Читаем без скачивания Три с половиной ступеньки - BANIFED

Распрощавшись в Колодезном с братом, Николай уже в семь часов был на автовокзале Нововоронежа. Тут его постигла неудача – камеры хранения не работали. «Куда деть сумку?» – сверлила мысль. Времени не было, он отправился пешком на улицу Космонавтов в надежде, что сможет по пути поймать такси и успеть застать Нину дома. Расстояние чуть более километра, но эта чертова сумка не позволяла даже идти быстро. С такси не повезло, и он дошел до нужного дома весь мокрый и обессиленный, но все-таки с надеждой на приятную встречу. Когда Николай поднялся на третий этаж, сердце его колотилось так, что он уже не понимал, от чего: от тяжести груза или от волнения. И он нажал на звонок двадцать восьмой квартиры.

– Минуту, – откуда-то из глубины квартиры услышал он незнакомый ему голос, и потом, уже за дверью, тот же голос спросил: – Кто там?

– Здравствуйте! – сказал он и подумал, что же именно нужно ответить и как представиться, но решение пришло само собой: – Извините, меня зовут Николай, могу ли я поговорить с Ниной Быковой, если она здесь живет.

– Можете, только подождите минутку, она сейчас выйдет, – прокричали за дверью.

– Ф-у-ух, – невольный вздох облегчения вырвался из его груди.

Он автоматически потянул рукой полу куртки, как это делают солдаты, поправляя гимнастерку или китель, когда собираются обратиться к старшим по званию. Николай улыбнулся этому своему непроизвольному жесту, и выражение его лица стало более благодушным. Услышав шаги и щелчки замка, Николай выпрямил спину и устремил взор в просвет открывающейся двери.

– Х-а-а, – с каким-то придыханием, то ли от радости, то ли от неожиданности, произнесла Нина, – здравствуй!

– Здравствуй, Нина!

Николай сделал шаг ей навстречу, хотел обнять и прижать к себе, но в тот же момент почувствовал некую ее отчужденность и холодность. Так и вышло: она одной рукой закрывала за собой дверь, выходя в коридор, а другую приподняла, согнув в локте, как бы защищаясь и отстраняясь от его прикосновений. Потом протянула правую руку для рукопожатия и произнесла:

– Вернулся! Когда?

– В воскресенье, – с какой-то холодной интонацией произнес он. Чувство радости ожидаемой встречи, окрылявшее его все эти последние дни, улетучилось в одно мгновение. – Кажется, я напрасно спешил. Ну может и к лучшему, я сегодня уезжаю.

– Как уезжаешь, куда уезжаешь? – лицо ее передернулось. – Подожди, я сейчас оденусь, мне нужно спешить на автобус, у меня смена, поговорим по пути.

Она буквально через две минуты появилась вновь в коридоре, застегивала на ходу пальто и, обращаясь к подруге, сказала:

– Мы пойдем к остановке автобуса, догоняй, не забудь квартиру закрыть!

Руки Николая еще не отдохнули от тяжести сумки, он со словом «черт!» опять взял ее и начал спускаться по лестничному маршу. Настроение испортилось, но он нашел в себе силы, выйдя на улицу, заговорить спокойным, ровным голосом:

– Послушай, Нина, я знаю, что я виноват перед тобой, но ты пойми, я был в армии, я был подневольным человеком и не мог поступать так, как мне хотелось…

– Коля, – перебила она его, – куда ты уезжаешь и почему?

– Обратно в Москву. Я решил учиться и подал документы в тот же институт, где учится наш Сашка, – сделав паузу, он продолжил: – Нина, ведь ты получила мое письмо, то единственное, которое я тебе написал, когда вернулся после отпуска в часть. Через три дня, как я вернулся, нас, десять человек, тихонько подняли ночью, построили, зачитали приказ и сказали, что через четыре часа самолет. Пункт назначения – Баку, а потом обещали в комендатуре сообщить, куда точно следовать. Сказали написать короткие письма родным, что мы находимся в командировке, сообщить полевой адрес своей почты. Я тебе написал. Мы все думали, что нас везут в Афганистан, поэтому мысли в тот момент были не самые светлые. Но туда мы не попали, а попали на гору Куткашен в Азербайджане, где… Ну это неважно. Сначала нам сказали, что мы там будем не более месяца, потом, что задерживают еще на пару недель, и эти обещания длились бесконечно, целых шесть месяцев. Никто: ни я, ни мои товарищи не писали писем, потому что почту туда привозили один раз в две недели, и смысла писать не было, так как не было гарантии, что ответ придет раньше, чем мы вернемся обратно. По возвращении в Москву, в свою часть, один мой товарищ сказал, что мне было письмо в тот же день, как нас бросили в командировку. Он не забрал его, а оно валялось-валялось, и кто-то из дневальных, по-видимому, выбросил. Не знаю почему, но я думаю, что это было твое письмо.

– Да, в тот последний вечер, когда мы были у Надьки, ты уехал домой, а я написала тебе письмо. Думала сделать тебе сюрприз, ты бы приехал из отпуска, а тебя бы ждало письмо от меня! Но как же так, Коля! Что теперь будет? – с какой-то разочарованностью и в то же время с нежностью в голосе, спросила она.

– Знаешь, я сам не представляю, что теперь будет, – проговорил он тихим голосом. В голове мелькали мысли, двоякость ее поведения не давала ему возможность сформулировать его отношение к ней. Он понимал всю глупость их не очень хорошо складывающихся отношений, но он не мог дать или отобрать надежду на то, что между ними может быть что-то серьезное. – Обустроюсь, напишу тебе письмо, а там, может, в гости приедешь.

Они подошли к остановке, он с облегчением бросил сумку и повернулся к ней лицом, стараясь уловить ее настроение и чувства. В это время к ним подошла ее подруга. Нина, сделав усилие над собой, улыбнулась и сказала:

– Знакомьтесь, это Николай, только с армии вернулся и опять уезжает, а это Галя, вместе живем и работаем.

Его резануло ее безликое «это Николай» без пояснительного: друг, товарищ, парень, мой…

– Очень приятно! – сказала Галя.

Николай, взглянув на нее, понял, что ей вовсе не приятно, и, более того, она, видно, была посвящена в то, о чем Николай и не догадывался. Ее глаза говорили о том, что она прекрасно понимает, что происходит в их с Ниной отношениях. Он лишь кивнул головой новой знакомой и опять устремил свой взгляд на черноокую Нину.

– Наш, – коротко сказала Галя, кивнув в сторону подъезжающего автобуса, и бросила Николаю: – До свидания, письма надо писать!

– Ну счастливо, спишемся? – полувопросительно сказал Николай, взял Нину за локоть и хотел поцеловать, но она резко вскинула голову и поцеловала его в щеку, как брата.

– Напиши, мне будет интересно, как ты устроишься! Счастливо тебе! – проговорила она второпях, развернулась и вскочила в автобус.

Дверь закрылась, и она исчезла из поля зрения Николая – окна автобуса были запотевшими. Сама встреча, короткая беседа и расставание оставили у Николая щемящее чувство, но не болезненное. Он не ощущал потерю, он понимал, что продолжение может быть, только нужно ли оно? Скорее всего, это чувство возникло из-за того, что от встречи он ожидал чего-то другого. Он искренне стремился к этой встрече и немало приложил для нее усилий, но сложилось так, как сложилось. Два года разлуки охладили чувства, и не было тех острых, ярких отношений, которые присутствовали между ними, когда они дружили. Было похоже, что у нее кто-то есть, иначе почему такая холодность? А может, это обида? Ведь действительно, если смотреть со стороны, то большей частью виноват он, а если учесть, что она все же его ждала, то…

Николай сел в следующий автобус, идущий к автовокзалу. В пустынном и неуютном зале автовокзала он целый час сидел и ждал автобуса на Воронеж.

Глава 5

В Воронеже жили многие его родственники, но он решил заехать к дяде Пете, маминому брату. До поезда оставалось много времени, и его нужно было как-то скоротать, а дядя Петя жил на улице Цурюпы рядом с Чернавским мостом, а это недалеко от железнодорожного вокзала. Дядя был военным, майором юстиции, и служил в воинской части, расположенной прямо у дома, где он и проживал. Жил он, не бедствуя, со своей женой Валентиной. Детей у них не было, и сложилось так, что с детства Николай был их любимым племянником. Когда случалось, что он к ним приезжал, то тетя Валя первым делом отправляла его в ванную, чтоб, как она говорила, смыть «рябчевскую грязь». А Николаю эта процедура безумно нравилась. В деревне не было такой шикарной ванны, там предлагался либо тазик, либо корыто, поэтому он лежал и расслаблялся в той ванне по часу.

Одно из окон двухкомнатной квартиры дяди выходило на территорию части, в которой он служил, и Николай открывал иногда окно и угощал солдат-постовых конфетами, которые в доме дяди Пети всегда лежали в хрустальной вазе, установленной в центре круглого стола. Узнав об этом, дядя Петя очень сильно отругал его и еще пригрозил, что накажет постового за то, что он, находясь в карауле, нарушил устав внутренней службы. Николаю было тогда очень страшно, что из-за него накажут ни в чем не виноватого солдата, и он слезно просил дядю этого не делать. Теперь Николай все понимал и улыбнулся, вспомнив тех солдат-нарушителей. Ему самому в армии иногда так хотелось сладкого, что выделялась слюна при одной лишь мысли о чем-то вкусненьком, ведь возможность купить сладости была не всегда.