Читаем без скачивания Рассказчица историй - Наталья Резанова

И, в конечном счете, это действительно становится их благом, а точнее, нашим общим благом, потому что я никогда не толкнула бы людей — неважно, женщин или мужчин, к тому, что им во вред.

И еще я заметила: кто особенно возмущается управлением явным, особенно легко ловится на управление скрытое.

Ей- Богиня, смешно. Я бы никогда не позволила управлять собой ни тайно, ни явно.

Я все делаю сознательно, либо не делаю. Поэтому я хорошо рассчитала первые шаги. Если бы я где-нибудь оступилась, могли бы возникнуть осложнения.

А когда пришла пора отдавать приказы, они успели вспомнить, что у них в народе была какая-нибудь великая царица, или могущественная жрица, или, скажем, пророчица, у которой даже имя напоминало мое. А на древнем языке, который повсеместно уже позабыли, это имя значит «Госпожа».

Ну, и был еще тот самый довод, что убедил и моих, только вывернутый наизнанку. Да, мы умели лучше воевать — в этом они успели убедиться. А они умели управляться с кораблями.

В общем, сочтите два и два, некогда мне повторяться. Среди них оказались кормчие, захваченные пиратами в плен — Лилай и Нерет, критяне, и уже упомянутый мною Келей — он был родом с Коса. Они учили нас и тех мужчин, что на море были новичками.

Среди нас далеко не все оказались способны к учению, но были и те, кто схватывал хорошо, особенно Аргира и Бронте — она тогда еще не входила в Боевой Совет.

Помимо трудностей с людьми, появились и затруднения иного порядка. Насмешки Пентезилеи насчет того, что мне надо было не воевать, а вести учет расхода провизии, оказались пророчеством. Именно это мне и приходилось делать. От пиратов нам остались довольно значительные припасы — ячмень, просо, сушеный горох и солонина. Но они рабов держали впроголодь, и у них никогда не было лошадей. Так что заметная доля ячменя на лошадей и пошла.

Поэтому, чтобы пополнить кладовые, каждый день приходилось посылать людей на охоту, благо на острове водилось достаточно диких коз, и на рыбную ловлю.

Калек я посылала на берег собирать мидий. Да, калеки там тоже нашлись. Кто-то был ранен в ночном бою, кто-то не успел помереть в погребах у пиратов, а там не принято, чтобы увечные кончали с собой, как у нас или у скифов. Видя, что их не убивают, не бьют и даже кормят, они охотно брались за разную подсобную работу и порывались помогать нам с собаками. Но мы не разрешали.

Как я уставала в ту зиму — не поддается описанию. Не потому, что мне позже приходилось работать меньше, а потому, что многое было внове. Везде надо бывать, чтобы знать, что там делается — и у кораблей, и на кораблях, и на плацу, и в мастерских… И все уметь, и все рассчитать. И еще разговаривать с людьми. О самых разных вещах.

Лилай однажды сказал мне: «Мы, когда сперва тебя увидели, решили, что ты баба страшно злобная, а теперь смотрим — в тебе зла и нет совсем».

Надо думать, это стоило расценивать, как похвалу. Не знаю.

Все мужчины, свободные от работ на кораблях, исключая совсем уж немощных калек, каждый день учились обращению с оружием.

Но среди женщин, которых мы освободили, почти никто для этого не годился, — всего трое-четверо.

Представьте себе, они просто боялись оружия — женщины! поверить невозможно! Еще одно свидетельство пагубности отхода от Пути. Тогда, в бою, сражались они все, потому что любая женщина, если ее Довести до крайности, может драться, как бешеный зверь, но сражаться сознательно и с умением — это не для всех.

Среди тех немногих женщин, что стали учиться военному искусству, сразу выделилась Митилена. Та самая, что заговорила со мной после первой молитвы. Она отмылась, причесалась, раздобыла чистую одежду, но я ее сразу узнала, когда она пришла на плац.

Я там тоже занималась каждый день, иначе нельзя. Тогда мы фехтовали с Аэлло, а это упражнение не для слабаков. Если бы это был не учебный бой, а настоящий, мне пришлось бы нелегко. То есть мне и так приходилось нелегко, но Аэлло не собиралась меня убивать, а в том, чтобы проиграть достойному противнику, позора нет. Ведь при этом всегда можно чему-нибудь научиться.

А та женщина стояла и смотрела. И я поняла, что она не просто глазеет, а учится и запоминает. Как я.

В этот раз она не сразу подошла ко мне. Вначале она направилась к Хтонии, получила учебное оружие и первоначальные указания.

Тем временем мы закончили поединок, отсалютовали друг другу, и я принялась обихаживать свой меч, взявшись за точильный камень.

Тут она передо мной и возникла, явно Сравнивая учебный меч и мой акинак.

— Откуда у тебя этот меч? — спросила она своим странным запинающимся голосом.

«Может быть, ее держали в ошейнике или в рогатках, и повредили горло», — подумала я.

— Из моего первого боя. Молодняк обязан сам добывать себе оружие. Тренируемся мы учебным — вот таким, как сейчас у тебя, но свое собственное должны добыть сами. И поэтому самые юные первыми идут в бой.

— Без оружия?

— Да.

— А те, кто не смогут добыть оружие?

— Они погибают. Она помолчала.

— Это очень жестокий обычай.

— Ничего не поделаешь.

Она кивнула и отошла.

И тут до меня дошло. Она решила, что я так же пошлю ее в бой добывать себе оружие, и согласилась с этим. Я хотела окликнуть ее и объяснить, что здесь совсем другое, и она ведь не из Темискиры, и не училась с детства… Но почему-то не стала этого делать.

Но с той поры мы с ней стали разговаривать. Не могу сказать, чтобы это всегда было легко. Нас часто называют мужененавистницами. И я уже устала, язык стерла объяснять, что это неверно, хотя, конечно, мужчины нам чужие.

Первую настоящую мужененавистницу я встретила на Самофракии, и это была Мити-лена. Выяснилось это не сразу. Началось как-то исподволь, с довольно обычных вопросов, бывают ли у нас дети.

— У многих есть. У Хтонии, у Кирены, у Энно… Да, Биа — дочь Энно, — припомнила я. — А у тебя?

— Нет.

— Ты не хочешь или не можешь иметь детей?

— Тебе так важно это знать?

— Нет.

Она отвела глаза.

— Неважно…

Она лгала. Ей было важно, чтобы я не хотела иметь детей, я это почувствовала. Дело было не в праздном любопытстве. Наверное, стоило завершить разговор замечанием, что я вполне здорова, но занята делом, и только по возвращении в Темискиру, когда я сложу звание Военного Вождя, у меня появится время подумать, чего я хочу.

Но я стала осторожно подводить ее к тому, чтобы она высказала свои мысли.

Она не могла понять, почему мы миримся с присутствием мужчин на острове, почему мы их просто не перебьем, как Акмона и его людей?

До меня вначале не доходила причина ее ярости — ведь мужчины на острове не сделали ей ничего дурного, — и в особенности, ее ненависти к Келею, которого она впервые увидела вместе со мной.