Читаем без скачивания Все твои совершенства - Колин Гувер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он кивает, как будто все понимает.
– И сколько раз ты подумала об Итане с тех пор, как увидела меня сегодня в ресторане?
– Один, – признаюсь я. – Только что.
– Вот и хорошо. Потому что я не Итан. – Он поднимает меня на руки и несет к кровати. Укладывает меня, отступает и снимает рубашку. Я никогда еще не прикасалась к такой гладкой, упругой, красивой и загорелой коже. Без рубашки Грэм близок к совершенству.
– Мне нравится твое… – Я кладу палец на его грудь и вожу по ней кругами. – Твое тело. Очень красиво.
Он смеется, ставит колено на матрас и ложится рядом со мной.
– Спасибо, – говорит он. – Но оно не достанется тебе так сразу. – Он поправляет подушку под головой, устраиваясь поудобнее. Я приподнимаюсь на локте и сердито смотрю на него.
– Почему это?
– А куда спешить? У нас впереди ночь.
Конечно, он шутит. Учитывая тот поцелуй…
– Ну, и что мы будем делать, пока ждем? Разговаривать?
Он смеется.
– Ты говоришь так, будто разговор со мной – худшее, что можно придумать.
– Если мы будем слишком много разговаривать до того, как займемся сексом, я могу узнать о тебе что-нибудь, что мне не понравится. Тогда секс будет не таким интересным.
Он протягивает руку и с усмешкой заправляет мои волосы за ухо.
– А может быть, выяснится, что мы родственные души, и тогда секс будет умопомрачительным.
В чем-то он прав.
Я скрещиваю руки на подушке, кладу на них голову и перекатываюсь на живот.
– Тогда давай поговорим. Ты первый.
Грэм проводит рукой по моей руке и нащупывает шрам на локте.
– Откуда у тебя этот шрам?
– Мне было четырнадцать, и мы со старшей сестрой носились по дому. Я не знала, что раздвижная стеклянная дверь закрыта, и попыталась в нее выбежать. Разбила стекло и порезалась примерно в десяти местах. Но шрам остался только один.
– Вот ведь, черт побери.
– А у тебя есть шрамы?
Грэм немного приподнимается и указывает на свою ключицу. Там примерно четырехдюймовый шрам, и похоже, что травма, после которой он появился, была основательной.
– Автомобильная авария.
Он придвигается ближе и обхватывает обе мои ноги своими.
– Какой твой любимый фильм?
– Все, что снимали братья Коэн. А самый любимый – «О, где же ты, брат?».
Он смотрит на меня так, словно понятия не имеет, о каком фильме я говорю. А потом произносит:
– «Мы просто думали… что жаба… это ты».
Я смеюсь.
– «Черт! Мы в ловушке!»
– «Господь хранит, а Джордж Нельсон обнулит!»
Теперь мы оба смеемся. Мой смех заканчивается вздохом, а Грэм с довольным видом улыбается мне.
– Вот видишь? Нам нравится один и тот же фильм. Наш секс будет потрясающим.
Я улыбаюсь.
– Следующий вопрос.
– А что ты больше всего ненавидишь?
– Неверность и почти все овощи.
– Питаешься куриными наггетсами и чипсами? – смеется Грэм.
– Я люблю фрукты. И помидоры. Но на самом деле я не в восторге от всякой травы. Я пыталась полюбить овощи, но в прошлом году наконец решила смириться с тем, что ненавижу их, и вести здоровый образ жизни другими способами.
– Любишь физические упражнения?
– Только в чрезвычайных ситуациях, – признаюсь я. – Мне нравится заниматься чем-то на свежем воздухе, но только не обычной зарядкой.
– А я люблю бегать, – говорит он. – Это прочищает мозги. И люблю все овощи, кроме помидоров.
– Ой-ой. Как-то у нас не складывается, Грэм.
– Наоборот, все прекрасно. Ты будешь съедать мои помидоры, а я все остальные овощи с твоей тарелки. И ничего не пропадет зря. Просто идеальное совпадение.
Что ж, разумный взгляд, мне это нравится.
– Ну а что еще? Фильмы и еда – это поверхностно.
– Можно поговорить о политике и религии, но, думаю, эти темы нам следует поберечь до лучших времен, когда пройдет первая влюбленность.
Он говорит так уверенно, но в то же время как будто шутит. В любом случае я согласна, политики и религии лучше избегать. На эти темы ничего не стоит поругаться, даже если люди согласны друг с другом.
– Точно, об этом молчок.
Грэм хватает меня за запястье и вытаскивает его из-под моей головы. Он переплетает свои пальцы с моими и устраивает наши руки между нами. По-моему, очень мило, но я стараюсь не слишком на этом зацикливаться.
– А какой твой любимый праздник? – спрашивает он.
– Я все люблю. Но особенно Хеллоуин.
– Вот уж чего не ожидал. Тебе он нравится из-за костюмов или из-за конфет?
– Из-за того и другого, но в основном из-за костюмов. Люблю наряжаться.
– А какой у тебя был самый лучший костюм?
Я на мгновение задумываюсь.
– Наверное, когда мы с подружками изображали «Милли Ванилли». Две из нас весь вечер говорили, а две другие стояли впереди и шевелили губами.
Грэм перекатывается на спину и смеется.
– Наверное, впечатляющее зрелище, – говорит он, уставившись в потолок.
– А ты наряжаешься на Хеллоуин?
– Я не против, но с Сашей я никогда не наряжался, потому что она всегда выбирала что-то стандартное и развратное. Развратная чирлидерша. Развратная медсестра. Развратная ханжа. – Он на секунду замолкает. – Не пойми меня неправильно, я не имею ничего против развратных костюмов. Нет ничего плохого в том, что женщина демонстрирует свои достоинства, если ей этого хочется. Просто Саша никогда не просила меня наряжаться. Думаю, она хотела, чтобы все обращали внимание только на нее, и не хотела, чтобы мы одевались в парные костюмы.
– Ну и зря. Столько возможностей упущено.
– Правда же? Я мог бы нарядиться ее развратным квотербеком.
– Ну, если мы все еще будем разговаривать, когда наступит Хеллоуин, мы с тобой нарядимся парочкой развратников.
– Все еще будем разговаривать? Квинн, до Хеллоуина чуть больше двух месяцев. Когда он наступит, мы уже будем жить вместе.
Я закатываю глаза.
– Ты не слишком самоуверен?
– Ты это так называешь?
– Большинство мужчин сразу же хотят секса. А ты однажды мне отказываешь, а потом заявляешься полгода спустя только для того, чтобы снова отказать мне. Чтобы поговорить. Так что не знаю, стоит ли мне заморачиваться.
Грэм поднимает бровь.
– Не принимай меня за того, кем я не являюсь. Обычно я полностью за то, чтобы начать с секса, но у нас с тобой целая вечность, чтобы добраться до него.
У него такое серьезное выражение лица, что сразу понятно: он шутит.
Я приподнимаюсь на подушке и поднимаю бровь.
– Против секса я ничего не имею. Но за ним стоит привязанность.
Грэм просовывает под меня руку и притягивает меня к себе так, что моя голова теперь покоится у него на груди.
– Как скажешь, Квинн. Если ты хочешь, чтобы мы еще несколько месяцев притворялись, что мы не родственные души, меня это устраивает. Я прекрасный актер.
Я смеюсь над его сарказмом.
– Родственных душ не существует.
– Я знаю, – говорит он. – Мы не родственные души. Родственные души – это скукотища.
– Я серьезно.
– Я тоже. Совершенно серьезно.
– Ты идиот.
Он прижимается губами к моим волосам, целует в макушку.
– Какое сегодня число?
Как же он перескакивает с темы на тему. Я поднимаю голову и смотрю на него.
– Восьмое августа. А что?
– Просто хочу убедиться, что ты никогда не забудешь дату, когда мироздание снова свело нас вместе.
Я снова прижимаюсь к нему головой.
– Ты идешь напролом. Как бы это меня не отпугнуло.
Его грудь колышется от тихого смеха.
– Ничего такого не будет. Вот увидишь. Через десять лет восьмого августа в полночь я повернусь к тебе в супружеской постели и прошепчу на ухо: «Я же тебе говорил».
– Неужели ты такой мелочный?
– Мелочнее некуда.
Я смеюсь. Пока мы разговариваем, я то и дело смеюсь. Не знаю, как долго мы лежали в одной позе и разговаривали, и у меня еще к нему миллион вопросов, но я вдруг начинаю зевать. Я пытаюсь с этим бороться, потому что разговор с ним расслабляет даже больше, чем сон, и я хочу задавать ему вопросы всю ночь.
Наконец Грэм идет на кухню за стаканом воды. Вернувшись в спальню, он выключает лампу, забирается в кровать и обнимает меня со спины. Честно
