Читаем без скачивания Лиловый (I) (СИ) - . Ганнибал

Горы встретили их холодным утренним туманом и небесным молчанием.

Тропа быстро сузилась до таких размеров, что стало реально ехать по ней только цепочкой, и разговаривать было неудобно. Бел-Хаддат не оглядывался. Можно ли ему доверять, задумался Острон, ехавший следом. Конечно, на безумца он не похож: хотя у него донельзя холодные глаза, ни намека на бешенство в них нет. Но...

"Твои люди на моей стороне"...

Нет, твердо решил он. О доверии, конечно, речи нет, но вот так сразу подозревать человека в чем-то плохом только из-за того, что он повел себя грубо с тобой?

Бел-Хаддат остановился лишь через несколько часов, склонился в седле, рассматривая что-то. Острон, чья лошадь едва не ткнулась носом в круп коня темноволосого, окликнул его:

-- Что-то не так?

Тот повернул голову так, что Острону было видно его острый профиль.

-- Следы, -- сказал он.

-- Следы?.. -- на взгляд Острона, на этой каменистой тропе невозможно было разглядеть ничьих следов, но Бел-Хаддат нахмурился и добавил:

-- Впереди одержимые.

Острон оглянулся на Сунгая; джейфар молча кивнул, указал в сторону. Проследив за его жестом, Острон вздрогнул: на скале остался темный след, почти незаметный, но если приглядеться, было ясно, что это кровь.

-- Мы не сможем сражаться в таком узком проходе, -- сказал он.

-- Нам и не придется, -- отозвался Бел-Хаддат. -- Пусть джейфар пошлет вперед свою сову, но я и так вам скажу, эти безумцы уже, скорее всего, осаждают стены Кфар-Руд.

-- Так чего мы ждем? -- крикнул Острон. -- Быстрее, быстрее!..

-- А я с утра говорил: поторапливайтесь, -- буркнул тот и тронул своего коня, пустил его рысью. Рысца у этих мохнатых лошадок оказалась неровная, особенно чувствительная после гладкого бега породистых хеджинов. Острон стиснул зубы. Над головой прошуршали крылья Хамсин; сова стремительно умчалась вперед, и сколько-то ее не было.

Когда же она вернулась, Сунгай подал голос:

-- Они действительно в сабаине!

-- Скорее же! -- заорал Острон; Бел-Хаддат оглянулся на него, ощерившись, но еще пришпорил лошадь, и та понеслась галопом.

Им все равно еще приходилось замедлять бег несколько раз, чтобы дать лошадям отдохнуть; беспокойство терзало их. Понемногу начало смеркаться. Ехавший в конце отряда Исан, за которым по-прежнему присматривали Дагман и Абу Кабил, вдруг поднял голову и громко расхохотался. Острон выругался сквозь зубы: и не спросишь его теперь, что происходит впереди.

Наконец в сумерках его глаза различили дым.

-- Они еще отбиваются, -- крикнул Бел-Хаддат, как раз в тот момент снова пустивший лошадь галопом. В следующий что-то оглушительно грохнуло, заставив одного из коней перепуганно заржать. Дорога тем временем понемногу расширялась, и вскоре Острон уже протиснулся между Бел-Хаддатом и почти отвесной скалой слева, обогнал его.

Сердце его дрогнуло: тропа здесь делала резкий поворот направо, и когда лошадь Острона вылетела туда, он увидел, что стена сабаина в одном месте разрушена дотла, и серые тени снуют там.

А потом внутри вспыхнуло ослепительное пламя, очертив силуэты одержимых. От грохота он почти оглох.

Все казалось каким-то нереальным. Еще один Одаренный Мубаррада?..

Думать было некогда, перепуганная насмерть лошадь все-таки влетела за стену, и Острон с силой потянул за поводья, останавливая ее; под копытами лежали обгорелые тела. Кто-то кинулся ему наперерез с палашом наготове, но Острон не медлил и использовал собственное пламя, белой пеленой взмывшее вокруг него. Поначалу он рискнул вызвать лишь узкое кольцо, но оно осветило перед ним только безумные лица, и тогда огонь потек рекой дальше, сметая их со своего пути.

Стихло. Тяжело дыша, Острон оглядывался. Потом резкое ощущение опасности заставило его склониться набок; над самым ухом просвистело что-то, вроде бы стрела.

-- Мы не враги! -- заорал нари, выпрямляясь.

Наступила тишина. Остальные его спутники въехали в разрушенный сабаин, еле удерживая напуганных лошадей. Откуда прилетела эта стрела?.. куда ни глянь, отовсюду на него смотрели пустые черные окна.

Первым его заметил Бел-Хаддат, молча кивнул Острону, указывая на сторожевую башню, выстроенную вплотную к скале. Язык пламени резко взмыл с плеч Одаренного вверх, и свет выхватил в узкой бойнице чье-то лицо.

-- Кто-то еще уцелел, -- выдохнула Сафир, тоже увидевшая это. -- Слава богам!

-- Ты становишься все сильнее, -- буркнул позади Сунгай, -- нам даже сражаться не пришлось.

-- Все ли одержимые погибли? -- хмуро перебил его Острон. Джейфар оглянулся.

-- Да, -- чуть погодя ответил он. -- Только если кто-то прячется в домах.

-- Нужно обыскать их.

Первым с места тронулся Бел-Хаддат, легко спешившись, он направился к ближайшему строению, перешагивая через тела и обломки. За ним устремились и Ханса с Сунгаем, а потом замешкавшийся Искандер: должно быть, вид обгорелых человеческих тел был мучительным для маарри. Острон тоже спешился и снова посмотрел наверх. Сторожевая башня была, видимо, самым высоким зданием в сабаине; те, кто укрылся в ней, уцелели благодаря тому, что вход в нее был только один, и тот оказался завален чем-то изнутри. Острон пнул было дверь, но она не поддалась, тогда к нему подошел Абу Кабил.

-- Отойди-ка, -- добродушно предложил кузнец, поднимая с земли тяжелый обломок бревна. Острон послушно подался в сторону, Абу размахнулся и треснул бревном по двери; раздался оглушительный грохот, и проход оказался открыт.

-- Да ты немногим уступаешь Хансе, -- пробормотала Лейла, наблюдавшая за ним.

-- С младых ногтей орудую кузнечным молотом, красавица, -- отозвался тот. -- Пойдем, Острон. Кто бы он ни был, кажется, наш стрелок не собирается сам спускаться к нам.

Острон шагнул в темное помещение первым, наготове на тот случай, если перепуганные люди попытаются атаковать его; но ничего не произошло, и он рискнул призвать пламя на кончики пальцев. Огонь осветил заваленный всяким хламом холл, здесь очевидным образом шла драка, и два тела лежали на полу, запачкав кровью ковер. Светлые одежды выдавали в них китабов. Стиснув зубы, Острон направился к лестнице.

Крутая, с узкими высокими ступеньками, она вела наверх. Он поднялся на один этаж и услышал твердый голос:

-- Стой, стрелять буду!

Послушно остановился. Огонь, не угасший на его руке, выхватил из темноты силуэт человека. Настороженно блеснули глаза.

-- Я не одержимый, -- сказал Острон. -- Видишь пламя на моей ладони? Я нари, Одаренный Мубаррада. Можешь не бояться меня.

-- А кто сказал, что я боюсь, -- отозвался паренек; роста он был невысокого, а в его руках Острон рассмотрел самый настоящий арбалет. Заряженный и нацеленный точно в грудь нари: да этот парнишка не шутит.