Читаем без скачивания Над островом чёрный закат. Хроники исступлённых - Юрий Колонтаевский

Сохранив Вере жизнь и тайно переправив на Континент, он повторно нарушил Закон. Он настоял, чтобы ей поручили управление инкубатором, в котором рождались и вызревали плебеи для обширных рудных разработок провинции. Больше он ее не видел. Сына вместе с роботом-нянькой отправил к отцу, профессору университета, ничего не объяснив и настрого запретив раскрывать внуку правду о его происхождении. Он был вынужден признаться самому себе, что на самом деле память о них не была затуманена старческой слабостью, она никогда не покидала его.

Теперь он думал о Вере и сыне не как о людях, с которыми когда—то соприкоснулся и которых должен бы уже забыть, он думал о них с такой достоверностью, настолько отчетливо видел их перед собой – мысленно, что едва сдерживался, чтобы не заговорить с ними.

Ему захотелось немедленно вернуть Веру и сына в свою жизнь, и это желание захватило его. Он решил связаться с отцом, с Континентом, напрямую узнать о них, более не скрываясь, не опасаясь, что кто-то посторонний проникнет в его тайну. Теперь эти игры были совершенно безразличны ему.

Он включил коммуникатор, набрал код отца и услышал его бодрый голос.

– Привет, привет, господин Владетель, рад слышать, а уж о том, чтобы видеть, и не мечтаю, недоступный ты наш. – Следом знакомый смешок превосходства и спокойной совести, неизменно раздражавший его. – Вот думаю, какое невероятное событие должно было стрястись, чтобы ты вспомнил о старике-отце? Шутка ли, двадцать весен миновало… Я вижу тебя только… на портретах и приветствую верноподданно. Положено – по Закону.

«Этот человек никогда не перестанет шутить, – подумал Владетель неприязненно. – Он, пожалуй, дошутится у меня…»

– Отец, – неуверенно выговорил он слово, которое когда-то давно заставил себя забыть, – я хочу знать, как живет… Адам, мой сын. Где он, что с ним? Мне о нем давно ничего не говорят.

– Адам? – старик вскрикнул от неожиданности, но, одолев волнение, продолжал, как ни в чем не бывало: – Адам в порядке. Окончил университет с отличием, выбирает специализацию. Мальчик умненький, да что там мальчик, – мужик. И, представь себе, удивительно похож на тебя. Как он до сих пор не догадался? Меня не забывает. Соскучится, нагрянет… А недавно даже ночевать оставался – выпросил разрешение у начальства на целые сутки. Вот уж мы наговорились всласть. Знаешь, его ждет прекрасное будущее, из него формируется незаурядный ученый.

– Здоров ли он? – нетерпеливо перебил Владетель.

– Вполне. По всем мыслимым параметрам.

– А кровь?

– Тебе следовало бы помнить, – обиделся Гор, – что в нашем роду кровь у всех превосходная.

«Не может без нравоучений», – подумал Владетель, заводясь.

– Кстати, – продолжал отец, – он три весны пропадал в лаборатории Антона, занимался кровью. До настоящего успеха далеко, но отдельные результаты, по словам учителя, обнадеживают… Вот только жаль, что Антона все-таки доконали твои прихвостни…

– Антон заслужил свою участь, – жестко выговорил Владетель. – Не нужно было лезть на рожон. – Но сбавил напор, помягчал: – А вот у меня дела совсем никуда… Врачи обещают месяц. Нужно решать немедленно. Пожалуйста, навести меня в ближайшие дни. Есть разговор. Буду ждать. Я распоряжусь, чтобы тебя доставили. Попрощаемся… на всякий случай.

Он прервал связь, не дождавшись ответа, и вызвал Континент. Отозвался робот. «Вот и хорошо, – подумал Владетель, – этому ничего объяснять не придется».

– Мне нужна информация.

– Я вас слушаю, господин. Прошу изложить вашу просьбу. Но… минутку. У меня по неведомой причине совсем не высвечивается ваш код подлинности. Вам должно быть известно, господин, что в подобных обстоятельствах я буду вынужден отказать вам в предоставлении услуг связи. Придется доложить начальству о вашем явлении. Извините, пожалуйста, вашего верного слугу, господин…

– Что ты несешь? – возмутился Владетель. – Повторяю, вызывает Остров.

– Вызывает Остров, – эхом отозвался робот и продолжал объяснять со смирением: – Господин, вам должно быть известно, что нам поручено регистрировать каждый сеанс связи и докладывать, если заметим отклонение от нормы. Таково распоряжение господина губернатора Верта по повелению самого господина Координатора… Мы, господин, служим исправно, можно сказать, изо всех наших малых сил. Так вот… объясняю вам еще раз: ваш код к великому сожалению не определяется. Если вы немедленно не назовете его, я ничего не смогу для вас сделать. Простите мое бессилие, господин.

– Прощаю. Хорошо. Тогда дай мне код Большого инкубатора.

– Это также невозможно. И все по той же причине, – невозмутимо выговорил робот. – К вашему сведению я очень занят, господин, мне недосуг с вами…

– Железка безмозглая, чтоб тебя, – выругался Владетель в отчаянии.

– Непотребные слова недопустимы в обществе не только людей, но и роботов, – все так же сдержанно объяснил робот. – К тому же вы нарушили правила приличия, господин. Я уже отправил наш разговор на коммуникатор господина губернатора Верта – слово в слово. Он разберется и примет к вам самые строгие меры, вплоть до…

Владетель прервал поток слов: никакого толка уговаривать железо. «Нужно найти другой путь, – думал он, успокаиваясь. – Попросить Фарна – вот что нужно сделать немедленно. Фарн быстро выправит извилистый путь от возникновения мысли до результата – большой мастер».

У него действительно нет и никогда не было кода подлинности, как нет его еще у трех человек в государстве исступленных, – у его отца Гора, Координатора Арона и Веры. Эти трое, как и он сам, в Систему не включены, их нельзя контролировать и, главное, невозможно без их согласия заставить закрыть за собою дверь.

Он поднялся, подошел к окну. Пространство перед дворцом было пустынно – первая смена рабочих уже прошла. Но в дальнем углу замаячил одинокий прохожий. Побежкой пересекал площадь наискосок – явно опаздывал. «Проспал. Теперь останется без завтрака, – подумал Владетель. – Будет терпеть до обеда, не сможет работать в полную силу. Непорядок. Обязательно разобраться и наказать. Большие проблемы начинаются с малого. Куда смотрит Координатор?»

8

Отшумели экзамены. Студентов вывезли на отдых в приморские санатории. Университет опустел.

Ректор Игор готовился на все лето перебраться в резиденцию, расположенную в предгорьях. Там его ожидали тишина и покой и, конечно же, непомерно разросшийся учебный трактат по основам драматического искусства. Над своей главной книгой он корпел последние двадцать весен – только в летние каникулы, потому завершения труда в ближайшее время не ожидалось. Работу, небольшие отрывки из которой были опубликованы, уже успели высоко оценить немногочисленные специалисты.

Книгу с нетерпением ожидали в единственном универсальном театре столицы, где ректор считался своим, хотя непосредственного участия в жизни заведения не принимал и на спектаклях которого, за редким исключением, предпочитал не появляться. Пользуясь высоким непререкаемым авторитетом в театральной среде, он по общему согласию считался внештатным цензором и арбитром – представителем общественности.

По устоявшейся традиции с произведений автора, недавно ушедшего из жизни, снимался запрет – его творения подвергались автоматической реабилитации. Их разрешалось представлять публике, разумеется, после тщательного удаления крамольных мыслей и двусмысленных выражений. Причем, именно ректору поручалась самая ответственная часть этого процесса: выбор конкретной пьесы из многообразного наследия почившего автора и ее продвижение на подмостки. Ему предоставлялось последнее слово.

Однако к его неудовольствию переезд со дня на день откладывался, а торжественный выпуск, которого все так ждали и к которому готовились, пришлось на целую неделю отсрочить – старшие группы в полном составе в последний раз вывозили в Дальнюю лабораторию, где им заменили кровь и выполнили основательные ежегодные исследования.

Никто толком не знал, почему медицинские процедуры не были проведены своевременно, все, точно сговорившись, твердили одно и то же: уж так сложилось. По той же непонятной причине задерживался ежегодный врачебный отчет, который для некоторых студентов становился, к сожалению, последним в жизни.

Эти короткие интервалы бездействия в заполненной до предела суетливой, но однообразной жизни университета воспринимались ректором как незаслуженное наказание. Его особенно угнетали дурные предчувствия, связанные с отчетом, – выпускников, чье здоровье за прошедшую весну опустилось ниже разрешенного уровня, предстояло списать на пороге самостоятельной жизни. Жить и функционировать дальше останутся только те из них, кто сможет в полную силу работать не менее трех четвертей времени, установленного Законом. Исступленным, ставшим по какой-либо причине инвалидами, предписывалось оставить этот светлый мир – закрыть за собою дверь. Подчинялись безропотно – привыкли.