Читаем без скачивания Впусти меня в сердце - Аля Морейно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шёпот за ширмой продолжается. Девушки обсуждают такие интимные вещи, от которых становится не по себе.
- Ну его на фиг. Карина, его прошлая секретарша, тоже сначала думала так, как ты. Когда она передавала мне дела, то предупредила, что он – зверюга. Грубый, любит пожёстче, не парится насчёт удовольствия женщины. Да и о каком удовольствии может быть речь, если агрегат у него размером с бейсбольную биту? Даже представить страшно…
Грубость и эгоизм – очень похоже на Долинского. Почему же это описание удивляет и поражает меня? Разве у меня есть основания думать о нём как-то иначе? Зачем-то пытаюсь себе представить его с секретаршей… И мне… неприятно.
- И что в этом плохого? Мне нравятся крупные темпераментные мужчины…
- Но не настолько же! У Карины после него были какие-то проблемы, он что-то ей повредил. Не-не, мне такое счастье не надо.
Ничего себе… Недаром его Зверем называют. Но Анжела хороша… Как можно такое трепать посторонним людям? Карина с ней поделилась по-человечески, чтобы предостеречь от ошибок. А она…
Двери кабинета открываются, и в приёмную выходят Доценко с Долинским. Замираю. Почему я так остро реагирую каждый раз на появление этого мужчины? Какое у него настроение? Изменилось ли что-то за час? Хвалить будет или опять придираться?
- Позвони мне вечером, как посмотришь, – блондин пожимает биг-боссу руку, кивает мне и уходит.
Поднимаюсь со стула и смотрю вопросительно.
- Вы сказали, чтобы я зашла к вам, – робею, как школьница, не сделавшая домашку, перед строгим учителем.
- Ты с самого утра тут? Голодная? Поехали пообедаем.
Не понимаю, это вопрос, приглашение или приказ… Что это означает? Что ответить? Как себя вести? Всегда считала себя бойкой и находчивой, но этот мужчина подавляет меня настолько, что я превращаюсь в тряпичную куклу.
- Мне домой надо, – бормочу. – Надюша…
- Она поела, батя укладывает её спать. Я звонил недавно, – говорит резко. – Так что пара часов у тебя есть.
У меня нет аргументов для отказа, поэтому просто киваю. А внутри всё сжимается то ли от страха, то ли от восторга. Сама не понимаю, почему так странно реагирую…
Анжела уже выбралась из-за перегородки, стоит и улыбается. Только что она рассказывала о Долинском такие неприятные вещи, трепалась об интимных подробностях, не предназначенных для посторонних. Как так можно? Если она его так ненавидит, то почему не ищет работу в другом месте?
- Я на обед. Если будут звонить от Прокофьева, скажи, что всё в силе. Я заеду к нему в восемнадцать, – даёт распоряжения секретарше биг-босс. – Поехали, – кивает мне и ждёт, пока я выйду на улицу.
Вторая половина февраля в этом году тёплая. Кажется, пахнет весной. Этот запах сбивает с толку и даёт ложное ощущение приближения лета. Вдыхаю его – и голова кружится. Столько в нём намешано волнений, беспокойства, надежд…
Поначалу идея совместного обеда в ресторане вызывает у меня подъём. Давно не была в таких заведениях. Отвыкла от многого из далёкой довоенной жизни.
Когда устраиваемся за столиком и нам приносят меню, я снова теряюсь. Боюсь слово сказать. Долинскому приходится проявить инициативу и сделать заказ за меня.
Пока ждём еду, босс рассказывает о сроках и планах относительно отеля. К лету он мечтает запустить одно крыло, торопит меня с заказом мебели. Опасается, что из-за неё возникнет задержка.
- А вообще, ты – молодец. Честно говоря, я очень сомневался. Знал, что Виктор – человек надёжный, но ты и вправду выглядела совсем молоденькой девочкой, никак не дотягивала до образа профи.
Впитываю его слова как губка, ликую. Услышать такое признание от Долинского – это наивысшая похвала, предел мечты. У меня будто крылья вырастают. Какой сегодня замечательный день!
* * *
Календарная весна стучится робко. Первого марта небо плотно затягивают тучи, столбик термометра опускается ниже нуля, синоптики грозят снегопадом. Организм воспринимает откат в холод с недоумением, ведь за последние недели он настроился на тепло и солнце.
Биг-босс несколько дней не приходит домой. В отеле его тоже нет. Поначалу я решаю, что он в командировке. Так уже было месяц назад, когда он уезжал на неделю в столицу. Но поведение его отца меня беспокоит и наталкивает на мысли о чём-то тревожном.
Мирослав Данилович знает, куда запропастился его сын, но, естественно, не считает нужным мне ничего говорить. Он волнуется за него, это чувствуется в движениях, которые стали за эти дни менее уверенными, в дрожащем периодически голосе. И слезах, которые нет-нет, да смахивает тихонько, думая, что я не замечаю. Я тоже беспокоюсь, сама не знаю, почему.
Нервное напряжение в квартире очень плотное. Оно выдавливает из воздуха кислород и мешает дышать. Несколько раз выбираюсь на объекты и тороплюсь домой, опасаясь надолго оставлять Надюшу с хозяином. Вдруг ему станет плохо, а меня не окажется рядом?
- Полина, поищи, пожалуйста, мои очки, – просит Мирослав Данилович, когда Надюша забирается к нему на колени с книжкой. – Кажется, я оставил их у Сергея в комнате.
Я никогда туда не заходила. Даже мысли не было нарушать личное пространство Долинского. Ещё и без его ведома… Страшно. Неловко. Нехорошо. Неправильно.
Осторожно открываю дверь. Волнуюсь. В комнате – идеальная чистота, будто в ней живёт не живой человек, а робот. Обстановка аскетичная, из мебели – лишь самое необходимое.
Оглядываюсь по сторонам в поисках очков и обнаруживаю их на комоде рядом с фотографиями в красивых рамках. Ещё раньше, чем понимаю, что передо мной – молчаливые свидетели семейной трагедии, руки тянутся к изображениям счастливых смеющихся людей.
Долинского на фото не узнать. Сколько лет этим снимкам? Он выглядит гораздо моложе себя нынешнего. Но дело не только в возрасте. На них он улыбается во весь рот, всем своим видом декларируя, как он счастлив. На одной из фотографий он вдвоём с очень красивой молодой женщиной, на другой – втроём с маленькой девочкой, которая поразительно похожа на Надюшу.
Нет сомнений, что это – другой ребёнок. Всё-таки малышка не на сто процентов
