Читаем без скачивания Лиловый (I) (СИ) - . Ганнибал

Кажется, одержимые тоже сообразили, что из лука они свою жертву не достанут, и с улюлюканьем понеслись за ней. Сафир выругалась про себя. Сдерживаемая паника медленно находила себе лазейку где-то в животе, где уже давно билось сердце. Как бы быстро она ни бегала, ей не убежать. Их слишком много: даже если бы у нее был ятаган, девушка все равно не умела с ним обращаться, а из лука от добрых тридцати врагов не отобьешься.

Я умру.

Мысль неожиданно оказалась какой-то далекой и пустой. Сафир некогда было думать об этом, но на самом деле ей просто еще не верилось в собственную гибель; ноги сами несли ее, легко перепрыгивая через камни, и даже когда из ниоткуда вновь вылетел всадник на огромном черном коне, Сафир не замедлилась и пробежала прямо сквозь него. Ни всадник, ни девушка ничего не почувствовали.

Улюлюканье становилось громче. Она начала терять дыхание: сколько она еще пробежит, прежде чем первые безумцы догонят ее? Минуту, другую?.. Хадир на ее голове размотался и слетел; растрепались длинные черные волосы.

Она смотрела в основном себе под ноги, понимая, что если упадет -- это конец. Но в то мгновение, перелетая через очередной камень, Сафир подняла взгляд.

Он стоял впереди, в добром десятке касаб от нее, и ослепительное полуденное солнце заливало его своим светом. Что-то внутри нее дрогнуло; она раскрыла рот...

Она не видела, как за ее спиной резко вспыхнуло белое пламя, только почувствовала стремительное движение воздуха. Безумцы закричали громче, но вдруг замолчали, серая тень прянула мимо девушки, сверкнув лезвием палаша, и разрубила сначала одного человека, объятого пламенем, потом другого, не давая добраться до нее.

Он шел ей навстречу, медленно, согнувшись под тяжестью чужого тела. Сафир понемногу остановилась, не чувствуя под собой ног. Зеленые глаза смотрели на нее. Она не замечала, что по щеке катится горячая слезинка. Чужая кровь капала с его бурнуса.

Он всегда был высоким, выше нее на добрую голову, но теперь Сафир отчего-то казалось, будто его голова достает до небес.

Фарсанг девятнадцатый

Когда они выбрались из песков мертвых, понемногу начинало вечереть. Впереди всех шел Исан; ветер трепал его старый плащ, под капюшоном которого было лицо -- фарфоровая маска. Увидев Острона, господин Анвар негромко ахнул.

-- Бог ты мой, -- произнес он, направляясь к нари. -- Бедный мальчик.

Остальные молчали. Оставаться здесь, на самой границе с Бакхтанасаром, было чистой воды безумием; несмотря на чудовищную усталость и натянутые до предела нервы, Сунгай и Ханса повели отряд к югу. Отойдя на достаточное расстояние, люди остановились; Ханса при помощи Абу Кабила стаскал камни покрупнее в подобие ложа, на которое они уложили молодого китаба.

Собравшись вокруг, люди стояли в тишине, опустили головы. По бледным щекам Сафир текли слезы. В глазах Острона неясно отсвечивал огонь заката.

Басир улыбался.

Пламя вспыхнуло резко и неожиданно. Осветило лица оранжевым, укутало погибшего в алый саван. Они стояли еще какое-то время, потом Острон первым отвернулся и пошел прочь.

Сунгай выбрал место для ночлега часом позже, когда отряд почти вернулся на дорогу; это была небольшая низина между двумя барханами, и Искандер посреди нее вызвал небольшой ручеек. Люди устраивались вокруг разведенного костра; караульные разошлись в разные стороны и приготовились сторожить лагерь до оговоренного времени, когда их сменят другие.

Острон вызвался нести караул в первую половину ночи вместе с Хансой, который сидел на снятом с верблюда седле, скрестив ноги, и угрюмо смотрел в темноту. Нари отошел в противоположную сторону, задумался, встав на плоский камень. Холодный ветер хлопал его бурнусом. Его узкое лицо было обращено на север; завтра утром, когда настанет ясная погода, можно будет увидеть очертания Халла на горизонте. Острые пики, заснеженные на макушках, и где-то там, в горах, возможно, ожидает их Одаренный Хубала.

А может, и не ожидает.

Он слышал шаги и знал, что позади него встала Сафир, но не обернулся. Еще какое-то время назад он сердился на нее, но теперь все эти эмоции остались так невообразимо далеко, что Острон толком не мог вспомнить их. Сафир... люди, которые идут с ним и сражаются бок о бок. Как хорошо, что они живы. Как больно терять их.

-- Я хотела извиниться, -- тихо произнесла девушка. Он не видел; она стояла, стиснув кулаки и опустив голову. Длинные волосы, кое-как собранные в хвост, паутиной охватили половину ее лица.

-- За что? -- спокойно спросил Острон.

-- Я... вела себя как дура, -- через себя ответила Сафир. -- И если бы не я, сегодня... ничего бы не случилось. Это я во всем виновата.

-- Ты не виновата, Сафир. С любым из нас могло такое случиться, неужели ты думаешь, что мы бы не бросились на помощь другому человеку?

Она помолчала. Острон медленно обернулся; губы Сафир дрожали. Она подняла на него взгляд.

-- Я подумала... -- сказала она, -- ведь сегодня из-за моей глупости мог погибнуть ты. Или вообще все. Лучше бы я осталась в Ангуре, тогда я бы не помешала никому из вас...

-- Перестань, -- мягко перебил он ее. -- Если ты хочешь вернуться, можешь присоединиться к любому отряду, который отправится в Ангур. Наверняка такие нам встретятся.

-- Ты хочешь, чтобы я ушла?

Он помедлил с ответом.

-- Я хочу, чтобы ты была в безопасности, -- потом сказал Острон. -- И, если честно, даже не знаю, что хуже: чтобы ты осталась в Ангуре, далеко от меня, или была рядом, чтоб я мог тебя защитить, но...

Сафир всхлипнула.

-- После всего, что я наделала, ты все еще думаешь только о моей безопасности?

-- О чем же я должен думать? -- немного недоуменно уточнил он.

-- Не знаю, -- она нервно взмахнула руками, -- о том, какая я идиотка? О том, как избавиться от меня, отправить обратно в Ангур?..

-- Я скорее думаю о том, какой я идиот, -- признался Острон.

Она робко улыбнулась сквозь слезы. Щеки ее блестели; не задумываясь, он поднял руку и мягко попытался вытереть их. Сафир вдруг перехватила его ладонь, в одно мгновение оказалась близко, прижавшись к нему; потом все смешалось.

Над лагерем повисла удивленная тишина.

Она тяжело дышала, обнимая его за голову, и Острону пришлось наклониться; горячее дыхание скользило по его подбородку.

-- Я люблю тебя, Острон, -- прошептала Сафир.

***

Убийственный пустынный зной понемногу становился все слабее и слабее. Началась хамада; теперь дорогу можно было легко различить и неопытным взглядом, она вела вверх, в сторону горделивых горных пиков. Последние пять дней, впрочем, прошли большей частью в скорбном молчании. Даже Абу Кабил и Анвар гораздо реже стали разговаривать, то ли поддаваясь общему настроению, то ли что. Верблюд китаба-ученого принял на себя осиротевший мешок с книгами.