Читаем без скачивания Батарейцы - Николай Петрович Варягов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Командир батареи — человек открытого характера. Радовался вместе со всеми успехам, огорчался неудачам. Темпераментный, подвижный, Григорий Матвеевич всецело был поглощен подготовкой людей и техники к предстоящим боям, не терпел проволочек.
— Люди должны быть заняты, — любил говорить он командирам. — Учиться, учиться и учиться — вот первейшая задача.
Григорий Матвеевич оставался верен своим словам. Даже в свободное от занятий время он находил дело. То организовывал выступления лучших специалистов, которые тут же обменивались опытом, то устраивал тренировки. В один из выходных дней провел соревнования между расчетами по знанию материальной части орудия и боевой работе.
— Молодцы! — похвалил за инициативу заглянувший к чигринцам подполковник Воеводский. — Нужно во всех батареях провести такие соревнования, ну а потом — на первенство полка.
В хлопотах Васнецов не заметил, как деревья обронили багряную листву, а с остроглавых вершин снег скатился к подошвам гор. Чаще стали наползать тучи, моросить холодные дожди. Осень уступала место зиме.
Дела во взводе Васнецова шли успешно. Младшего лейтенанта радовала сколоченность орудийных расчетов, хорошая подготовка связистов, разведчиков, водителей тягачей. Новички быстро вошли в коллектив, стали неплохими специалистами. Особенно нравилось командиру взвода их желание совершенствовать знания и навыки, стремление до тонкостей изучить свои специальности.
Все больше Васнецов узнавал людей в полку. В один из дней открыл для себя агитатора части майора Николая Васильевича Сычева. Пожилой, на первый взгляд простоватый да и не особенно речистый. Таким Васнецов встретил его под Новороссийском. Но, выступая перед воинами, майор преображался: взгляд светился огнем, голос звенел. Слова агитатора доходили до самого сердца. Сычев умел верно выбрать тему разговора. Как-то бойцы слушали рассказ Николая Васильевича о зверствах фашистов в Сталинграде. Казалось, кровь закипает в жилах — так напряженны были лица людей.
— «В захваченных кварталах, — читал агитатор выдержку из газеты «Красная звезда», — гитлеровцы чинят расправу над теми немногими жителями Сталинграда, которые не успели эвакуироваться. Вешают отказывающихся работать — строить баррикады в городском саду для оккупантов. Они расстреляли двух девушек за «недоброжелательное отношение к германской армии». Трупы расстрелянных лежат прямо на улице. «За каждого убитого солдата будут расстреляны сорок русских, за каждого убитого немецкого офицера — семьдесят русских» — гласят расклеенные фашистским командованием приказы». Какая жестокость! — звенел голос майора. — Вдумайтесь в это, товарищу! Варвары двадцатого века! — Политработник обвел взглядом слушателей, помолчал и, немного успокоившись, продолжил: — В начале ноября, товарищу, опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об образовании Чрезвычайной Государственной Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причиненного ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям на территории СССР». В звериной злобе фашистские изверги не щадят наших с вами отцов, матерей, жен, детей, братьев, сестер, уничтожают или увозят в Германию народное достояние. За все это они ответят сполна. Мы с вами должны отомстить им за содеянное, в предстоящих боях не щадить врага.
Не только Николай Васильевич Сычев в эти дни стал для Васнецова роднее. Появились новые товарищи, друзья. Он близко сошелся с командиром четвертой батареи Николаем Шепелевым, душевным человеком, интересным собеседником, храбрым командиром. Шепелев не раз бывал в таких переделках, откуда не все возвращаются. Фронтовые перипетии, кровь, смерть, казалось бы, должны сказаться на характере человека, ожесточить его. Однако Шепелев не очерствел душой. Как сокровенное, личное воспринимал радость и боль окружающих. Мечтал после войны окончить институт.
— Сколько работы нам, Николай, предстоит после войны. Для фашистов нет ничего святого: стирают с лица земли города, поселки, села, деревни… Видел снимки в газетах? Что они сделали со Сталинградом!.. Все это нужно будет восстанавливать. И не кому-либо, а нам. Вот этими руками.
Шепелев показал на огрубевшие от ветра, окопных работ руки. И вздохнул. Такой он был — философ, мечтатель, в прошлом строитель, ныне воин.
Ближе становились младшему лейтенанту и бойцы взвода, всей батареи. Они уже не были для Васнецова безликими, почти неизвестными парнями, которых свела вместе фронтовая судьба. Раскрывался характер каждого, интересы, наклонности.
Тихий, застенчивый красноармеец Селедцов, оказывается, страстно любил художественную литературу. В его вещмешке вместе с нехитрыми солдатскими пожитками хранился томик стихов Пушкина. Как-то остановились на привал. Красноармеец Петр Бурик посмотрел на Селедцова:
— Давай, Ваня. Дуй стихи.
Селедцов вытащил из вещмешка книгу. Товарищу, окружив Ивана, смотрели на него.
— Про Полтавский бой… — напомнил Семен Мальцев. — До него в прошлый раз дошли.
— Знаю, с него и начну.
Селедцов открыл книгу и начал читать:
Горит Восток зарею новой.
Уж на равнине, по холмам
Грохочут пушки. Дым багровый
Кругами всходит к небесам
Навстречу утренним лучам.
Он читал негромко, но мягко и выразительно. Прямо-таки заворожил всех.
И грянул бой, Полтавский бой!
В огне, под градом раскаленным,
Стеной живою отраженным,
Над павшим строем свежий строй…
— Подъем! — прервала короткий отдых команда.
Батарейцы потянулись к поставленному в козлы оружию. Сержант Фадеев задержался возле Васнецова:
— Вот и мы, товарищ младший лейтенант, так дойдем до самого Берлина.
— Дойдем, Илья, обязательно дойдем, — сказал командир взвода.
Беседа была недолгой, однако усталости как ни бывало. После занятия назначили Селедцова агитатором.
В декабре в Тбилиси вошла в свои права зима. Не такая, как в Центральной части России — с трескучими морозами, глубоким снегом, вьюгами, — а мягкая, теплая. Днем часто выглядывало солнышко. Температура нередко поднималась выше нуля. Воины продолжали ходить налегке, без шинелей.
Пребывание в тылу начало тяготить артиллеристов. В разговорах все чаще вспоминали бои, передовую… Наконец в середине месяца поступил долгожданный приказ — на фронт. Настала пора прощаться с гостеприимным Тбилиси.
Мелькают по сторонам телеграфные столбы, приветливо глядят зелеными глазами семафоры на станциях и полустанках. В окна и двери теплушек врывается декабрьский ветер. На дворе морозец. Несмотря на старания наряда, в вагоне прохладно. Может быть, после тепла Тбилиси? Но так или иначе, а пришлось надеть теплое белье.
Настроение приподнятое. Да и каким ему быть: на славу отдохнули, вести с фронтов хорошие.
На одной из остановок командиров вызвали в штабной вагон. Майор Синельников повел речь о последних фронтовых событиях. Газеты и радио в эти дни много внимания уделяли развернувшемуся сражению на Волге. Естественно, не обошел его и замполит полка. Он подробно рассказал о боевых действиях под Сталинградом, а под конец сообщал:
— Скоро мы с вами станем свидетелями разгрома крупнейшей группировки противника. Не только под Сталинградом, но и на других направлениях фашисты повернули вспять. Будем бить
