди, а из себя ничего, кроме силы, не представляете.

Не скрою, если скажу, что Цыган мне действительно был не по душе, но по другим человеческим аспектам, чертам его характера и поведения, нежели из-за любви к деформированию железнодорожных костылей. Произнести вышеописанное, притом что я не верил и в половину озвученного собой ранее, меня заставила