Читаем без скачивания Драма жизни Макса Вебера - Леонид Григорьевич Ионин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Вебер уже лежал в постели, будучи смертельно больным, Марианна буквально со слезами на глазах писала возлюбленной своего мужа и своей любимой подруге Эльзе Яффе, чтобы та постаралась не отягощать больного тем, что она (Марианна) будто бы могла усомниться в том, что «является для него хорошей женой» (с. 340). Хорошей матерью, наверное, было бы точнее, но это лишь усугубило бы трагичность жизненного ощущения Марианны Вебер. Вот почему, когда Макс Вебер-младший выгнал отца из дому, с ним остались две женщины, а не одна мать.
Глава 3. Страшная болезнь
Созидающий башню сорвется…
Н. Гумилёв
Анамнез – Симптомы – Мораль в этой книге – Язык в науке – Диагнозы – Тайна болезни Вебера
Анамнез
1898–1902 гг. оказались для Вебера годами тяжких душевных и физических страданий. Болезнь началась осенью 1897 г. Как это несколько выспренно сформулировала Марианна, «…в конце перегруженного работой семестра из неосознанных глубин жизни некое злое нечто направляет на него свои когти» (МВ, 208). Во время текущей учебной работы – семинаров, проверок студенческих работ, подготовки к лекциям – на него вдруг нападает чувство полной опустошенности, «жар в голове», упадок сил. Ему сначала кажется, что это результат постоянных переработок, многолетней беспрерывной загнанности, и достаточно нескольких недель или даже дней отдыха, чтобы войти в нормальное рабочее состояние. Таковы же и рекомендации врачей: сильный человек, сильный организм, просто нужно отдохнуть.
Действительно, после нескольких недель отдыха на Боденском озере (Бодензее) приходит некоторое улучшение: Вебер чувствует себя, по его же словам, скорее перенапряженным, чем истощенным, и надеется вскоре прийти в норму. Но надежда не оправдывается. Через несколько недель умственной работы он перестал спать, и, как пишет его жена, стали проявляться «функциональные нарушения». О том, какие функции были нарушены, мы поговорим позднее. Пришлось отправиться в нервный санаторий там же на Бодензее, где лечили физиотерапевтическими процедурами и физкультурой. Снова пришло улучшение, но через несколько прочтенных лекций произошел новый обвал, добавилась физическая немощь, руки и спина отказывали даже при украшении рождественской елки. Мощный и энергичный человек, которому еще несколько месяцев назад не хватало времени на реализацию дел и планов, вдруг совсем лишился умственной и физической энергии. Из него будто бы вынули твердый стержень. Он уже ничего не только не мог, но и не хотел. В одном из писем Вебер сам писал об этом: «Потребность ощущать себя изнемогающим под бременем работы погасла» (Там же. С. 209).
Поскольку умственная работа приносит невыносимые муки, приходится искать больному какое-нибудь механическое занятие. Марианна почти саркастически замечает: «Эти односторонне образованные мужчины становятся как бы преданными и проданными, когда их голова не повинуется, – если бы можно было послать его на кухню!» (Там же. С. 211). Ему предлагают лепить фигурки из глины, но после нескольких проб оказывается, что это слишком утомляет. Жена покупает ему ящик каменных блоков для строительства игрушечных замков, но и это больному не под силу – болят спина и руки. «Он просто сидит у окна своей квартиры в парке и смотрит на расцветающие верхушки каштанов. «О чем ты думаешь?» – «По возможности ни о чем, если удается» (Там же. С. 211). Он становится чрезвычайно раздражительным, каждый внешний звук или движение вызывает мучение.
Наступает 1899 г. – уже второй год болезни. Вебер пишет прошение об освобождении от лекций, читать которые он не в силах, но за ним еще сохраняется семинар и руководство студенческими работами. Университет и министерство культов максимально лояльны к заболевшему профессору. На Рождество углубляющаяся болезнь заставляет Макса подать прошение об отставке. В министерстве готовы его удовлетворить, полагая, что у Вебера имеются какие-то особые планы (переход в другой университет, отъезд заграницу), но узнав, что отставка воспринимается им как вынужденная, с негодованием прошение отвергают. Вместо отставки профессору предлагают длительный отпуск с сохранением содержания, который, как пишет Марианна, «продлится столько, сколько ему будет нужно» (Там же. С. 214). Это просто спасение, ибо в случае отставки возникли бы серьезные материальные проблемы; и так уже значительная часть связанных с болезнью затрат (санатории, поездки в Италию) оплачивает Елена из своих средств – без профессорского оклада полное содержание семьи старшего сына оказалось бы для нее не под силу. Тем более что состояние больного не улучшается. «Все, каждое движение для него чрезмерно: он не может, не испытывая мучений, ни читать, ни писать, ни говорить, ни ходить, ни спать. Все духовные и часть телесных функций не повинуются. Если он все-таки заставляет их служить, то ему грозит хаос, чувство, что он может подвергнуться вихрю затемняющего дух возбуждения» (Там же. С. 214–215).
Таким образом, становится ясно, что возврата к прежней жизни не предвидится. «…Я решила, – пишет Марианна, – как только замечу, что ему хуже, проводить его в находящийся неподалеку санаторий» (Там же. С. 215). Это означает, что вылечить его дома невозможно. «Проводить в санаторий» – это «сдать» в «нервный санаторий», по крайней мере на несколько месяцев (он пробыл в санатории в Бад-Урахе в Шварцвальде около полугода).
