Читаем без скачивания Батарейцы - Николай Петрович Варягов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обходя полынью, батареи 530-то полка продолжали форсирование.
У Семерников советские воины появились настолько внезапно, что боевое охранение противника не оказало сопротивления. До взвода гитлеровцев было истреблено без единого выстрела — клинками конников. Эскадроны кавалерийского полка двинулись к околице села. До первых домов оставалось около двухсот метров, когда из садов хлестнули выстрелы. Однако остановить кавалеристов фашистам не удалось. Два эскадрона прорвались к крайним дворам и завязали ближний огневой бой с противником.
Батарея Чигрина с ходу развернулась на высотке и начала стрельбу по врагу. Видимость была плохая. Огонь вели, ориентируясь по огненным всплескам от выстрелов, гулу двигателей, пулеметным очередям. Заранее убрав тягачи в небольшую разделенную пологим оврагом рощу, перемещали орудия вручную.
Враг упорствовал. Бой принимал затяжной характер.
Семерники вытянулись вдоль небольшой речушки километра на два, а то и больше. Десятка полтора домов правой окраины села были в руках советских воинов, остальные — у противника.
Фашистские танки и бронетранспортеры стояли за домами, сараями, плетнями, выскакивали из-за укрытий, производили несколько выстрелов и вновь уходили в укрытия.
Вскоре стало известно: гитлеровцы подтягивают свежие силы. Огонь с их стороны становился все плотнее и плотнее. Бой набирал силу.
Через огневую потянулись раненые кавалеристы. Одни шли сами, опираясь на карабины, другие с помощью товарищей, третьих несли на плащ-палатках и носилках санитары.
Батарейцы работали в полную силу. Номера орудийных расчетов, побросав шинели и полушубки, благо была нулевая температура, остались в гимнастерках.
— Побольше огоньку, братцы! — просили проходившие раненые. — Бейте их, сволочей! Не щадите!
Говорят, военное счастье изменчиво. Что ж, возможно, и так, но одно доподлинно точно, успех приходит к тому, кто ищет слабые стороны в боевом порядке противника, использует его малейшую оплошность. Трудно сказать, сколько бы времени чигринцы вели бой за Семерники, не ворвись на левую окраину села батарея Сыроежкина.
В предыдущих боях старший лейтенант отличался дерзостью, иногда граничащей с рисковостью, за что на разборах не раз получал замечания от старших начальников, Решительный в бою, он быстро ориентировался в обстановке, реагировал на ее малейшие изменения. Форсировав реку несколько позже батареи Чигрина, Анатолий со своим подразделением появился у Семерников в разгар боя. Заметив, что гитлеровцы перебрасывают силы на правую сторону села, связался со штабом кавалерийского полка и получил добро на маневр.
Фашисты не заметали появления батареи в своем тылу. Когда же орудия Сыроежкина открыли по ним огонь, уже было поздно. Старший лейтенант выдвинул вперед взвод управления для прикрытия огневиков. Разведчики, связисты из личного оружия уничтожали вражеских солдат и офицеров. В это время в селе вспыхнуло несколько построек. Пожары осветили округу. Расчеты Сыроежкина били врага на выбор.
Командир орудия Николай Кирюхин увидел, как из-за находившегося впереди приземистого сарая появился немецкий танк. Сержант тронул за плечо наводчика. Красноармеец Иванов понял командира, отрывисто заработал механизмами наводки. Ствол орудия быстро перемещался в сторону танка. Спустя считанные секунды прозвучал выстрел. Расчет тут же послал в танк еще снаряд. «Тигр», разматывая гусеницу, начал разворачиваться на месте и вспыхнул. Откинулись люки, из них на землю стали соскакивать гитлеровцы.
— Уйдут! — сказал сержант Кирюхин подбежавшему командиру взвода лейтенанту Николаю Чистогану.
— Нет, не уйдут! Отсекай фрицев от домов, отсекай!
Фашисты попадали в снег, но вынуждены были встать, бросить оружие и поднять руки.
— Куда их, товарищ лейтенант?
— Как куда? К нашему комбату, Кирюхин.
— Да у меня и людей нет, чтоб сопровождать фрицев.
— Бери подносчика, вместе отведете к старшему лейтенанту.
Огонь артиллерийских батарей, действия кавалеристов вынудили фашистские танки и пехоту попятиться. Вспыхнуло еще несколько пятнистых бронированных машин. Гитлеровцы боялись темноты, от страха бежали на свет пожаров. Прижимая к животам автоматы, ошалело стреляли куда попало и тут же падали от нашего огня. Особенно метко разили врага бойцы Сыроежкина.
Фашисты залегли под кинжальным огнем конников и батарейцев, а затем начали отходить в сторону дороги.
Во второй половине ночи Семерники были взяты. На улице села, особенно на просторной площади перед сельсоветом, серели в темноте трупы фашистских солдат и офицеров, а по широкому выгону виднелись остовы танков и бронетранспортеров.
В селе горели около десятка домов, амбары, сараи со скотиной. Бойцы бросились тушить постройки. Появились жители, вышедшие из подвалов, погребов и ям. Медленно брела по притоптанной дороге седая старуха, вызволенная из горящей избы. Едва успели вывести ее, как рухнула кровля, чуть не похоронив под собой и спасителя старухи комсорга взвода Алексея Насонова.
— Спасибо, сынки, — твердила старая женщина. — Не подоспей вы — беда. Остались живы — и то хорошо. Господь с ним, с домом. Наживем еще. — Она подняла высохшую от времени руку и сжатым кулаком погрозила в сторону отошедших гитлеровцев. — Бейте их, сынки, извергов этих! Старика мово надысь повесили, над внучкой издевались. Нет им пощады, проклятущим! — Селянка посмотрела на бойцов: глаза ее были полны слез. — Догоните их, сынки, уничтожьте! Будь прокляты матери, выродившие этих извергов.
Старушка зашлась в истошном плаче и упала на снег. Пробегавшая мимо санинструктор Мария Кузьменко наклонилась над женщиной, стала приводить ее в чувство.
Много бед наделали в селе фашисты. Они вешали активистов, грабили жителей. Помещение школы превратили в конюшню, сожгли правление колхоза. У большинства сельчан реквизировали коров, среднюю и мелкую живность уничтожали ради забавы или спьяну.
— Хлебнули горюшка семерничане, — вздохнул старшина батареи старший сержант Плиц. — Хлеб, какой спрятать не успели, подчистую подмели, а перед нашим приходом запалили амбар. Вот сволочи! Никак в толк не возьму, откуда такое изуверство…
— Фашистская идеология, товарищ Плиц, — произнес подошедший капитан Галкин. — Который год втолковывает им геббельсовская пропаганда — немцы высшая раса, она имеет на все право, остальные народы нужно уничтожать. Способы для этого разные — оружие, концентрационные лагеря, непосильный, каторжный труд, голод.
Федор Семенович недавно убыл из подразделения Чигрина: коммунисты полка избрали его парторгом. Но он не забывал батарейцев. Редкий день не заглядывал к ним. Вот и теперь бойцы расступились, освобождая на скамье место. К парторгу потянулись с кисетами, угощали махоркой. Галкин свернул цигарку и, затянувшись дымком, продолжил:
— Со многим еще придется встретиться на фронтовых дорогах. Гитлеровцы натворили такого, что порой трудно поддается пониманию в наш двадцатый век.
Воины слушали политработника, и сердца их полнились еще большей ненавистью к врагу. Да иначе и быть не могло. Жестокость порождает гнев и священную
