Читаем без скачивания Проклятие королевы фей - Тереза Медейрос

Повернувшись к Эжену спиной, рыцарь направился к ложе. Его нетвердая походка выдавала усталость, да и полученная рана давала о себе знать.

У него за спиной Эжен приподнялся на локтях. Солнечный луч сверкнул на смертоносном лезвии меча, который он приготовился метнуть в беззащитную спину Гавенмора.

Время замедлило бег настолько, что Холли, казалось, могла сосчитать все до одной пылинки, лениво кружащиеся в воздухе. Доносившуюся издалека песню жаворонка заглушил монотонный гул в ее ушах.

Оглядевшись вокруг, Холли с ужасом осознала, что ни одна живая душа не собирается предостеречь валлийского рыцаря. Он ничем не оскорбил собравшихся, просто умело и доблестно бился на арене, и тем не менее они сейчас допустят подлое убийство — лишь потому, что он чужой среди них.

Внезапно не бородатое лицо Гавенмора, а жестокие лица зрителей показались Холли чужими. Ее отец дернулся было, но тотчас же снова опустился в кресло. Девушка считала его самым порядочным человеком, однако сейчас и он был готов принести валлийца в жертву своей корысти.

Лишь единственное завороженно-долгое мгновение Холли позволила себе созерцать нарисованную ее фантазией картину. Одним хладнокровным расчетливым ударом она избавится и от Эжена, и от упрямца-валлийца. Бесчестие Эжена не позволит ему требовать причитающуюся победителю награду. А Гавенмор умрет. Его огромное тело будет лежать распростертым на песке, как вчера вечером оно лежало в парке. Жизненные силы покинут его. Солома жадно впитает вытекшую кровь. Бледная маска смерти навеки застынет у него на лице.

Эжен вскинул руку.

Холли вскочила на ноги.

«Холли, говори только очень тихим голосом, иначе перенапряжешь связки».

Холли едва удержалась от того, чтобы не оглянуться назад и удостовериться, не сбежал ли отец Натаниэль из чулана, но вовремя поняла, что это наставление прозвучало лишь у нее в голове. Перевесившись через перила ложи, Холли крикнула что есть силы:

— Гавенмор! Берегись!

Стремительно повернувшись, рыцарь инстинктивно вскинул руку. Меч Эжена, скользнув по железной перчатке, тяжело шлепнулся на землю. Гавенмор окинул меч Долгим пристальным взглядом, затем, подобрав его, направился к лежащему на земле барону. Холли съежилась от страха, гадая, не подписала ли она Эжену, сама того не ведая, смертный приговор. Гавенмор, если ему будет угодно, может с полным правом пронзить вероломному Монфору сердце.

Но он, повернув меч, швырнул его рукояткой вперед на колени Эжену, словно показывая, что этот человек с оружием в руках ничуть не опаснее для него, чем безоружный. Это оскорбление было страшнее пощечины.

— Вы низкий трус, сэр, и вы бесчестите этот турнир. Эжен не сделал ни одного движения, чтобы взять меч, но весь содрогнулся от бессильной ярости.

— Спеши насладиться своей невестой, Гавенмор. Скоро она овдовеет.

Не обращая внимания на эту угрозу, валлийский рыцарь снова направился к ложе.

Холли завороженно ждала его приближения, чувствуя себя всецело в его руках, как и вчера вечером, когда ветвь вяза вцепилась ей в волосы. Ее колени упрямо не желали согнуться, не позволяя ей опуститься в кресло, где она могла бы по крайней мере занять приличествующую позу.

Кратковременное облегчение Холли получила, лишь когда огненно-рыжая девчушка, нырнув под веревочное ограждение, подбежала к рыцарю, сжимая в пухленькой ручонке венок из колокольчиков. Гавенмор принял цветы, смущенно склонив голову, чем вызвал у малышки бурю восторга.

Рыцарь начал подниматься по узкой лестнице, сотрясая решительными шагами деревянную галерею. Набрав в грудь побольше воздуха и собравшись с силами, Холли повернулась к нему, демонстрируя уродство, которое сама же сотворила с собой. Галерея, все поле, даже погожий весенний день застыли в ожидании, затаив дыхание.

Холли заставила себя встретиться взглядом с Гавенмором и тотчас же пожалела об этом. Рыцарь посмотрел ей прямо в глаза, и его лицо исказилось от недоумения. Холли поспешно опустила голову. Ни она, ни Элспет не могли ничем скрыть необычный цвет ее глаз.

Девушка ждала, что Гавенмор громко провозгласит свою победу, что он потребует у ее отца по праву принадлежащий ему приз. Но она никак не ожидала того, что случилось в следующее мгновение. Скрывая уродство обкромсанных волос, Гавенмор возложил на чело невесты прелестный венок из колокольчиков.

Холли почувствовала, что дрожит от стыда. Рыцарь, опустившись перед ней на колено, склонил взъерошенную голову и поднес к губам руку девушки.

— Любовь моя, — сказал он, и в этих простых словах прозвучали одновременно и признание и клятва.

7

Покинув благодать полуденного тепла, Холли проскользнула в часовню замка, где каменные стены в шесть футов толщиной сохраняли прохладу круглый год. Она надеялась обрести здесь уединение, но нисколько не удивилась, застав в часовне отца, стоящего перед гробницей ее матери, прижимая ладони к холодному граниту, словно пытаясь почерпнуть от него сил.

Девушка осторожно приблизилась к отцу. Высеченный в камне лик матери не передавал той мягкости и теплоты, которые сохранились в воспоминаниях Холли. Фелиция де Шастл не была красавицей. Ее обаяние было неброским: курносый нос и пухлые губы, придававшие их обладательнице миловидную пикантность, невозможно воссоздать в камне, каким бы талантом ни обладал ваятель.

— Папа? — неуверенно произнесла Холли.

Короткие толстые пальцы отца ласково гладили каменные локоны его супруги.

— Я подвел мою милую Фелицию… Я подвел вас обеих…

Холли даже не могла представить себе, как ранит ее боль, прозвучавшая в словах отца.

— Ну что ты, нет! Если бы мама была сейчас с нами, ее бы наверняка позабавила вся эта затея.

— Я рад, что она не дожила до этого дня, — сокрушенно покачал головой отец. Он был безутешен. — Лучше умереть, чем присутствовать при таком позоре. Фелиция предупреждала меня о твоем упрямом нраве, говорила, что я должен защищать тебя от тебя самой. Но я не слушал ее. Как только она умерла, я пошел у тебя на поводу, потакал всем капризам. Когда ты начинала дуться и капризничать, я тотчас же уступал тебе. И теперь моя слабохарактерность обернулась для нас катастрофой.

Как и все обитатели Тьюксбери, отец, казалось, смотрел на Холли с жалостью. Девушка схватила его за просторный рукав.

— Папочка, никакая это не катастрофа. Возможно, если мы пойдем к сэру Остину и все объясним ему… кажется, он человек достаточно рассудительный.

Эти слова даже самой Холли показались наивными. Она ведь говорит о мужчине, гнавшемся за ней с обнаженным мечом по парку, обвинившем ее в колдовстве, поцеловавшем ее с пылкой страстью — при воспоминании об этом у Холли до сих пор начинала быстрее бежать кровь по жилам, — после чего попеременно угрожавшем обесчестить ее и стыдившем за распутное поведение. Ничего не скажешь, рассудительный!