Читаем без скачивания Геносказка - Константин Соловьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Генокрокодил крутанулся на месте, клацая зубами. Без сомнения, они справились бы с деревянной куклой легче, чем деревообрабатывающий станок с сухим чурбаком, распустив на стружку. Но Бруттино, проявляя невероятную прыть, легко перемещаясь на сучковатых ногах, сновал вокруг беснующегося крокодила.
Теперь удары следовали один за другим. В лапу. В бок. В грудь. Опять в лапу. В спину. В подбородок. Нос Бруттино безжалостно и ловко жалил огромную крокодилью тушу, каждый удар был скользящим и коротким, точно превосходный фехтовальщик упражнялся, тыкая набитый соломой мешок.
Только внутри у Генокрокодила была не солома. Всякий раз, как нос Бруттино пронзал его прочную на вид пластинчатую кожу, Генокрокодил издавал рев боли. Он метался по сцене из стороны в сторону, мотал головой, разбрасывая хлопья бледно-розовой слюны, даже перекатывался через шипастую спину. Все тщетно. Деревянная кукла словно насмехалась над ним. Она ускользала из того места, где вот-вот должны были сомкнуться его зубы, и появлялась в другом. Ставший багровым от перепачкавшей его крови нос вновь и вновь вонзался в чешуйчатое тело.
Не прошло и минуты после начала представления, когда Генокрокодил начал пошатываться и выглядел так, словно попал под плотный залп картечи. Лишившийся одного глаза, потерявший координацию, наполненный и яростью и ужасом одновременно, он беспорядочно метался по сцене, тщетно лязгая огромными зубами. Упорная деревяшка не давалась ему. Она всегда была неподалеку, но ровно на фалангу пальца дальше, чем он мог дотянуться. И всегда молниеносно оказывалась достаточно близко, чтобы нанести очередной удар.
Генокрокодил, ступивший на сцену сознающим свою силу триумфатором, сам не заметил, как превратился в затравленную жертву. Существо, несопоставимо более маленькое, одурачило его и теперь планомерно терзало, оставляя в чешуйчатой туше глубокие раны.
Генокрокодил больше не помышлял о нападении. Истекающий кровью и бесцветной слизью, спотыкающийся, уже не выглядящий хищником, он бессмысленно крутился, пытаясь угадать, с какой стороны последует новый выпад. Но ни разу не угадал. Деревянный кинжал разил его вновь и вновь, беззвучно впиваясь в плоть. Он бил в шею, в подбрюшье, в спину, в морду — и всякий раз мгновенно отлетал в сторону под аккомпанемент деревянного стука. Это было похоже на вьющуюся вокруг большого, но неуклюжего паука деревянную осу. Свою стремительность она обращала в неуязвимость.
Но Бруттино был не просто быстр, скорость не являлась его единственным оружием. Помимо этого, он был и невероятно силен. Гензель уловил момент, когда удар Генокрокодила, нанесенный вслепую, угодил в цель. Точнее, почти угодил. Вместо деревянной головы чешуйчатая лапа соприкоснулась с мгновенно выставленной деревянной же рукой. Раздался негромкий хруст, и лапу вывернуло из сустава, она осталась болтаться, больше не подчиняясь хозяину.
Гензель смотрел на сцену как зачарованный. Бруттино был не просто хорош в бою. То, о чем судачили на улицах, не отражало и четверти его истинного потенциала. Он был страшен. Его боевые качества настолько превосходили качества противника, что бой перестал быть боем с того момента, как начался. Это было театрализованное убийство. Расчетливое, осознанное, показное. Деревянная кукла, наслаждаясь своим превосходством, медленно и планомерно уничтожала своего оппонента, не оставляя ему и тени шанса. Даже не представление — унизительная казнь.
«А что, если бы на месте этого мутировавшего крокодила очутился ты? — проникнутый ядовитыми испарениями чужой голос проник в сознание. — Старая акула — неважный боец. Она способна лишь громко щелкать челюстями, отгоняя мелюзгу. Думаешь, это сработало бы с Бруттино?..»
Не сработало бы. Это Гензель понимал с безжалостной отчетливостью. На стороне Бруттино были его сила, молодость, скорость, напор. Все то, чем когда-то располагал Гензель. Много лет назад, когда еще считал себя вертким хищником глубин, а не старой рыбиной, проводящей часы у поверхности и греющейся на солнце. Если бы кто-то заставил его сейчас выйти на сцену против Бруттино, он не поставил бы на себя и медного гроша. Разве что половину — если у него в руках будет мушкет.
— Кажется, ты впечатлен, братец, — неожиданно сказала Гретель.
Оказывается, она уже некоторое время наблюдала не за сценой, по которой метался истязаемый Генокрокодил, а за ним самим. Гензель разозлился на себя. Если уж Гретель ничего не стоит прочитать по его лицу охватившие его впечатления…
— Он неплох, — сказал Гензель небрежно, но одобрительным тоном. Пожалуй, неплох. Немного небрежен, но в целом…
— Он гораздо сильнее любого существа, которое тебе доводилось видеть. Разве не так?
Гензель поморщился, пытаясь в то же время сохранить пренебрежительное выражение.
— Не стану спорить, эта деревянная кукла умеет впечатлить невзыскательного зрителя… Ладно, допустим, что он и в самом деле отличный боец. Даже для здешнего театра, который многое повидал. А теперь объясни, ради решетки Пеннета, за каким дьяволом тебе потребовалось создать что-то подобное? Хотела заработать на подпольных боях, чтобы раздобыть денег на лабораторную посуду?
Плечи Гретель опустились. Незначительно, может, на пару миллиметров. Но сейчас, когда они не были скрыты потрепанным лабораторным халатом, это было хорошо заметно.
— Я не задумывала ничего подобного. Это был эксперимент над необычным видом древесины, а не попытка вырастить непобедимого гладиатора.
— Когда я иду вечером в трактир, чтобы опрокинуть стопку анисовой настойки, я тоже не всегда предполагаю, что встречу утро в придорожной канаве. Но в твоем случае, мне кажется, эксперимент слишком уж отошел от корней. Насчет корней — надеюсь, ты оценила каламбур?..
На сцене взревел Генокрокодил — деревянная кукла, скользнув под чешуйчатой тушей, ударила своими пальцами, похожими на неровно обрубленные древесные ветки, ему в пах и практически оскопила.
— У него отличные физические показатели, — ровным тоном произнесла Гретель, когда рев смолк. — Удивительно.
Гензель поежился.
— Ты уверена, что поливала его простой водой, когда он рос?
— Я использовала рыбный суп.
— Дереву — рыбный суп? — изумился Гензель. — С каких пор деревья поливают рыбьим супом?
— Экстракт из желез глубоководных рыб. Стимулирует клеточный рост…
Генокрокодил едва двигался. Едва удерживая свою тушу на трех уцелевших лапах, он слепо бродил по сцене, даже не пытаясь схватить противника зубами. Чувствовалось, что он находится на последнем издыхании. Кровь лилась из него, как из сырой печенки, которую подвесили на веревку и размозжили шестопером. Он поскальзывался в собственной крови, время от времени падал, издавая нечленораздельный рык. Его прочная шкура местами свисала клочьями, как порванный холст с рамы, обнажая алое мясо и кость. Оставшийся глаз слепо таращился вперед, едва ли что-то различая. Генокрокодил больше не был охотником, не был королем и единовластным диктатором сцены. Теперь это было издыхающее существо, жалкое, неприятное и тоскливое, как все животные в приближении смерти. Мулы из зрительного зала, еще недавно ободрявшие его криками, теперь свистели и насмехались, стоило ему в очередной раз попытаться атаковать. Они давно уже поняли то, во что он сам отказывался верить, — вчерашний король стал просто несколькими сотнями килограммов медленно отмирающей плоти, в которой еще каким-то чудом зиждется жизнь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});