Читаем без скачивания Луна предателя - Линн Флевелинг

— Это оскорбление всему Ауренену! — возразила Лхаар-а-Ириэль, в гневе вскочив на ноги. — Кто этот тирфэйе Коратан, чтобы явиться незваным в нашу землю и требовать нарушения наших законов ради его удобства? Изгнанник показал себя тем, кто он есть, — предателем и нарушителем клятвы. Как смеет он явиться сюда за чем-либо, кроме наказания?

— Посмотри на метку, которую оставил на изгнаннике дракон! — крикнул со своего места Риагил. — Вы, катмийцы, гордитесь своим знанием повадок и мыслей драконов. Так осмотри метку и расшифруй ее для нас.

— Какую метку?

Серегил сорвал повязку и поднял руку. Катмийка подозрительно прищурилась, рассматривая отметины драконьих зубов.

— Я знаю, кто ты такой, — прошипела она слишком тихо, чтобы кто— нибудь, кроме Серегила, мог ее услышать. — Это какая-то скаланская уловка.

— Присмотрись внимательно, кирнари. Как бы ты меня не ненавидела, честь помешает тебе солгать.

Лхаар бросила на него испепеляющий взгляд, потом взяла протянутую руку так, словно та была покрыта нечистотами. Катмийка совсем не старалась быть осторожной, но Серегил охотно вытерпел боль, когда та стала ощупывать пораненное место. Он с радостью вытерпел бы и большее ради удовольствия увидеть, как на лице старой сварливой женщины против воли отразилось благоговение.

— Он и правда отмечен драконом, — наконец объявила Лхаар. — На изгнаннике знаменательная метка: знак милости Светоносного, хотя почему это так, я не могу сказать.

— Благодарю тебя, — сказал ей Бритир. — Изгнанник ответит за свои поступки, но сейчас мы должны проголосовать: даем ли мы ему и его спутникам разрешение говорить? Что скажете вы, мои братья и сестры?

Кирнари один за другим выразили согласие.

— Сначала я хочу выступить в защиту Эмиэля-и-Моранти, — сказал Серегил, поворачиваясь к хаманцу.

Эмиэль стоял рядом с креслом Назиена; он подозрительно взглянул на Серегила, как будто расценил его слова как жестокую шутку. На лице кирнари отразилось напряженное внимание.

— Почтенные члены лиасидра, — продолжал Серегил, — как вы знаете, есть доказательства того, что Эмиэль-и-Моранти причинил вред принцессе Клиа — или напал на нее, или отравил. Однако с самого начала у меня появились сомнения. Теперь я могу представить вам новые свидетельства, которые докажут его невиновность.

Клиа привезли с охоты умирающей, со следами пальцев на горле. Алек-и— Амаса и другие видели, как принцесса боролась с Эмиэлем, и подумали, что он напал на нее.

Серегил протянул руку в сторону Клиа.

— Вы все знаете, что Клиа-а-Идрилейн — искусный дипломат. Однако она также и воительница и при нападении оказала бы сопротивление. Она и боролась: под ногтями у нее оказалась кровь, однако это была ее собственная кровь. На Эмиэле не оказалось никаких следов борьбы. Клиа задыхалась, она была за несколько часов до того отравлена ядом апакинаг и в панике царапала собственное горло. Многие из вас знают, как действует этот яд:

посмотрите на Клиа теперь, поговорите с Мидри-а-Иллией и Ниалом-и— Некаи, которые ее лечили. Я полагаю, хаманец говорит правду, когда утверждает, что просто хотел помочь принцессе, когда той стало плохо.

— Но как насчет акхендийского амулета, который носила Клиа? — спросила кирнари Рабази. — Не можешь же ты отрицать этого свидетельства!

— Амулет доказывает насилие Эмиэля, но совершенное не против Клиа и не в тот день. — Серегил открыл бутылочку и передал Алеку браслет, бросив при этом взгляд на Райша-и-Арлисандина. Лицо акхендийца по-прежнему ничего не выражало.

Алек поднял браслет так, чтобы всем было видно.

— Плетеная лента принадлежит Клиа, и сделала ее Амали-аЯссара из Акхенди. Однако сам талисман — резная фигурка — был заменен. Я знаю это, потому что амулет принадлежал мне. Насилие Эмиэля было направлено против меня, вскоре после нашего прибытия в Сарикали. Это могут подтвердить те его родичи, кто был рядом в тот день, а также Ниал-и-Некаи, Кита-и-Бранин и Бека Кавиш.

— Это абсурдно! — возразил Элос-и-Ориан. — Как могла Амали не увидеть, что с ее собственной работой что-то сделали!

— Ниал передал мой талисман Амали-а-Яссаре из Акхенди, чтобы она его восстановила. Я больше амулета не видел до тех пор, пока не присмотрелся к браслету Клиа уже после того, как мы покинули Сарикали.

— Амали наверняка увидела бы различия, — снова заговорил Серегил. — Мы думаем, что она ничего не сказала потому, что именно она и подменила фигурки, чтобы опозорить Хаман и лишить его права участвовать в голосовании.

Все взгляды обратились на кирнари Акхенди и пустое кресло Амали с ним рядом.

— Я отвергаю обвинение, — сказал Райш ровным голосом. — Моя жена была нездорова. Может быть, она ошиблась. Она предложила еще раз прочесть то, что сохранилось в талисмане, но изгнанник уже увез его с собой. Может быть, он и подменил фигурки, и сделал это с той же самой целью: опозорить Хаман.

— О Иллиор! — простонал Алек, однако прежде чем Серегил успел ответить, опять вмешалась кирнари Катме.

— Если бы это было так, зачем бы он стал опровергать свидетельства против Хамана сейчас? — бросила Лхаар. — И зачем ему обвинять акхендийцев, которые все время поддерживали Скалу? И к тому же кто, кроме акхендийца, смог бы поменять амулеты, не нарушив магии? — Она повернулась к Алеку. — Ты знаешь еще что-нибудь?

— Мне… мне так кажется, кирнари, — заикаясь, ответил тот. — Я думаю, что видел, как Амали произвела подмену утром в день охоты. Позднее, когда я нашел браслет и привез его в город, Райши-Арлисандин настоял, чтобы его обследовала именно Амали, хотя он сам или любой акхендиец мог сделать это так же легко. В то время я не обратил внимание на такую странность, поскольку амулет сделала Амали.

— И ты утверждаешь, что ничего об этом не знал? — спросил Бритир Райша.

— Ничего, — ответил тот.

— Сначала могло так и быть, — вмешался Серегил. — Амали не стала бы рассказывать тебе о талисмане, потому что тогда ты мог догадаться, как она его получила, и разгневаться.

Райш сердито нахмурился и покраснел.

— Что ты хочешь сказать?

— Что твоя ревность к прежнему возлюбленному твоей жены, Ниалу-и— Некаи, известна и что ты не одобрял их дружбу. Поэтому ты мог не знать, что она сделала, пока не оказалось слишком поздно, так же как Амали не знала о твоих действиях, иначе не стала бы вмешиваться, не так ли? Между вами явно возникло недоразумение из-за взаимного непонимания.

— Объясни, — сурово потребовал Бритир.

— Я могу лишь предполагать, достопочтенный, — ответил Серегил. — Когда Торсин умер, а Клиа была отравлена, я стал гадать, кто может быть виноват в этом. Такие злодеяния редки здесь, но я, как тебе известно, провел большую часть жизни в Скале, где они — обычное дело. Я много лет имел возможность изучать пути бесчестья. Я даже научился использовать эти свои знания, хотя и не так, как некоторые из вас считают. Я не убийца, но мне известно, как думают убийцы, насильники, предатели, Я не рассчитывал столкнуться с ними здесь, в Ауренене, в Сарикали. Мои детские воспоминания слишком долго туманили мой взгляд и мешали задавать правильные вопросы. Я продолжал гадать, кому было больше всех выгодно устранение Клиа, вместо того чтобы поинтересоваться, кто больше всего от этого потеряет.