Читаем без скачивания Введение в историю экономической мысли. От пророков до профессоров - Евгений Майбурд

Свою приверженность либерализму Хайеку приходилось постоянно перепроверять для себя. Снова и снова возвращается он к этой проблеме, побуждаемый тем, что видит вокруг себя. И всякий раз он находит новые основания для своей позиции, новые доводы в ее защиту и даже новые идеи. Либерализм Хайека выстрадан им, его доводы "привязаны" к реалиям XX столетия и нередко опережают возражения этатистов.

Книга "Дорога к рабству" писалась в Лондоне во время второй мировой войны. Ее тему можно назвать так: рождение фашизма из духа социализма. Но содержание ее гораздо шире названной нами темы. Путем своеобразного историко-психолого-экономического анализа Хайек вскрывает то, каким образом индивидуалистическая культура Запада XIX столетия породила в себе самой тяготение к коллективизму и почему логическим следствием теории о всеобщем равенстве без эксплуатации становится практика деспотизма и порабощения. С этой точки зрения книга касается нашей темы.

Индивидуализм, который стал основой европейской цивилизации, говорит Хайек, — это не эгоизм и не самовлюбленность, это прежде всего уважение к личности ближнего, это абсолютный приоритет права каждого человека реализовать себя в мире. Такой индивидуализм есть наследие античной философии и христианства. Сложился он уже в эпоху Ренессанса, и на нем выросли все достижения европейской мысли, духа и дела.

Становление современной цивилизации после Возрождения Хайек правомерно связывает с развитием торговли. Позже стало понятно, что стихийные действия отдельных людей могут создать сложную экономическую структуру, способную к развитию. И явилась идея естественной свободы (мы могли бы проследить эти процессы на материале глав 1—14). Везде наблюдалось одно и то же: снятие ограничений сопровождалось взлетом науки, изобретательства, предприимчивости, богатства.

В XIX в. идея свободы стала элементом сознания всех классов общества, а свободная деятельность — повседневной и всеобщей практикой. К началу XX в. "западный рабочий достиг такого уровня материального комфорта, уверенности в завтрашнем дне и личной независимости, какой сто лет назад казался недостижимым". Но вместе со сказанным незаметно менялось сознание людей. Прогресс начинали воспринимать как нечто само собой разумеющееся, забывая понемногу о том, что он явился результатом свободы. "Достигнутое стало казаться неотъемлемой и неуничтожимой собственностью, приобретенной в вечное владение". Отсюда — всеобщая иллюзия того, что прогресс будет всегда, что жизнь будет улучшаться беспрерывно, что бы там ни было.

Вследствие такого сдвига в сознании, зло жизни, несправедливости, лишения, экономическое неравенство и т. п. — все это перестало казаться неизбежным. Возникала иллюзия, что все это устранимо. Но как этого добиться? Раз существующая система не может с этим покончить, значит, нужна другая. Молодежь не осмысливает уже то, что есть, она стремится это преобразовать или разрушить.

Хайек отмечает, что описанные идеологические изменения совпали во времени с тем, что в последней трети XIX в. положение интеллектуального лидера Европы перешло от Англии к Германии. Английская идея — приоритет личности, немецкая идея — приоритет нации и государства. Мы упоминали эту особенность немецкого мышления XIX в. в главе 20, как и почти поголовную "левизну" немецкой профессуры в последней трети того же века. Мы привели также якобы правило английских ученых — хоть и в шутку, но оно отражает ситуацию, о которой пишет Хайек. Считалось, что немецкое значит самое лучшее — будь то сталь, система школьного образования или научная теория. Все слепо заимствовалось Европой. Высочайшая репутация немецких мыслителей, говорит Хайек, была "заработана ими в предыдущее столетие, когда Германия вновь стала полноправным и даже ведущим членом общеевропейской цивилизации. Однако репутация эта вскоре стала способствовать распространению из Германии идей, направленных против основ этой самой цивилизации. Возник-то современный социализм во Франции.

Мы сталкивались с ним в главе 17, говоря о Морелли, Бабефе, Сен-Симоне. И в каждом почти случае было очевидно, что в жизнь такие идеи может претворить только жестокая диктатура. Но в описываемые годы у немцев все вывернулось наизнанку. Либеральный порядок стал представляться системой угнетения, а социализм — путем к свободе. Слово "свобода", таким образом, приобрело другой смысл. Социалисты не могли отрицать, что западные общества обеспечивали всем гражданские права и политическую свободу. Поэтому они твердили об экономической свободе. Что это такое? Это, по сути дела, ликвидация материального неравенства, т. е. более равномерное распределение материальных благ. Немногие замечали подмену смысла слова свобода, и потому большинство интеллигенции искренне верило, что освобождение придет через обобществление средств труда и планирование производства и распределения.

Однако и понятие экономической свободы, говорит Хайек было извращено социалистами. Подлинная экономическая свобода — это как раз то, о чем писал Адам Смит, — право свободно распоряжаться своим капиталом и своими способностями, и такая свобода неизбежно связана с риском и ответственностью. Следовательно, выбор между двумя системами — это "выбор между системой, при которой решать, кому что причитается, будут несколько человек, и системой, при которой это зависит, хотя бы частично, от способностей и предприимчивости самого человека, а частично — от непредсказуемых обстоятельств".

Система частной собственности — важнейшая гарантия свободы не только для имеющих собственность, но и для тех, у кого ее нет.

Пока контроль над собственностью распределен между множеством независимых друг от друга людей, никто не имеет над нами абсолютной власти, говорит Хайек. В обществе, где все планируется сверху, благосостояние каждого будет зависеть не от его умения и везения, а от решения высшего органа. Поэтому лучше жить будут не те, кто больше даст обществу, а те, кто скорее и лучше сможет добиться расположения властей.

Чтобы осуществлять государственное планирование, говорит Хайек, необходимо всеобщее согласие в вопросах: что, кому и сколько давать, что, у кого и сколько брать. Но такого согласия можно добиться, только если искоренить инакомыслие и ввести жесткое принуждение (как собирались делать это Кампанелла, Морелли и иже с ними вплоть до Ленина, который не только собирался, но и сделал).

Далее, социализм везде опирался на догму о разделении общества на два класса, интересы которых прямо противоположны ("антагонистичны"), — капиталистов и рабочих. Первые не могут не обижать вторых. Теория социализма, говорит Хайек, не предусматривала появления "нового среднего класса: бесчисленной армии конторских служащих и машинисток, администраторов и учителей, торговцев и мелких чиновников, а также представителей низших разрядов свободных профессий" (юристы, художники, журналисты, литераторы, актеры и т. п.).