Читаем без скачивания Драма жизни Макса Вебера - Леонид Григорьевич Ионин

жизнь Макса Вебера получает свое – психоаналитическое – объяснение, если принять во внимание эту постановку «на второй сцене», то есть в области бессознательного. Во-первых, это «страшная болезнь» Вебера. У Достоевского ведь, как известно, своя болезнь; в цитируемом очерке Фрейд называет прямым следствием пережитого им отцеубийства эпилепсию – morbus sacer, «священную болезнь», наложившую свою роковую печать на всю жизнь писателя. Она «священная», потому что в Средние века воспринималась как свидетельство одержимости божественной или демонической силой. Эпилептический припадок в этом смысле, пишет Фрейд, «равноценен наказанию». Я пожелал смерти другому, с которым ранее себя идентифицировал, а теперь я сам стал этим другим и сам умер. Психоанализ утверждает, что этот другой для мальчика обычно отец и именуемый истерией припадок является, таким образом, самонаказанием за пожелание смерти ненавистному отцу. Нетрудно предположить – даже удивительно, насколько это нетрудно, – что припадки Вебера, о которых речь пойдет в следующей главе, являлись формой такого самонаказания. Да, конечно, болезнь Вебера, перевернувшая все его существование, не сопровождалась, как известно, эпилептическими припадками, но в ней наблюдались специфические ночные припадки, родственные эпилептическим, подробно описанные далее (с. 77). И главное, как ни относись критически к средневековым представлениям об одержимости демоническими силами, невозможно пренебречь собственными веберовскими описаниями своих ночных страданий (в передаче Марианны) как «прихода демонов». Разобраться в этом нам еще предстоит.

Две матери Макса Вебера

Но нельзя закончить историю ссоры с отцом, не задав себе и не ответив на еще один вопрос. Архетипическая драма отцеубийства предусматривает наличие трех действующих лиц: отца, матери и сына. А в нашей мизансцене ссоры с отцом задействованы четверо. Когда отец был изгнан, Макс-младший остался с двумя женщинами. Вроде бы понятно, почему там оказалась Елена, она – мать Макса. Но мифологический архетип предполагает троих. И вот вопрос: что там делает Марианна?

В истории молодого Макса Вебера, как она описывается Марианной и представляется из разного рода суждений и писем, остается слишком много темных мест. Прежде всего остаются неизвестными его отношения с эротической стороной жизни. С одной стороны, он представляется крайне страстной натурой, иногда даже не могущей справиться с самим собой (что бы это ни значило: «справиться с самим собой»!). Вот Марианна утверждает, что «ему приходится преодолевать демоническую страсть, которая время от времени с уничтожающей силой прорывается» (МВ, 152) – это когда Макс еще до женитьбы живет в Шарлоттенбурге у матери. И Марианне он говорит в письме, которое мы цитировали: ты не знаешь, как я «мучительно и с меняющимся успехом пытаюсь обуздать страсти, которые природа заложила в меня» (с. 17). Что представляют собой эти демонические страсти, как они «прорываются» и как этот, по выражению Марианны, «колосс» их обуздывает? По общему мнению Елены и Марианны, он их обуздывает силой духа: Елена «видит, как он силой своего духа и напряженной воли сохраняет власть над собой» (Там же). Сколь бы сомнительной ни казалась возможность силой духа и воли совладать с демонами, которых насылает природа («страсти, которые природа заложила в меня»), еще больше поражает противоречие в позиции самого Вебера. Он все время твердит о «резиньяции», об отказе от страстей. Марианне он пишет: «В течение многих лет я не думал, что сердце молодой девушки может принять мою трезвую сущность» (с. 17). Как это нужно понять вместе – «трезвую сущность» человека, одержимого «демоническими страстями»? И дальше совсем загадочно: он ощущал «постепенно вырастающее из темных глубин жизни таинственное чувство, что ему вообще не дано принести счастье женщине» (с. 24).

Всем этим романтическим Марианниным описаниям, конечно, недостает откровенности. Сам Вебер был бы, наверное, в состоянии поставить себе не романтический и не иллюзорный диагноз. Он, например, в «Хозяйстве и обществе» описывал кардинала Лигуори, похожим образом одержимого страстями, и прямо называл его половым неврастеником. Будучи священником, Лигуори учил своих прихожан надевать штаны так, чтобы не касаться при этом половых органов. Правда, это было написано спустя много лет после женитьбы. Природу такой одержимости понимал и Фрейд, который также определял и способ «преодоления» таких проблем; в эссе «Достоевский и отцеубийство», а также и во многих других работах он показывал, что это, конечно, не «дух» и «воля», а онанизм, хотя это только временное преодоление половой одержимости, которое ведет лишь к еще большим внутренним конфликтам. Даже мать Елена видела природу его проблем. Марианна пишет, что она все видела и все правильно понимала: ей нравилось, что ее любимый «старший» жил дома, «и все-таки она от души желала ему уйти из дома и жениться» (МВ, 152). Это никакая не высокая мудрость, а нормальное диктуемое здравым смыслом понимание соответствующих вопросов. Обыденная мудрость учит, что «нервы» вылечиваются у юношей женитьбой, у девушек – замужеством.

Но не так было у Макса Вебера. Заключительный раздел его письма Марианне (с. 26) показывает, что для него женитьба была не способом удовлетворения страстей и редукции демонизма пола к нормальной половой жизни, а, наоборот, способом подавления страстей и восторжествования «принципов». «Если чувство захлестывает тебя, ты должна обуздать его, чтобы трезво управлять собой», учит он невесту. Он сам не обольщался будущим своего брака и учил невесту не обольщаться. «Тяжелое бремя», пишет он, «возлагает жизнь на тебя, ты, непонятое дитя». Бремя это действительно не было легким для Марианны, брак оказался для нее монашеством в миру. О браке Макса и Марианны Вебер писали часто и многие, мимоходом замечая, что Вебер страдал импотенцией, отчего брак был не просто бездетным, но и асексуальным. Даже Википедия не упустила случая отметить, что в браке Веберов не было «даже консумации». Однако новейшие исследования доказывают, что консумация все-таки была. Какой бы глупостью или безвкусицей на первый взгляд это ни казалось, нам еще придется подробнее остановиться на этом вопросе, поскольку эта самая консумация – важнейшая часть любой драмы жизни, в том числе и драмы жизни Макса Вебера. Но отсутствие или присутствие «даже консумации», даже если ее действительно не было, практически ничего не говорит об этом браке. Потому что столько теплоты, нежности, признательности, самоотверженности и близости друг к другу действительно трудно найти в каком-то другом браке. Прежде всего, конечно, со стороны Марианны. Макс отнюдь не всегда в этом отношении был на высоте. Искреннее желание Елены, чтобы ее сын ушел из дома и женился, реализовалось весьма странным образом. Оказалось, что, женившись, он не просто ушел от матери, но и пришел не столько к жене, сколько к другой матери. Макс Вебер всю жизнь жил с мамой. Мы столкнемся в