Читаем без скачивания Батарейцы - Николай Петрович Варягов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В один из переходов полк догнал колонну противника: пятьдесят подвод и две автомашины с боеприпасами. Обоз был разгромлен. Батарейцы захватили большое количество боеприпасов и продовольствия. Трофеи пришлись как нельзя кстати. Хозяйственники пополнили запасы продовольствия, да и боеприпасы пригодились. У некоторых бойцов в ходе рейда появилось трофейное оружие, а заботливые старшины на случай даже запаслись пулеметами.
Противник стремился во что бы то ни стало задержать соединения корпуса. С каждым днем схватки становились ожесточеннее. Продвижение замедлялось. В узлах сопротивления враг сосредоточил технику, боеприпасы. Фашистам на руку была и погода. После обильного снегопада началась оттепель. Наши тылы отстали. Приходилось экономить снаряды, горючее, продовольствие.
Батареи придавались кавалерийским полкам и эскадронам, нередко уходили от основного маршрута на несколько суток в рейд. Возвращаясь, солдаты и офицеры буквально валились с ног от усталости. Но едва ремонтники успевали устранить неисправности, как вновь приходилось собираться в путь.
С боями брали Александровское, Кагульту, Красную Поляну, Песчаноокопское, Егорлык, Октябрьское, Федоровку и другие населенные пункты. Фашисты с подготовленных заранее позиций нередко контратаковали. Завязывались короткие встречные схватки с врагом. Противник не выдерживал натиска и поворачивал вспять.
И так — день за днем, бои, бои, бои… Жестокие, кровавые, не на жизнь, а на смерть.
В один из дней подошли к хутору Новая Поляна на Ставропольщине. Командир головного эскадрона выслал вперед разведку и стал ожидать подхода основных сил. Пока разведчики в пешем строю выдвигались к хутору, фашисты пришли в себя и открыли по ним огонь. Момент внезапности был упущен. Завязался огневой бой.
Расчет сержанта Смирнова на северо-западной окраине хутора вступил в дуэль с контратакующими танками и пехотой противника. Вторым выстрелом огневики перебили гусеницу вражеской машины. Танк развернулся. Это и нужно было наводчику Углову; следующей снаряд угодил в борт. Пламя окутало машину. Но тут у самой огневой разорвался снаряд. Взрывная волна накрыла воинов расчетов. Застонал красноармеец Григорий Семердяев. Орудие смолкло.
Первым пришел в себя Углов.
— Ребята, живы?
— Вроде, — отозвался казах Абдулаев.
Отплевываясь кровью, поднялся Углов. Встал заряжающей Шеквердян. Лишь Семердяев продолжал лежать. Шеквердян перевернул его.
— Гриша, что с тобой, Гриша?..
Семердяев открыл глаза.
— Все кончено. Грудь болит… Сердце… Ножом реж…
Семердяев захрипел и затих.
— Ребята, вон он, гад! — Сержант Смирнов ткнул рукой на двигающейся танк.
Бойцы бросились к орудию, лязгнул клин затвора.
— Получай, фашист, за Гришу! — нажал на спуск Углов.
Орудие дернулось. Снаряд высек на башне танка синюю полосу. Но «тигр» продолжал двигаться.
— Ниже, ниже давай!..
Ствол вражеского танка стал поворачиваться в сторону орудия. Смирнов понял надвигающуюся опасность, заторопил наводчика:
— Быстрее, Углов, быстрее!
В то время когда Углов уточнял наводку, фашистский снаряд пронесся буквально в нескольких сантиметрах над щитом орудия. Это и спасло расчет.
— Готово! — доложил наводчик.
Но было уже поздно. Вражеская машина скрылась в лощине. Смирнов вытер с лица испарину и посмотрел в сторону Углова. Наводчик опустил глаза.
— Второй раз такого счастья нам не выпадет.
— Ясное дело, товарищ сержант, не выпадет.
Неся потери, фашисты пошли в обход левого фланга обороны. Тут их поджидали другие орудия. Попытки смять наши подразделения успехом не увенчались.
Минут через сорок пехота противника при поддержке танков и бронетранспортеров пошла в атаку на соседей. Теперь основной удар гитлеровцев пришелся на батарею старшего лейтенанта Бабаяна. На главном направлении атаки врага оказалось орудие младшего сержанта Николаева. Расчет не открывал огня, выжидал. Наводчик красноармеец Останин с нетерпением посматривал на командира орудия.
— Не торопись, будем бить наверняка.
Грохот танков накатывался, давил на людей, а визг осколков, свист пуль прижимал к подрагивавшей земле.
— Пора, чего ждем? — не выдержал заряжающий. — Раздавит!
— Огонь! — наконец выдохнул Николаев.
Снаряд со звоном рванулся вперед. Фашистский танк дернулся, замедлил движение, потом и вовсе остановился. Корму машины окутал дым.
— Никак, готов? — обронил Останин.
— Горит вражина! — пробасил над его ухом Николаев. — Лови левого. Быстрее, засек нас гад!
Рядом взметнулся столб огня. Бойцов обдало упругим жаром. Кто-то застонал. Младший сержант Николаев обернулся на голос. Подносчик снарядов зажимал ладонями лицо. Сквозь пальцы сочилась алая кровь. Срывая голос, Николаев закричал:
— Скоро ты, Останин?
— Готово! — прохрипел наводчик.
— Огонь!
В воздухе хлестко ударил выстрел. Трасса снаряда прошла совсем рядом с «тигром».
Останин, не отрываясь от панорамы, проворно орудовал механизмами наводки. Лязгнул клин затвора.
— Готово! — доложил заряжающей.
Выстрел. Вторым снарядом удалось остановить танк противника. Расчет перенес огонь на вражеский пулемет.
Атака врага продолжалась. На поле боя горело уже два фашистских танка, несколько бронетранспортеров. Однако несли потери и конники, и батареи полка. Взрывной волной сорвало щит орудия, разбросало расчет старшего сержанта Репина. Командир взвода Николай Васнецов поспешил на огневую орудия. На дышавшей гарью и дымом земле офицер отыскал лежавшего ничком командира орудия. Перевернул его на спину: брови Репина были удивленно вскинуты, глаза открыты. Старший сержант губами силился что-то сказать. Васнецов склонился над раненым. Младший лейтенант с трудом разобрал слова: «Мы их, гадов, всех… Мы их… Пускай… Вот только жжет…» И Репин замолк.
Рядом, неестественно разбросав руки, лежал командир отделения радиосвязи Михаил Морус. Младший лейтенант закрыл ему глаза.
— Есть ли кто живой? — спросил офицер. — Отзовись!
Зашевелился наводчик. Остальные номера расчета молчали.
Противнику не удалось их потеснить. Когда же по флангу врага нанес удар подошедший эскадрон, фашисты и вовсе отошли. На поле боя виднелась исковерканная техника, трупы десятков вражеских солдат и офицеров, лежали раненые. Обычная картина: оставшиеся в живых гитлеровцы позаботились лишь о том, чтобы самим унести ноги.
К вечеру потянул ветер, пошел густой снег. Командование решило не давать противнику отдыха. Коноводы подали в пешие цепи лошадей, и кавалеристы исчезли в снежной пыли. Вслед за ними снялись и артиллеристы.
На марше батарейцев встретил офицер связи кавдивизии с приказом, которым предусматривалось вместе с кавалеристами перерезать железную дорогу Ростов-на-Дону — Таганрог у Семерников. Командир третьей батареи старший лейтенант Лысенко, взглянув на карту, обронил:
— Да, задачка не из простых. Две реки форсировать.
— Какая там река? Донец — старица! — усмехнулся Галкин.
— Не скажи, Федор Семенович. Иная старица хуже реки. Берега заболочены.
— Да ведь зима, — не сдавался Галкин. — Все льдом сковано.
— Посмотрим, посмотрим.
Берег реки, к счастью, оказался пологим. Приступили к форсированию водной преграды. Тягачи без особых усилий выскакивали на лед и шли к противоположному берегу. Лед трещал, прогибался, но держал. Первой проскочила батарея Зайкова.
