Читаем без скачивания Фантастика 2024-158 - Андрей Третьяков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще спустя несколько минут Максим вышел в открытое поле. То, что он увидел, напоминало диораму. Прямо перед ним в небо вздымался косматый язык пламени, теперь совершенно неподвижный. Два поезда – изувеченные, обгоревшие, все еще раскаленные вагоны и электровозы, валялись под откосом. Сквозь все это «бежали» в последнюю атаку замершие солдаты – от витязей в шлемах и доспехах, до военных в современном камуфляже. Группа в серой немецкой форме Второй мировой войны засела в окопах и отчаянно отбивалась от наступающих красноармейцев. Несколько танков утюжили землю гусеницами. У одной машины взрывом сорвало башню – она так и осталась парить над разрушенным корпусом. Артиллерийские снаряды неподвижно зависли в воздухе. По металлу одного из них, воткнувшегося в землю, змеились огненные трещины. На горизонте чернело озаренное сполохами море ужаса. Там сражались корабли – от древних галер до крейсеров, линкоров и авианосцев. Над всей этой картиной в небо поднимался огненный гриб ядерного взрыва.
Но здесь была не только война. Не считая сгоревшего поезда, Максим разглядел падающий хвостом вниз самолет, разрушенный порт, окутанный ядовитым облаком химический завод и трубы Чернобыльской атомной станции.
- Что… это? – прошептал потрясенный Клим. Он, как самый подготовленный, в такие минуты единственный сохранял способность трезво мыслить.
- Катастрофа под Уфой, - ответил Максим. – Два поезда оказались в эпицентре взрыва газа.
- Я не о том. Что вот это вот все?
- А! Так это и есть Свалка. Свалка времени. Сбор всех погибших частей. Это, я думаю, мы многого еще не видим. Но нам и не надо. Идите за мной.
Максим нагло пошел прямо через окопы и траншеи. На ходу он коснулся одного из солдат – молодого немецкого пулеметчика с перекошенным лицом. Тот оказался теплым, как самый обычный человек. Немец не пошевелился. Зажатый между эпохами, он так и оставался вне времени до самой своей смерти.
Глава 46. Уходя – уходи
На краю поля Максим крикнул своим товарищам:
- Стойте! Я гляну, что впереди.
Никто не ответил. Антон, Клим и Кузьма исчезли, растворились в пространстве. Максим остался один. Он не стал никого искать, кричать и заниматься подобными малополезными вещами. Просто немного постоял и вновь побрел через траншеи, обходя тех солдат, кто уже погиб и тех, кто навсегда застыл на пороге вечности.
Линия окопов привела в долговременную огневую точку. Два тяжелых, размером с человека, снаряда пикировали на ее бронеколпак. Максим вошел внутрь и тоннель прямо на глазах превратился в коридор с кремовыми стенами и выбеленным потолком. Здравствуй, психиатрическая больница!
Максим двинулся вперед. Путь показался бесконечным. В какой-то момент в стенах начали попадаться зеркальные окна. В них отражалась вся его, Максима, жизнь. Слева – безрадостное, полное боли детство, справа – опасные приключения в аномальной Зоне.
Вот мать стоит с собачьим поводком в руках, вот она, улыбаясь, разговаривает с учительницей, а дома бьет Максима головой о книжный шкаф и топчет сына ногами с перекошенным от ненависти лицом. А вот и доцент Петровский, и Николай Фирсов, и Клим с Кузьмой, и учитель литературы Петр Петрович Вершинин. Враги и друзья. Только давно забытая Олеся попадалась сразу в обеих последовательностях. В белом больничном халате слева, в камуфляже и с маленьким ребенком на руках – справа.
Перед тяжелой железной дверью Максим остановился и зарядил ружье. Предстоит главная в жизни битва. С кем придется драться? С огромным пауком, демоном на копытах или непобедимым роботом-убийцей? Реальность… если она была реальностью, оказалась страшнее ожиданий.
Дверь плавно и бесшумно отворилась сама собой. Максим вошел и оказался в небольшом, хорошо освещенном зале с прозрачными окошками наверху. Невидимые зрители наблюдали за происходящим и, наверное, делали ставки. Максим чувствовал их, знал – где-то там находится Олеся из первой реальности и продажный доктор-психиатр. Две временных линии сходились в одну. Они причудливо переплелись, образовав непостижимый для человеческого понимания узор.
А потом в дальнем конце зала появилась мать. Ольга Даниловна Безымянная. Молодая, точно в детстве, с тональным кремом на спокойном, безмятежном лице и огненным цветком ярко-накрашенных губ. Именно их, а не глаза, Максим всегда видел во время «экзекуций». И запомнил навсегда.
- Мама! Ты же умерла! – выкрикнул Максим.
- Я вернулась. Как сам видишь. Хочу забрать тебя с собой. Там я продолжу нашу беседу и выбью из тебя дурь! – мать протянула руки.
Максим похолодел. Вот, значит, что такое ад. Не котлы и кипящая смола, а вечная жизнь с самым дорогим и одновременно ненавистным человеком во Вселенной. И с этим ничего нельзя сделать.
Максим попытался выжечь матери мозг, но не смог установить связь с ее разумом. Казалось, ее душа испарилась, исчезла.
- Не получается, да? – в голосе Ольги Даниловны сквозила откровенная издевка. – Я же говорила, что упеку тебя в психушку. Ты не верил? Зря.
- Зачем? Зачем все это? Почему ты меня мучаешь?
- Из-за наследства, - вдруг разоткровенничалась мать. – Твой никчемный папаша умел делать деньги – этого у него не отнять. Но он, тварь ненавистная, развелся, прежде чем сдохнуть и в завещании указал: в случае твоей смерти состояние уходит на благотворительность! Благодетель хренов! Этот урод мечтал пустить меня по миру! Но я упорная и не могла просто так сдаться. Твоего братца я довела до петли. Остался единственный наследник – ты! Мне надо сделать тебя недееспособным и стать твоим опекуном. Тогда я заживу, как белый человек. Но сначала нужно убить тебя… здесь.
Максим понял: если он погибнет в этой реальности, в Зоне, останется только психушка. Из нее он не выйдет никогда: мать позаботится об этом. Крепко позаботится. Это то, что хуже смерти. В таких местах вечное забвение кажется желанным исходом.
- Не хочу… Нет… – Максим выстрелил.
Пуля попала матери в живот и выбила из тела фонтанчик крови, но не более того. Лицо Ольги Даниловны осталось таким же безмятежным.
Тогда Максим начал стрелять без перерыва. Точно робот, он передергивал затвор и нажимал на спуск. Ружье грохотало, пластиковые гильзы с характерным звуком падали на пол, пороховой дым щекотал ноздри. Но больше ничего не изменилось.
После пятого выстрела ударник щелкнул впустую.
- Не хочешь, значит, по-хорошему? – мать погрозила пальцем. – Тогда будем говорить по-плохому.
В руках ее появился сложенный вдвое собачий поводок – длинный, как кнут. Ольга Даниловна стала хлестать
