Читаем без скачивания Армадэль, или Проклятие имени - Уилки Коллинз

Если я не в состоянии заплатить… Когда я расплачусь со своей хозяйкой сегодня, у меня не останется и пяти фунтов! Нет и тени надежды, чтоб я получила деньги до вторника; а здесь у меня нет ни одного близкого знакомого, который ссудил бы мне шесть пенсов. Затруднениям, окружавшим меня, недоставало только одного для довершения их, и это одно наступило.

Мидуинтер, разумеется, помог бы мне, если бы я смогла решиться попросить у него помощи, но это будет значить, что я намерена выйти за него замуж. Неужели мое отчаяние и беспомощность до того велики, что я кончу так плохо? Нет еще.

Голова моя тяжела; я должна выйти на свежий воздух и подумать об этом.

Два часа.

Мне кажется, я заразилась суеверием Мидуинтера. Я начинаю думать, что события насильно влекут меня к какой-то цели, которую я еще не вижу, но которая, по моему убеждению, уже недалека.

Я была оскорблена, умышленно оскорблена при свидетелях мисс Мильрой.

Прохаживаясь по обыкновению в самых немноголюдных местах и стараясь, не очень успешно, придумать, что предпринять, я вспомнила, что нужны перья и почтовая бумага, и пошла в город. Было бы благоразумнее послать в лавку за тем, что было мне нужно. Но мне надоели и я сама, и мои уединенные комнатки, и я пошла сама по той простой причине, что все-таки это было какое-то дело.

Только я вошла в лавку и спросила, что мне нужно, как появилась еще покупательница. Мы обе подняли глаза и тотчас узнали друг друга: мисс Мильрой.

За прилавком стояли женщина и мальчик, кроме продавца, который показывал мне вещи. Женщина вежливо обратилась к пришедшей покупательнице:

«Чем мы можем служить вам, мисс?»

Она прямо посмотрела мне в лицо и ответила:

«Ничем теперь. Я приду после, когда ваша лавка будет пуста».

Она ушла. Трое продавцов, находившихся в лавке, молча посмотрели на меня. Я со своей стороны молча заплатила за мои покупки и ушла. Не могу не сознаться, что в моем тревожном и расстроенном состоянии эта девчонка уязвила меня.

В минутной слабости – это было не что иное – я хотела отплатить ей злом за зло и прошла даже всю улицу, направляясь к коттеджу майора, чтоб рассказать ему об утренних прогулках его дочери, но образумилась и тотчас возвратилась домой. Нет, нет, мисс Мильрой! Временная неприятность в коттедже, которая кончится тем, что отец простит вам, а Армадэль воспользуется его снисхождением, не оплатят моего долга вам. Я не забываю, что ваше сердце отдано Армадэлю и что майор, чтобы он ни говорил, всегда до сих пор уступал вам. Может быть, моя голова становится глупее, но разум еще не совсем изменил мне.

Между тем письмо миссис Ольдершо упорно ждет ответа, а я еще не знаю, что мне с ним делать. Отвечать на него или нет? Пока все равно; еще остается несколько часов до ухода почты.

Не попросить ли мне денег взаймы у Армадэля? Мне было бы приятно выманить что-нибудь у него, и я думаю, что в его настоящем положении (относительно мисс Мильрой) он сделает все, чтобы освободиться от меня. Конечно, с моей стороны это было бы очень низко. Фи! Когда мы ненавидим и презираем человека, как я презираю и ненавижу Армадэля, какое нам дело, что он будет считать нас низкими?

Однако моя гордость – или что-нибудь другое, я не знаю что – возмущается от этой мысли.

Половина третьего, только половина третьего! О! Как страшно скучны эти длинные летние дни! Я никак не могу все думать и думать, я должна чем-нибудь облегчить свою душу. Не сесть ли за фортепьяно? Нет, я не в состоянии. Работать? Нет, я опять стану думать, если примусь за иголку. Мужчина на моем месте начал бы пьянствовать. Я не мужчина и пьянствовать не могу. Я займусь своими платьями и приведу в порядок свои вещи.

Прошел ли час? Более часа, а будто не более минуты.

Я не могу пересматривать эти листочки, но знаю, что написала где-то слова: «Я чувствую, что ближе и ближе подвигаюсь к какой-то цели, еще скрытой для меня». Теперь цель уже не скрыта, облако спало с моего ума, слепота исчезла с глаз – я вижу эту цель! Я вижу эту цель!

Она сама явилась ко мне – я ее не искала. Даже на моей смертной постели я могла бы присягнуть с чистой совестью, что я ее не искала.

Я пересмотрела мои вещи, я занимаюсь таким пустым и ничтожным делом как… как самая пустая и ничтожная женщина на свете. Я пересматривала мои платья и белье. Что могло быть невиннее? И дети пересматривают свои платья и свое белье.

День был такой длинный, и мне так было скучно! Я прежде всего занялась моими чемоданами. Сначала пересмотрела большой чемодан, который обыкновенно оставляю открытым, а потом маленький, который у меня всегда заперт.

Переходя от одной вещи к другой, я наконец дошла до связки писем, лежавшей на дне, писем человека, для которого когда-то я пожертвовала всем и вытерпела все, человека, сделавшего меня такой, какова я теперь. Раз сто решалась сжечь эти письма и все не сжигала. На этот раз только сказала: «Я не стану читать этих писем», – и все-таки прочла.

Негодяй, фальшивый, малодушный, бездушный негодяй! На что мне теперь нужны его письма? О, какое несчастье быть женщиной! О! О! До какой низости может довести наше воспоминание о мужчине, когда любовь к нему исчезла, прошла! Я прочла эти письма, я была так одинока и так несчастна, я прочла эти письма.

Я дошла до последнего, до того письма, которое он написал, чтоб ободрить меня, когда я колебалась, когда страшное время приближалось; письмо, которое оживило меня, когда моя решимость изменила мне в последний час. Я читала строчку за строчкой, когда наконец дошла до этих слов: «…меня выводят из терпения такие нелепости, какие ты написала мне. Ты говоришь, что я заставляю тебя сделать то, что выше мужества женщины. Неужели? Я могу указать тебе на любую коллекцию процессов английских и заграничных, чтоб показать, как ты ошибаешься. Но, может быть, таковых коллекций у тебя под рукой нет; и я укажу тебе на процесс, упомянутый во вчерашней газете. Обстоятельства совсем не похожи на наши, но пример решимости в женщине стоит твоего внимания.

Ты найдешь между судебными делами замужнюю женщину, обвиненную в том,