Читаем без скачивания Легенда о яблоке. Часть 2 - Ана Ховская

– Я тебя не обижу… Просто позволь мне быть рядом?– искренно произнес он.

От его странного пылкого, тоскливо-блаженного взгляда Софии стало жарко, но ей нравилось ощущать на себе такой взгляд. Ее щеки порозовели, она не могла собраться с мыслями и не могла контролировать выражение своего лица. Это было самое мучительное мгновение из всех, что ей приходилось испытывать рядом с ним. По крайней мере, ей так казалось. И именно сейчас вдруг пришло в голову извиниться за свое поведение после маскарада у Хоуэлла. Она глубоко вдохнула для смелости и тихо сказала:

– Простите меня за резкость при нашей последней встрече. Я не должна была себя так вести…

– Ты каждый раз намерена извиняться за свою откровенность?– слабо улыбнулся Алекс и большим пальцем погладил тыльную сторону ладони девушки в своей руке.

– Вы ко мне очень снисходительны… Дерзость и бестактность,– нехотя поправила она мужчину.

– Или растерянность и страх?– копнул глубже Алекс.

София подняла растерянные глаза, и ее губы дрогнули.

– Прости за это умозаключение,– тут же отреагировал Ахматов, коря себя за давление на девушку.

«Ты хотел сказать – проницательность»,– подумала София, но не осмелилась произнести это вслух и только напряженно сжала губы.

– Я не могу не думать о тебе… Не получается… и я никогда бы не признался в этом, но сейчас меня одолевает не физическая боль, а дикое сожаление, что не могу проникнуть в твои мысли и понять тебя до конца…

– Ну зачем вы опять…– начала София, но Алекс прервал тем, что трепетно сжал ее пальцы в своей руке.

София закрыла глаза и напряженно сглотнула в предвестии слез.

– Если ты не хочешь слышать меня, я замолчу… Но ты ведь не скажешь правды?– уверенно заявил Алекс, пытаясь заглянуть в глаза девушки.

– Вы такой… замечательный. Правда… Но вы не видите дальше своих представлений… Я не могу вас переубедить,– нерешительным голосом ответила София.

– В чем?– поразился Ахматов, огорченно сведя брови.– Что у меня не может быть чистых намерений?

– Да, наверное, мои представления об этом мире кардинально отличаются от представлений других женщин. Я понимаю, что нервирую вас своим поведением. Но вы… так настойчивы, я теряюсь…

София резко замолчала, боясь выдать волнение, хотя ее голос уже дрожал и по спине бежали мурашки. Ахматов бережно поднес руку девушки к своему лицу и, закрыв глаза, приник к ней губами. От нахлынувших чувств София зажмурилась, и ее ресницы заблестели.

– Однажды что-то сломалось во мне… Я перестала верить,– преодолевая сковавшую грудь душевную боль, призналась она.

Слезы бесконтрольно потекли по ее щекам, и Ахматов почувствовал, как ее боль передалась ему, и сердце сжалось от тревоги. А София, словно очистилась слезами, стала вдруг неожиданно спокойна, смиренна. Слегка опустив голову, она смахнула капли с подбородка. Алекс протянул руку к ее лицу и мягко провел пальцами по щеке, утирая остатки влаги. Столько тепла и невинности было в этом жесте: он ни к чему не обязывал, не принуждал, он делил, понимал и принимал ее печаль, он был наполнен благородством и искренним сожалением.

София закрыла глаза и не смела посмотреть на Ахматова. Если бы только она увидела выражение его лица, слезы бы с новой силой хлынули из ее глаз. И сейчас она понимала, что вышла за грань дозволенной себе откровенности, и что завтра ей будет ужасно неловко смотреть ему в глаза. Зачем, вообще, нужно было ему это говорить? Почему он слушал ее? Разве это было интересно?

– Фисо,– голос Ахматова непривычно дрогнул и то, что он назвал ее так, заставило Софию посмотреть на него.– Когда я увидел тебя впервые, ты мне очень понравилась, и, не скрою, я решил добиться твоего расположения. Но когда сам понял, насколько я в твоей власти, испугался, потому что никогда не испытывал похожих чувств. Однако я принял это как данность и больше не бегу от себя… Ты же, напротив, цепляешься за любую соломинку, чтобы укрыться от того, что уже проникло в твою душу…

Это было невыносимо слышать, но София не отвела глаз.

–…Почему ты боишься открыться мне?

Девушка медленно вынула свою руку из пальцев мужчины, он не препятствовал, только с сожалением вздохнул. Она не поднялась, но отвернулась в другую сторону.

– Я…– София выдержала недолгую паузу, а затем оглянулась через плечо и почему-то произнесла на итальянском, беззлобно:– Если бы твои слова были правдой! Но твои красивые губы лгут, как и твои бездонные глаза. Я благодарю бога, что ты не встретился мне вместо Кери. Иначе в моем сердце была бы не заноза, а тысяча раскаленных игл.

Она поднялась и повернулась к мужчине, уверенная, что он ничего не понял. И это было ее спасением – она высказалась, но все оставила в тайне.

– Извините, завтра мне рано вставать, да и у вас глаза закрываются от бессилия. Отдыхайте, я зайду к вам утром,– вежливо проговорила София, спешно пересекла комнату и приглушила свет.

Алекс был смятен, когда весь смысл слов дошел до его сознания, от которого даже перехватило дыхание и ничего не нашлось сказать в ответ. Он только проводил девушку тоскливым взглядом и, одновременно с закрывшейся за ней дверью, бессильно закрыл глаза. Что он мог сказать в ответ разбитому сердцу, озлобленным мыслям? Его самого пронизывала печаль от несправедливых обвинений и болезненного недоверия девушки к нему. Уже в полудремотном состоянии, размышляя над мучающим вопросом, Алекс вдруг остановил себя на простом решении: после того, как его самочувствие улучшится, он посвятит все свободное время Софии и своим поведением и настойчивостью докажет, что имеет право на ее благосклонность. Ахматов и горько, и умиленно улыбнулся от мысли, что еще многое предстоит вытерпеть от девушки, но все это было пустяком в сравнении с тем блаженством, которое он получит в результате своих усилий.

***

Как чувствует себя наш гость?– спросила Лили, заглянув в комнату, где лежал Ахматов.– Я принесла вам обед.

Алекс стоял у окна и, глядя на свое отражение, завязывал галстук на шее. Он оглянулся и признательно улыбнулся хозяйке дома.

– Добрый день, миссис Хард, не стоит беспокоиться. Мне крайне неловко…

– Оставьте свою неловкость,– простодушно сказала Лили и поставила поднос с завтраком на прикроватную тумбу.– Если о вас беспокоится моя крестница, то и мне это нетрудно… А что это вы делаете?

Алекс повернулся к кровати и взял свой пиджак.

– Я не могу позволить себе оставаться в вашем доме дольше одного дня. Я очень благодарен вам за радушие, но