Читаем без скачивания Митрополит Антоний Сурожский. Биография в свидетельствах современников - Евгений Святославович Тугаринов

– Да.

– Вылили светские люди, не церковные, которые повлияли на вас или знакомством с которыми вы гордитесь?

– В России или вообще?

– И в России, и вообще.

– В России в то время люди осторожно относились и к церковникам, и к людям из-за границы. Я встречал Дудинцева[17] один раз, встречал сына Пастернака, с которым у меня сохранились отношения до сих пор. Встречал много православных верующих, которые приходили ко мне в гостиницу поговорить о том или о другом. Принимая во внимание то, что тогда все записывалось и ставилось на учет, это было довольно смело с их стороны.

– А из богословов?

– Я посещал Духовную академию, поэтому я со всеми был знаком, но не близко, не лично.

А за границей, конечно, я встречал многих. У меня была очень близкая дружба с Владимиром Николаевичем Лосским[18]. Во-первых, мы принадлежали к одному приходу, во-вторых, мы жили на одной улице, и у нас все общее было. Бердяев [19] ходил к нам в церковь.

Очень близким мне человеком, который сыграл большую роль в моей жизни и в моем понимании вещей, был отец Георгий Флоровский[20]. Он принадлежал, конечно, к более старшему поколению, но почему-то меня полюбил и всегда у меня останавливался, когда бывал в Англии.

Он сыграл замечательную роль в моем рукоположении. Мы были на съезде, а для меня тогда стоял вопрос о рукоположении. Во время лекции он сидел немножко поодаль, я прислал ему записку с просьбой о встрече после лекции и получил от него короткий ответ: «После лекции я сразу уезжаю. Нет, не могу». Ну, на нет и спроса нет. И потом приходит от него вторая записка. Видно было, что он задумался: «О чем разговор?» Я ему написал: «Речь идет о моем рукоположении». И он тут же с лекции встал, меня взял и говорит: «Выходим вместе. Об этом надо говорить!» И он мне рассказал о том, чем оказалось священство в его жизни. Так что у нас глубокая в этом смысле связь была. Я еще в Париже читал его работы, слышал лекции, но тут мы связались очень и очень глубоко и поддерживали отношения до его смерти.

Ну и другие, конечно, были люди. Может быть, менее именитые, но они были верующими и светились своей верой и своим подвигом духовным, не так, чтобы их замечали и хвалили, а сокровенной величиной своей личности.

– Вы встречали отца Александра Меня?

– Да. Близкого знакомства у меня с ним не было, но он приходил однажды ко мне поговорить о своих планах, о своей мечте, о том, что он хочет создать и сделать, и очень поразил меня своей честностью, правдивостью, всей личностью своей, своими взглядами, своей готовностью служить Церкви и людям. После этого я его не встречал, но остался в контакте с ним через людей, которые были его прихожанами, или знакомыми, или друзьями, и я рад, что я с ним познакомился.

От общения с ним у меня осталось светлое, глубокое чувство. Это человек, сделавший ценой своей жизни и смерти дело, которое он, может быть, один и мог тогда сделать, за что его можно уважать. Я читал его книги, которые тоже имеют значение, но его личность больше меня поразила, чем его писания. Эта правда, которая в нем жила.

– Что вы подразумеваете под делом отца Александра Меня?

– Это создание прихода, в котором открытость очень большая. Очень часто в наших приходах есть какая-то ограниченность, о некоторых вещах не говорят, потому что богословски это уже разрешенные вопросы. И что меня поразило в нем – это то, что он оставался до конца православным, до самых глубин, но был готов продумывать Православие, говорить о нем на современном языке, и некоторые вопросы поднимать, которые поднимать необходимо.

Николай Михайлович Зернов в одной из своих ранних книг написал, что все проблемы начались со Вселенских соборов. В такой форме это, конечно, неприемлемо, но здесь важна мысль, причина, почему он это сказал. Он имел в виду, что соборы были созваны волей мирских властителей – императоров константинопольских, с тем чтобы были вынесены формулировки, которые объединили бы всех членов Церкви. И это было сделано, и формулировки найдены, безусловно, верные, но раз они нашли себе выражение, то спора дальше не было. Как отец Георгий Флоровский мне сказал, еретики были осуждены, их учение было отвергнуто, но ответы на поставленные ими вопросы не всегда были найдены. И вот я помню, хотя это было давно, но осталось у меня в памяти, он мне сказал, что в тот момент, когда ариане подымали вопрос о Христе, Церковь решила его, безусловно, правильно, но проблема, которую подняли ариане, которую они даже сформулировать не могли, – это соотношение Вечности и Времени, Пространства и Бесконечности, – эти вопросы были продуманы и в какой-то значительной мере разрешены только в XIX и XX столетии физиками и математиками. Но тогда ответа, умственного ответа не было. А у Ария был умственный вопрос. Он был не прав в том, как он его решил. Да, Церковь была права, но этот вопрос нам надо заново продумывать, чтобы он был до конца решен. И так, я думаю, можно говорить о целом ряде других ересей, неправильных пониманий и т. д.

– Значит, они давали неправильные ответы, но они ставили правильные вопросы?

– Видите, вопросы иногда встают до того, как вы можете их решить. Я помню, мне советовали: когда появляется у тебя вопрос, ты ищи все ответы, которые в тебе уже созрели, но не складывай их сразу в один окончательный ответ, а собирай их, как камушки для мозаики. По мере того как ты будешь духовно расти и твое богословское образование – увеличиваться, понимание расширится, и появятся другие элементы, которые постепенно составят если не окончательный, то приблизительный ответ. Сразу – не спеши. И то же самое иногда бывает в науке: человек занимается исследованием, он приходит к какому-то заключению. Это заключение он, скажем, называет теорией. Эта теория в тот момент кажется цельной, но ученый должен знать, что, как только у него оформилась теория, ему надо две вещи делать: ставить под вопрос ту логику, на основании которой он эту теорию построил, и искать такие данные, которые противоречат его ответу. Чтобы эта теория, которая представляет собой цельность, могла взорваться и расшириться и охватить